Если крик невесом

СТЕПЬ

 

Тихая вечность моя

в тоге своей золотистой –

край абрикосовых зорь

и терракотовых глин…

Жёлтой тропинкой маня,

явью цикадно-зернистой,

гладью медовых озёр

в сердце арбузных долин,

Мекка густой пустоты,

звонкой тиши Эльдорадо,

рощ камышовых клондайк –

степь, до пылинки своя.

Солнечный ветер и ты –

компас, надежда, отрада,

сладко зовущая даль –

тихая вечность моя.

 

 

***

 

Тихо. Кроны вишен

немы. Слева, справа

тихо так, что слышен

шорох в дальних травах.

 

Словно Всемогущий,

вдруг, тоскою мучим,

где-то в райских кущах

сном уснул дремучим.

 

Козероги, овны,

короли и крали,

будто, как бы, словно

в рот воды набрали.

 

Тишина в эфире,

как в пучине Леты,

и парят над миром

птицы и поэты.

 

 

ТЕТ-А-ТЕТ

 

На самом дне Вселенной, в Черноморске

молчу и пью на кухне сладкий чай,

черпаю ночь и тишину по горстке;

шипит уютно в тишине свеча.

 

Как будто занесло меня в аббатство,

где свет – не свет и темнота – не та,

зато к услугам целое богатство:

перо, бумага, воля и мечта

 

в пыли тысячелетней по колено.

Как будто там, в божественных стенах,

укрывшийся от суеты и тлена,

от благ земных отрекшийся монах, –

 

поэт, пропахший дальними мирами,

блюду к словам и небу пиетет.

На дне Вселенной, в стихотворном храме

я с тишиной общаюсь тет-а-тет.

 

 

ЕСЛИ ЛЮБИШЬ

 

                Не кормите друг друга

                       Объедками чувств…

                          Сергей Гарькавый

 

Нет в любви половин

и других очень личных дробей.

Это в рейтинге вин –

крепче, слаще, кислее, слабей,

а любовь – жгучий свет

из неведомых сердцу глубин –

либо есть, либо нет,

либо зной, либо шорохи льдин.

 

Если любишь, забудь

аксиомы, уставы, часы.

На запреты табу,

и на свалку все в мире весы!

Если любишь, гори.

От любви без остатка сгорай.

Если нужно, умри.

И ещё сотни раз умирай!

 

 

МЕТРОНОМ

 

В туманах дремлет Таганрог.

Мгновенье… год… столетье… вечность…

В стакане остывает грог,

а за окном немая млечность

уводит в тонкие миры

вне времени и расстояний –

собачка… дама… три сестры…

вишнёвый садик… дядя Ваня…

 

Пустеет пачка сигарет,

густеют мысли, меркнут грани.

Уже забрезжил лунный свет

за сонной веточкой герани,

а в измерении ином,

сквозь эхо чаячьего гвалта,

выщёлкивает метроном:

туманы… осень… Чехов… Ялта…

 

 

***

 

Нас нет больше в городе этом,

там ветер и холод теперь.

Забвенья полна, словно Лета,

огромная площадь Потерь.

 

Лишь памяти жалкие скрипы

и чувств нерастраченных штиль…

А вздохи, признанья и всхлипы

за сотни и тысячи миль,

 

где солнце, как прежде, живое

и грусть необъятно светла,

где, штормом охваченных, двое

дрейфуют в любви без весла,

 

и лодка, терзаема шквалом,

по краешек жизни полна,

а здесь… ни девятого вала,

ни солнца. Лишь – мука одна.

 

Над городом этим пустынным,

как символ утрат и пропаж,

за сетью стальной паутины

той лодки безумной мираж.

 

… За глупость, ребячью порою,

себя беспощадно корим –

мы в поисках тропки на Трою,

теряем дорогу на Рим…

 

 

***

 

Всему свой час, свои приоритеты:

всего лишь до поры вторичность прим,

пустышки превратятся в раритеты,

падут и Третий рейх, и Третий Рим.

 

Елена подтолкнёт в пучину Трою,

Марат разверзнет пасти гильотин,

а Христофор Америку откроет

и захлестнёт планету никотин.

 

Всему свой час. История на страже:

плетёт и рвёт связующую нить.

Кому-то – пряник, а кого – накажет.

Историю не нужно торопить.

 

В урочный час, рационально, властно

внесёт в копилку свой бессмертный пай.

Она сама прольёт однажды масло

и выпустит на линию трамвай…

 

 

ТИБЕТ

 

Наверное, там ближе к Богу,

где у слияния стихий

едва родившемуся слогу

предначертание – стихи!

 

Там, словно в ощущеньях детских,

такие бури новизны,

что верится – с вершин тибетских

на небе ангелы видны!

 

 

ОПТИЧЕСКОЕ

 

        У зрячих, увы, есть опасность ослепнуть.

        У зорких же – только опасность прозреть…

                                        Сергей Главацкий

 

Я понял и прозрел,

и слепну от прозренья –

его горячих стрел,

его холодных пут.

Оптический прицел

меняет угол зренья:

кто великаном стал,

был прежде лилипут.

 

Въедается туман

в полярность точки зренья:

оптический дурман,

как в темечко шуруп.

Оптический обман

тушует озаренья…

Кто великаном стал –

потенциальный труп.

 

 

***

 

В эру грязи и лжи

от навязчивых прений

скрыться где-то во ржи,

потеряться в сирени,

утонуть на часок

в море светлой печали,

где берёзовый сок

омывает причалы,

пошептаться с Луной

о мирах и планетах,

где забыли давно

о звенящих монетах,

просто плюнуть на всё,

если принцип нарушен,

если крик невесом,

если мир равнодушен.