Небо с журавликом увековечив

ВГЛУБЬ

 

                       «…Какая польза человеку,

                       если он приобретёт весь мир,

                       а душе своей повредит?..»

                                              Евангелие от Матфея 16:26

 

1

 

Смотришь на звёзды, падаешь в свой колодец.

Дно, как аквариум, в зеркале – быт-уродец.

Нежная рыба без чешуи в рассоле

плавает рядом, время твоё мусолит.

Нежная рыба к веку плывёт и к глазу,

видит в зрачке условность, или не сразу.

Птицы вьют гнёзда, ветер доносит песни.

Смотришь на звёзды и на ладони лестниц,

что-то неладное не замечаешь сходу –

воду глотаешь, воду глотаешь,

воду.

 

2

 

Корни всех слов

силой одной сплетаются,

мирятся в солнечном слове,

но без него скитаются.

Боготворятся в нём, на языках роятся.

Так имена братаются

с небушком в святцах.

Так просыпаются с хлебушком-словом дети.

 

Душно в колодце, к ночи холод и ветер.

Что-то болит. Глубина ли?

Камешки бренные,

стен гримуары с ятями и теоремами,

споры с собой, образами, c альфа, омега,

Лотом, не помнящим соль и не знающим снега.

 

Клювом малюет лесенку чёрная курочка,

квочкой прикинется, душенькой в перьях,

дурочкой.

 

3

 

Если родился на свет, если могуч твой ор,

ключ тебе будет.

Дверь распахнётся. Или – на спор

болью распашут тело,

болью разбудят.

 

Ветер зашепчет, сонно тростник качнётся:

что там внутри пещерного инородца?

Если как глина речь и язык не залип,

вылепят сердце твоё –

мягкое сердце-всхлип.

 

Слышишь Пиндара? Всхлип он несёт,

словно знамя –

каждый распятый слог

вечный – богами занят.

 

4

 

Крылья к зиме распустил

ангел на ветке акации,

в сердце своём человека баюкает.

Сон человека – болезнь гравитации,

камень за пазухой, чудище обло сторукое.

 

Нежная птица – дива и солнечный свет –

нянчит чужое время на сломанной ветке.

Мира взыскует ум, суета сует,

смерч водянисто-красный в сердечной клетке.

 

Дети швыряют камни, к кринице бегут.

Что им какая-то птица с нездешним взглядом?

Бросят монетку «на счастье», чего-то ждут.

Дети дурачатся.

Мячик, снежки, снаряды…

 

5

 

Падает камень во тьму, лодку качает.

Падает камешек вглубь, в чьи-то печали –

всё всколыхнёт – от мечты до скорбей,

горьких и сладких позорищ,

тёмных кровей.

 

Мати камням всем, бело-горючий пламень

сон-Алатырь, в землю ложится камень –

ищет проросшего слова, божью пшеницу

в стане гробующих.

К месту ли им синица?..

 

К месту, как коконы бабочек в адовых шахтах,

там, где психеи с амурами на брудершафтах,

слова не зная, томятся предчувствием речи,

небо с журавликом увековечив.

 

Мысли – увечные дети, рабы сквернословия –

в головы-мячики,

в головы – шишки еловые…

Лодочка тонет, пока паладиновы внуки

глубь – журавлиным пером –

баламутят от скуки.

 

6

 

Здесь зима на подходе.

Сирены бессильны – воют в окна больничные.

Здесь нужда в кислороде

и до самого дна голоса обналичены.

Здесь пустоты границ освещают снаряды,

но по-прежнему блеск золотого сечения,

Здесь извечны луна и плеяды,

но их время имеет значение.

 

Время – плотный стежок

в сновиденье адамовом,

лигатура для ран, истекающих словом.

Говори, не молчи,

сколько времени жалобам

и природных законов в значении новом.

 

Сколько в слове опальном

несбыточных целей,

сколько истин избитых

до порванных ртов.

И какую из всех цитаделей

холод времени выбрать готов.

 

7

 

Падает звезда, собой ведома,

видит приоткрытое окно,

будничность расхристанного дома.

Будничность – судьбы второе дно.

Первое – в ночи неотвратимо

мягко холодит твоё лицо –

долгий сон души, смотрящей в зиму,

словно бездны вдох над деревцом.

 

Долгий сон, где вопленица плачет

и остры булавки голосов,

но не имут сраму.

Что-то значат

облака почти реальный шов,

нежный иней на увядших розах,

небо в блёстках, падающих вдруг.

Бросил камни дед в «Метаморфозах»

и, гляди-ка, «встаньте, дети, в круг…».

 

Пеночка осваивает звуки,

ботало на шее у скота.

Чьё-то имя в кожаной косухе

о полётах грезит неспроста –

ищет роль свою в мифологеме.

Видит око свет, да зуб неймёт.

Но когда у имени есть время,

кажется, что лодочка плывёт.

 

ноябрь 2021

 

 

БЛЕСК АМАЛЬГАМЫ

 

       «Открытием Укбара я обязан сочетанию зеркала и энциклопедии»

                               Хорхе Луис Борхес «Тлён, Укбар, Орбис Терциус»

 

Ещё вблизи сон прожитого лета,

но слишком долог коридор затмений.

В плену зрачок и нет иммунитета –

чем призрачней узор, тем вдохновенней.

 

И сумрак слова в блеске амальгамы

чуть мягче тени, нежностью припудрен.

Но вспомнишь боль и – кровоточат шрамы,

но вспомнишь год и – поседеют кудри.

 

Что память, если нищий на пороге

вот-вот уснёт, освоив метакосмос.

Качнётся город на цепи тревоги,

но нищий – здесь, и снова безголосый.

 

Ему – иерархические птицы¹

почти как шляпки древние с плюмажем.

Качнётся город, чтобы прислониться,

а ты его не опознаешь даже.

 

Он – сад во тьме, обугленный до камня,

пьёт зеркало мифических столетий –

там книжный дух и в свет открыты ставни,

там, кажется, играют чьи-то дети.

_ __

¹ «Иерархические птицы» – картина Марка Ротко.

 

14.12.2021

 

 

ЧТО-ТО ДВИЖЕТСЯ

 

Что-то движется в небе почти наугад.

Птица к дереву льнёт, и фронт атмосферный.

Звук летит мотыльково, но мир языкат –

пращур слово отведал в люльке пещерной.

Или брызнуло млеко, пригубил бог

чей-то слог, не успевший вылиться в реку.

Или «грека» приехал, поскольку мог

небо втиснуть в щепоть и вцепиться крепко.

 

Что-то движется. В чёрную книгу горл

звук слетает от дрожи космических нервов,

и ярится внезапно, рождая шторм,

и становится безразмерным.

Мир чадит городами, из дымных вод

вьётся временем жизнь в головах и чревах.

На отдельный роток среди тысяч зевот

не накинет платок Пресвятая Дева.

 

Что-то движется влёт – пулей в белые сны,

слово бьётся о стену в надежде выжить.

В абстинентной горячке на пике весны

кто-то – ржавчину мира напишет рыжей.

На железные нервы и глиняный лоб

мёд прольётся последний, скрывая душу,

чтоб к обедне из сердца потёк сироп,

но движения не нарушил.

 

9.10.2021

 

 

ОТБОЛЯТ ВРЕМЕНА

 

Отболят времена, пустота отмолчит,

за подкладкой плаща отзовутся ключи,

и воротятся белые птицы,

чтобы в небе твоём отразиться.

По снегам и по лужам – по миру пойдут

все, кто были, кто нужен, кто там и кто тут.

Или – просто пойдут дни за годом

с человеком, дождём, пароходом.

Не от общего к частному, не вопреки,

пусть черны оба берега тёмной реки,

или морем завещанный берег

не боится, не просит, не верит.

Скажешь имя, успевшее голосом стать,

так посмертную маску срывают и вспять

прорастают душою из плена –

из янтарной смолы, из полена.

 

4.01.2022

 

 

НИ КУДА НИ ГДЕ

 

                    «Чтобы правильно задать вопрос,

                    нужно знать большую часть ответа»

                           Роберт Шекли «Верный вопрос»

 

                     «Одно было уж верно:

                    белый котёнок был тут ни при чём»

                           Льюис Кэрролл. «Алиса в Зазеркалье»

 

Дальний лес, не обозначенный на картах

белый-белый.

Ворон бед ему не каркал.

Неисхоженные стёжки вором,

хмурым зверем от бесхлебья хворым.

 

Белый-белый дом в тиши,

едва часы идут.

У заимки две осины хороши и дуб.

День на цыпочках секундных повторений –

белый-белый день,

закат его сиренев.

 

То ли звуки в том лесу, как сталь слоённая,

то ли речи – небылицы потаённые –

поневоле не глаголется, не славится,

не лукавится,

не голосится здравица.

 

Ни вины там нет,

ни холода меж двух огней,

ни наречий, языков, уснувших на войне –

крепкий дух лилейного пространства –

косточка небесного гражданства.

 

Чем она болела,

чьей белела волей, уходя в себя

от славы митрополий…

На неё идущие полки

в землю усыхали – до реки,

до корней утробы, до густой

травяной мольбы

за упокой.

 

…Белый-белый хлеб, не выпеченный к ночи –

идолами рода, что до слов охочи.

Ветер снов – Равель земных равнин –

умершей инфанты господин,

речи убаюкивает звуком.

Голосом становится разлука.

И повсюду звон – до асимптоты,

с волнами играют галиоты,

«блинчиками» пляшут по воде –

ни куда скользят они, ни где.

 

13.01.2022

 

 

ИДЁТ ВЕСНА, ЗА НЕЮ ЛЕТО

 

Конец зимы у самой бездны.

Багряных лезвий дух железный

и льда синеющего даль

несёт воинственный февраль.

Густеет кровь и болен цезарь,

в грибной мицелий метит цезий,

и вопленное, племенное –

чернее угля, козырное

всё ищет жертвенный калач,

всё пуст живот.

Трубит трубач.

Заката пламень, heavy metal.

Идёт весна, за нею – лето,

они не могут не идти,

как время жизни и дожди.

В пространствах памяти – воздушный

привольных песен голос южный

и нежность мальвы, и ковыль –

любви молитвенная быль.

 

20.02.2020