Любое место может быть святым

***

 

Что здесь будет три века спустя

Или больше? Подобье Содома?

Пустошь в слёзном желанье дождя?

Пепелище от отчего дома?

 

Но исчезнут зато навсегда

Грусть, пылящая по коридору,

Близорукость людского суда

С суеверным его наговором.

 

От печали запнётся рояль

В ожидании новых пришествий, –

Если может считаться печаль

Оправданием несовершенству.

 

Побывав на изломе эпох,

Прошлой жизни растратив терпенье,

Отзовётся последний мой вздох

Первым криком в грядущем рожденье.

 

Я тонул, но забыл, что тону,

Я сгорал, но не помню про войны.

Лет на триста вперед загляну

И засну, как младенец, спокойно.

 

 

ДОЖДЬ

 

Бесцельность удлиняет ожиданье,

Вчерашний день становится преданьем,

Строчит бестселлер к завтрашнему дню

Дождь, растянувший время, как в камланье,

Из перспективы сделав размазню,

 

Грозя, что смолкнет только с пятым актом.

Он, не спеша, отсчитывает такты,

Расшевелив сомнений метроном.

Уже не ждать – согреться бы хоть как-то,

Уже не думать больше о больном,

 

Не зарываться в матрицы и числа.

Как в лабиринте, логика зависла,

Не объяснив природы баловство.

В самой любви – и то не много смысла, –

Она уже случилась вне его.

 

 

***

 

Хоть в этом мире всё, как есть,

Приди ко мне, благая весть,

Грянь с потолка, от фонаря,

Спустись на крыльях почтаря,

Ужаль, как вольтовой дугой,

Стыдом от мысли неблагой.

И я сменю репертуар,

Подумав, что не буду стар

До дня, когда мне жизнь: «Пора!..», –

Как милосердная сестра,

Не молвит, погасив свечу.

Конечно, всё, чего хочу,

Не то, что мне предрешено.

…Но ведь поверю всё равно.

 

 

КАРТИНА

 

Взгляд, на себя направленный в упор,

Или обзор того, что дальше взгляда?

Лесть не намного лучше, чем укор.

Как «надо», знают все!

А – как не надо?

 

Труд или трудность признак мастерской? –

Как отделить беспечность от заботы,

Когда к холсту, как пчёлка, день-деньской

Летает кисть: работа – не работа?

 

Разлитым скипидаром пахнут сны,

И краской – быт: безделье – не безделье?

Бесценность будет степенью цены,

Когда возникнет, не являясь целью.

 

И потому весна белым-бела,

Что для неё морока – не морока.

Летает кисть, усердствует пчела,

И расцветает вишня раньше срока.

 

 

СТАРИК

 

День рябит светотенью забора,

Он резонно считает: «Так надо…».

Точка зрения – точка опоры,

Чтобы неба коснуться из сада,

Словно яблоня веткой, бессонно

По неведомой воле растущей.

Прикрываясь ладонью от солнца,

Он глаза промывает грядущим.

И в сакральном таком преломленье

Тын из прутьев с вишневой камедью

Виден как золотое сеченье

В столкновении жизни со смертью.

Всё костлявой с косой подопечно,

Кроме времени в лётных кочевьях.

И старик это знает, конечно,

Создав сад из плодовых деревьев.

 

***

 

Прищурив око, палец послюня,

Крылатый лучник целится в меня.

Что для него забава, мне – судьба.

Капризно оттопырена губа,

Слегка приподнят дерзкий подбородок,

Что в краску скучных жен и сумасбродок

Вгонял.

            Но блажь провиденья слепа

И тяжела его определённость.

Чем обернутся лёгкий флирт, влюблённость

И связанная с нею болтовня?

Крылатый лучник целится в меня.

Он горд, кружа назойливо, как шмель,

Призваньем бить, не промахнувшись, в цель.

Я не хочу, я не взывал к нему

И без него жилось, так почему

Шальной остротой тонкая стрела

Внезапная, как взрыв, как луч, светла,

Страшна, как боль, мучительна, как стыд,

Отпущена уже?!

Уже – летит…

 

 

***

 

И вечер, что растрогал иву,

И прошлое, с которым квиты,

Для нас и памятны, и живы,

И потому сто раз подшитый

Пиджак обнимет спинку стула,

С былой горчинкой звякнут тосты.

Я буду старым и сутулым,

А ты ворчливою и толстой.

Но мы пойдём, как прежде, мимо

Рядов мешочного базара,

Церквушки, бережно хранимой

Святой Марией, вдоль поджарой

Казармы, – по тому же кругу,

Чтоб я, над будущим шаманя,

Опять твою сжимал бы руку

И согревал в своём кармане.

 

 

***

 

Проснулся вечерний сверчок,

Нашёлся луны пятачок

За облаком,

                   и осторожно

Прошёлся по сердцу смычок.

 

Чтоб тайну гармонии впредь

Скрипичным ключом отпереть,

Мы будем смотреть друг на друга

Так, словно друг в друга смотреть.

 

В задумчивости, как во сне,

Тебя ли я вижу во мне,

Себя ли в тебе – отражённой,

Как в зеркале, в тёмном окне?

 

Но, чтоб расставания мгла

Застать нас врасплох не могла,

Не будем согласно примете

Смотреться в одни зеркала.

 

 

***

 

Ещё февраль, а вечер – задушевный,

Горит фонарь, – конечно же, волшебный, –

Над ним звезда, – заветная, конечно, –

Плывёт по небу в хороводе млечном.

 

А ты: чем ты живёшь? Скучаешь как ты?

Здесь тает время, зацветает кактус,

Относит в море бриз печаль и тени.

Ни бегства от разлук, ни угрызений,

Ни притяженья в противостоянье…

Конец зимы.

Любовь на расстоянье.

 

 

***

 

         Давно, усталый раб, замыслил я…

                                            А. Пушкин

 

Я жил так долго, что уйти готов

В обитель чистой неги и трудов.

Ну что ж, дуди в походный свой рожок,

Бери свой посох, пей на посошок,

Оббей пороги в приступе тоски,

До пят сотри о камни каблуки,

Считай, что оказавшись не пустым,

Любое место может быть святым.

 

И потому перо любой строкой,

Взяв за руку, уводит за собой.

Чтоб привести туда, куда идёшь.

Там станет путь на путника похож,

И дни творенья там не сочтены,

И сбывчивы и невесомы сны…

 

Но с выбором помешкай на меже:

Стихи там будут не нужны уже.