Свет Змееносца

***

 

Взлетает к небу лестница –

Горы седая бровь.

У города две крестницы –

Свобода и любовь.

 

Весенним равноденствием

Когда-то рождена,

Глядит мне в окна женственно

Тревожная луна.

 

А завтра всё изменится.

А завтра я – не я.

Печаль – апреля пленницу –

Другие сны пленят.

 

Забудется, что сказано,

Не сказанное же

Теперь ожить обязано

Хоть в чьей-нибудь душе,

 

Освобожденным шёпотом

По улицам пройти,

Развилку с двумя тропами

Найдя в конце пути.

 

Взлетает к небу лестница –

Горы седая бровь.

У города две крестницы –

Свобода и любовь…

 

 

***

 

В том году роковом

Море было настолько красиво,

Что в словах не заметил ни яда, ни горькой тоски.

В том году роковом

Я остаться тебя попросила –

В ту минуту мы с необратимостью стали близки.

Сквозь туманы брели,

Камыши раздвигая руками,

Шли по мокрым камням

И держались едва на ногах,

Но, когда выбирали мы между двумя берегами,

То ступили на сумрачный, превозмогая свой страх.

В том году роковом

Слишком ярко светил Змееносец,

Но его покровительство нас воскресить не смогло,

Когда чёрной обидой влетела безликая осень –

И осыпались души на землю разбитым стеклом.

В том году роковом

Смолкло время, судьба покачнулась,

И застыли слова, на губах оставляя вопрос:

Ты живой или мёртвой воды второпях зачерпнула,

Если ветер спустя столько лет счёт за это принёс?..

 

 

ИВА

 

Когда погаснет фонарь последний,

И станет город похож на призрак,

Где каждый дворик и дом – столетний,

Где вместо празднеств справляют тризны,

Когда умолкнут чужие песни,

И снег растает ещё в полёте,

И стены улиц охватит плесень,

И солнце будет уже не в моде,

Когда разделят на «до» и «после»

Всех нас, наивных, уставших, нежных,

И будет поздно, безумно поздно

Любить!

И будет зима бесснежной,

Мы станем взрослыми и – другими,

С жестоким нравом и грубой кожей,

И что-то главное в сердце сгинет,

И частью мрака мы станем тоже.

Но я приду посмотреть на звёзды,

Туда, ты помнишь, где плачет ива…

…Скажи, а разве бывает поздно,

Пока мы живы?..

 

 

СОН

 

У берегов большой реки,

Где сны сбываются и гаснут,

И время – жизни вопреки –

Остановилось безотказно,

 

Чтобы успели изучить

Друг друга линии ладони,

Пока рассветные лучи

Ночную нежность не прогонят,

 

Где город нас благословил –

Людьми навеки осуждённых, –

И свет, что еле уловим,

(От фонарей, вдали зажжённых),

 

Рисует с чистого листа

Судьбу, которая случится…

Я верю, мы остались там,

И эта жизнь нам только снится.

 

 

«ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ»

 

Под ворохом быта

Уснули поэты,

А все корабли развернулись на юг;

Остался мне голос холодного ветра,

Осталась фантомная горечь разлук.

Теперь – вспоминать не случившийся с нами,

Не прожитый нами, но истинный день,

Когда мы исчезли, став яркими снами,

А мир превратился в огромную тень.

«Летучим голландцем» несётся былое

Сквозь жизненный быт к островам-миражам,

Где всем расставаниям дочь Алкиноя

У моря построила призрачный храм.

Но мы за бортом эфемерного судна,

Лишь издали смотрим в ночной тишине,

Как прочь уплывает «голландец» безлюдный –

В минувшую небыль – к тебе и ко мне.

 

 

***

 

Когда впадают волны дней

Непрожитых – в седое море,

И неопознанное горе

В висках трепещет всё сильней,

Несуществующей весны

Гроза – гремит из ниоткуда,

А неслучившееся чудо

В чужие превратилось сны;

Читай по знакам на воде,

Что для единожды рождённых –

Фантомы дел незавершённых

Важнее завершённых дел.

 

 

***

 

Всё больше фонарей, а ночи все длиннее.

Другие говорят: зимой не видно звёзд,

Но чем темнее мгла, тем явственней над нею –

В созвездии Тельца – Плеяд прозрачных гроздь.

 

И знаю, отчего – ищу их: сквозь туманы,

Сквозь тучи, когда мрак – почти неумолим:

Не потому, что я – не вижу их изъянов,

А потому, что им – неведомы мои.

 

Свободна от себя, у старого причала

Смотрю – всё ближе звёзд прозрачная лоза…

Покажется: могу – всю жизнь начать сначала!

…И страшно вздрогнет ночь – незыблемым «нельзя».

 

 

***

 

Она снилась ему – вся в белом,

И стояла у кромки моря,

В бирюзовом аду заката.

 

Она снилась ему в субботу,

А во вторник случилось горе.

Под ногами шуршал репейник,

 

Уходила тропинка в небо,

Тишина отдавала болью,

Заалели большие листья.

 

Где-то рядом играли свадьбу –

Утопическое застолье,

Словно лондонский пир, запело.

 

И откликнулся эхом город,

Изменились слова и роли,

Улыбался садовник Мюллер.

 

Напоследок – той летней ночью,

Пока билось о камни море,

Она снилась ему вся в белом…

 

 

КУВШИНКА

 

Солнца красная монета:

Завтра будет ветер.

Напророчили приметы:

Мне тебя не встретить.

 

Пошатнулся мостик старый,

Всполошились птицы.

Сердца гулкие удары

Отбивают тридцать.

 

Ниже небо, выше город,

И бессонней – ночи.

Неспроста, наверно, холод

Был нам напророчен.

 

Износился старый мостик,

Где вдвоём стояли.

Ни обиды нет, ни злости,

Просто – опоздали.

 

Над водой сгустилась дымка,

Шелестит осока…

 

…Белоснежная кувшинка

Светит одиноко.

 

 

***

 

Неба ширь –

В квадрат окна.

В точку белую –

Луна.

Руку тёплую –

В карман.

Колыбельные –

В обман.

Сказки нет – уснул дракон.

…Всё поставлено на кон:

Время, хоть не подведи,

Вспять по городу иди!

Чтобы звёздам – падать вверх,

Чтобы – сгинул смертный грех,

Чтобы – хвоя, ночь, река,

И печаль моя – легка.

…Чья вина – не знать бы нам,

Но с ней каждый – сам на сам,

Стала тоньше неба ширь,

Стала шире боль души.

В грусть немую – тишина.

В точку тусклую – луна.

…И, воюя с темнотой,

Всходит месяц молодой…

 

 

***

 

У памяти голоса нет.

Глаза и холодные руки.

До точки сжимается свет,

Блуждая в тумане и вьюге.

 

И если ему закричать,

Не вздрогнет далёкое эхо.

Поставило время печать

Проклятием и оберегом.

 

Во сне только голоса нет,

А пахнет вареньем и хлебом,

И ярок до одури цвет

Высокого, чистого неба.

 

Так радостно… если б не знать,

Что тело их – льда холоднее.

Они воскресают во снах

Родившихся много позднее.

 

Молчание слушать учись,

В нём – то, что единственно верно.

И сам, если можешь, молчи,

Не делая вечное – тленным.