Александр Руднев

«Зачем мы, поэты, живём?»

о творчестве Ильи Рейдермана


 


Название книги стихов Ильи Рейдермана «Из глубины», вышедшей в издательстве «Алетейя» в Санкт-Петербурге в 2017 г., заставляет вспомнить заглавие известного произведения Оскара Уальда «De profundis»1, с которой, правда, стихи И. Рейдермана не имеют ровным счётом ничего общего, но несомненно указывают на богатство культурно-исторических и литературных реминисценций.


Илья Исаакович Рейдерман принадлежит к числу тех ныне здравствующих поэтов, которых часто называют «поэтами милостью Божией». И это не для красного словца. Его поэзия – это в самом деле «именины сердца», если употребить известное выражение Гоголя. Принадлежа к старшему поколению, современник и сверстник Е. Евтушенко, А. Вознесенского, Р. Рождественского, Б. Ахмадулиной – последняя ему как-то ближе в отличие от других названных поэтов, – корни его творчества уходят почти целиком в поэзию русского «Серебряного века» и даже много раньше, и не случайно поэтому его называют «одним из последних с корабля великой русской поэзии».


По своей литературной позиции И. Рейдерман во многом консервативен и не приемлет многих современных новаций, в частности, активно не принимает постмодернизм, о чём он совершенно прямо заявил в своём «Интервью с самим собой», которое опубликовано в конце книги. И не случайно его стихи по своему строфическому и метрическому репертуару очень традиционны, очень классичны, мы бы сказали, – в лучшем смысле этого слова.


В отличие от большинства своих знаменитых и именитых столичных современников, он прожил всю свою большую 83-летнюю жизнь в разных провинциальных городах – в одном из маленьких городков Донбасса, а затем в Перми, но очень значительный по протяжённости кусок его жизни связан с «провинцией у моря» – пёстрой, шумной, колоритной Одессой и вне Одессы его, пожалуй, даже трудно себе и представить. В столицах он бывает, видимо, только наездами и такой способ существования и творчества ему, видимо, вполне по душе, а не просто потому, что так сложилась жизнь. Но по своему уровню это, конечно же, во всех отношениях столичный поэт – о какой бы то ни было периферийности, провинциальности, особенно, в одиозном смысле этого слова, здесь даже не может идти и речи.


По его собственному признанию, он всегда избегал литературных тусовок, хотя, конечно, раком-отшельником, по-видимому, тоже не был, а тусовки, как известно, очень любят многие литераторы – как столичные, так и провинциальные. И. Рейдерман предпочитает уединённое и углублённое, почти лишённое ярких внешних впечатлений, творчество. Поэтому он, очевидно, и смог так много сделать. Но был во многом одинок в своём времени, насколько можно судить, как это часто бывает у некоторых творчески одарённых и выделяющихся из толпы людей.


Его ранние поэтические опыты привлекли сочувственное внимание Анны Ахматовой, у которой он побывал в её последний приезд в Москву в 1966 году, Павла Антокольского, Анастасии Цветаевой, которая как-то написала ему; «Вы – замечательный поэт! <…> Порадуйтесь вместе со мной», Андрея Сергеева, которого Рейдерман почитал своим учителем и наставником, что в свою очередь вызвало одобрение всегда сдержанной на похвалы А. Ахматовой. О поэзии Рейдермана в переписке с автором доброжелательно отзывались и не так давно ушедшая из жизни Инна Лиснянская, и известный критик и литературовед Ирина Роднянская, о нём писали и говорили известный современный поэт и прозаик Виктор Широков, искусствовед Елена Шелестова, писательница, кандидат филологических наук Вероника Коваль, литературный обозреватель журнала «Нева» Елена Зиновьева, писатель и критик Юрий Кувалдин, а также музыкант Юрий Дикий, руководитель миссии Святослава Рихтера и Давида Ойстраха в Одессе, петербургский врач, профессор медицины Андрей Гнездилов – и этот перечень можно было бы продолжать ещё долго.


Те, кто писал о поэзии И. Рейдермана, неизменно обращали внимание на значительное философско-интеллектуальное наполнение его стихов. «Философы были поэты, поэты были философы», – заметил по этому поводу известный философ, профессор В.Н. Порус.2 И поставил И. Рейдермана в следующий в высшей степени достойный литературный ряд: «Державин, Баратынский, Тютчев, Бродский, Рейдерман».3 Никто, я полагаю, не будет спорить с тем, что это дорогого стоит.


И читая, признаться, впервые стихотворения И. Рейдермана, я целиком и полностью присоединяюсь к такого рода высоким мнениям. И. Рейдерман, вне всякого сомнения, выдерживает сравнение и в определённом смысле даже конкуренцию с самыми великими классиками, хотя, как хорошо всем известно, существует огромное количество «поэтов хороших и разных», по известным словам В.В. Маяковского.


Но более всего исследователи и критики обращали внимание на глубинную внутреннюю связь поэзии И. Рейдермана с О. Мандельштамом, что видно даже на достаточно поверхностный взгляд. Поэтому совершенно справедливы слова известного пермского литературоведа, доктора филологических наук Р.С. Спивак, заметившей, что И. Рейдерман – позднеромантический поэт, наследник «серебряного века», обладатель редкого в наши дни высокого поэтического слова. Он странным образом существует где-то между символизмом и акмеизмом, пожалуй, ближе других ему Мандельштам, о чём свидетельствует беспримерное количество стихотворений, посвящённых ему или написанных под его эпиграфами».4 И не случайно писавшие о И. Рейдермане замечали, что в его стихах эпиграф является как бы темой, а содержание самого стихотворения – вариацией на эту тему. Таким образом, можно увидеть, что стихи И. Рейдермана построены по принципу музыкального произведения, и сами по себе, по своей строфике и ритмике, по своим поэтическим образам в высшей степени музыкальны. Можно сказать даже, что поэзия и музыка здесь слились воедино, чего например, никак не скажешь о стихах (прежде всего детских) Корнея Чуковского, которые, напротив, поражают своей немузыкальностью, или исполненные внутренних диссонансов и определённой внутренней дисгармонией стихи Марины Цветаевой. О своей природной музыкальности и бесконечной любви к музыке поэт рассказал в своём очень интересном «Интервью с самим собой». И это настолько любопытно и показательно для него, что мы приведём этот фрагмент полностью; «В маленьком городке (Дружковке на Донбассе – А.Р.) можно было покупать книги. И пластинки. Праздником была покупка полукруглого чемоданчика – это был у нас уже не патефон, а как бы примитивный электропроигрыватель. И в дом вошли Моцарт и Бетховен. В маленькой комнате в коммунальной квартире по вечерам мы слушали музыку с мамой. Как сладко! Как мучительно! Я не мог заснуть и проигрывал в голове целые концерты для фортепиано и скрипки, хотя и вполне в духе великих авторов. Эта внутренняя музыка захватывала меня и днём. Музыкальное безумие продолжалось несколько лет. Мама мне рассказала, что в возрасте трёх с половиной лет она показала меня музыканту-профессору и тот сказал, что у мальчика абсолютный музыкальный слух, его обязательно нужно учить музыке. <…> Что такое абсолютный слух – я тоже не понимал. Потом я прочитал у Бориса Пастернака, как он забросил музыку, ибо вдруг узнал, что у него нет абсолютного слуха! Жаль ненаписанной музыки Пастернака. Что же касается меня – то из того, что я слышал внутри, я не мог записать ни единой ноты. Если я был рождён композитором, – то несостоявшуюся музыку заменила поэзия. Впоследствии я много лет не без успеха занимался музыкальной критикой»5.


Мы уже сказали о том, что кумиром всей жизни и творчества И. Рейдермана всегда был Мандельштам. Но к этому мы бы добавили с полным основанием и имя Пастернака, который также и не менее, быть может, присутствует в поэзии И. Рейдермана со своей «пастернаковской» музыкальностью. Поэтому Рейдерман имел все основания написать:


 


Все стихи Мандельштама – написаны мной.


Я – безумец, ещё недобитый,


Что стоит перед той  же китайской стеной,


И терзается той же обидой.


 


Или ещё более выразительно:


 


Пирую с вами посреди чумы!


Борис и Анна, Осип и Марина.


(как мне по имени окликнуть всех?)


Ввиду объявленного карантина,


Поговорить мы можем без помех.


 


Говоря собственно о поэзии И. Рейдермана, мы бы условно могли разделить то, что нам известно из неё и вышло в рассматриваемую книгу, повторяем, очень условно, на три основных раздела.


Первый – это стихи с выраженным философско-интеллектуальным наполнением – они нам представляются наиболее характерными для поэзии И. Рейдермана. К ним относятся следующие стихотворения, вошедшие в книгу «Вместе»: «Спешим, а жизнь ветшает с каждым днём», «Умом своим мы дорожим, как домом», «Да, я умру – ведь всё живое хрупко».


Из книги «Боль»: «Вот человек – он нечто иль ничто?», «Душа – это что-то большое».


Из книги «Дело духа»: «На исходе седьмого десятка», «Порядок вещей», «Жить основательно на свете».


Из книги: «Надеяться на пониманье»: «Хайдеггер нам дал совет», «Экзистенциальные диалоги».


Вторая рубрика – это стихи с религиозными мотивами, вошедшие в книгу «Молчание Иова», особенно в раздел «Из подражаний Псалмам».


Третья – это стихи на музыкальные темы, отличающиеся почти акмеистической точностью, в духе Мандельштама: книга «Музыка» и в ней выделяются в наибольшей мере такие стихотворения, как «Любимый мой, о, Вольфганг Амадей», «Что на нотной полочке? Си бемоль?», «Владимиру Спивакову», «Моцарт», «Концерт № 23 ля мажор Моцарта», «Десятая симфония Дмитрия Шостаковича», «Дуди дружок, играй рожок», «Похороны охотника» (фантазия на тему первой симфонии Густава Малера) и др.


Затем следует раздел стихов о природе также с философскими вкраплениями и даже медитациями, написанных Рейдерманом с высоты своего жизненного и творческого опыта. В сборнике «Из глубины», где собраны стихотворения из разных книг, обращает особенно на себя внимание стихотворение «Человек, ты царь природы», отличающееся классической, почти пушкинской ясностью и прозрачностью и, одновременно, философической глубиной.


 


Побыть бы в осени невиданной,


в её природе необъятной,


чтоб в жизни – книге недочитанной, –


всё стало, наконец, понятным.


<…> Да, жизнь идёт к концу действительно,


мы мудрой учимся печали.


Душа измучена, но держится,


не ведая последних истин.


А может, истина забрезжится?


И взгляд прощальный бескорыстен.


 


И ещё одну рубрику мы хотели бы отметить, которая тоже, несомненно, выделяется в поэзии И. Рейдермана. Это – ряд стихотворений, посвящённых памяти ушедших, очевидно, многих близких ему людей; «Смерть поэта», «Год Пастернака», «Памяти Бориса Гашева», «Памяти Инны Лиснянской», «Марина Ивановна, знаете?» и др.


Таким образом, подводя резюме, следует сделать вывод о том, что перед нами – истинный, настоящий, подлинный поэт, который пусть и находясь уже на склоне лет, всё же полон творческой энергии и, стало быть, несомненно, молод душой, несмотря на естественную усталость от многих жизненных передряг.


От всего сердца мы желаем Илье Исааковичу Рейдерману доброго здоровья, душевного покоя (который пусть нам не только снится), если перефразировать известную строчку А. Блока из цикла «На поле Куликовом», и ещё желаем много, очень много столь же прекрасных, талантливых, классических стихов.


_ __ _


Примечания:


1 Из глубины (лат.)


2 И. Рейдерман. «Из глубины», с. 9.


3 Там же.


4 Цит. изд., с. 7.


5 Цит. изд., с. 398-399.


 

К списку номеров журнала «ЮЖНОЕ СИЯНИЕ» | К содержанию номера