«Вновь я посетил»

НА ПОСЕЩЕНИЕ МОСКВЫ

 

С добрым ангелом на атасе,

Дабы злобный рок не накрыл,

Под щадящею сенью крыл

Глохнем так, что помилуй, Спасе.

 

В этот смутный вечерний час

Между честным ментом и вором

Лепит снег, и черней, чем ворон,

Небо – черный провал начал,

 

Пережженных в золу закатом.

Время теплится, как свеча,

В этот темный России час

Между катом и депутатом.

 

И бескрайня Столица-Ночь,

Всевзыскующа, как облава,

Долгорукой своей забавой

Позабавиться-то не прочь.

 

Вот и в этом провале лет,

Может, нас она заказала

И забыла? Спасенья нет?

Оборвется неровный след

Между улицей и вокзалом

 

В чертовне московских дорог,

В перестроенном царстве беса.

И всему подведет итог

Росчерк черного «мерседеса».

 

Чур нас нынче. Помилуй, Спасе.

Нынче – рифм, как в прошлом, порыв,

Хлебом-солью да водкой красен

Стол, который нам друг накрыл

Под щадящею сенью крыл,

С добрым ангелом на атасе.

 

 

МОНОЛОГ К АХИЛЛУ

 

Ты обиду забудь, Ахиллес –

О Патрокле подумай, о друге.

Ты – герой. Твои тяжкие руки,

Как лозу, рубят вражеский лес.

А Патрокл – он дитя, Ахиллес,

Храбрый мальчик, что в драку полез.

О Патрокле подумай, о друге.

 

Я и сам, ты ведь знаешь, Пелид,

В сердце злую лелею кручину.

Я и сам, наглотавшись обид,

Бросил все – убежал на чужбину

Испытать роковую судьбину.

 

Жизнь проходит, а сердце болит.

Так нам боги судили, Пелид.

 

Я, хотя на чужбине тужу,

Волю светлых богов не сужу

И по внутренностям не гадаю.

Я себя, как могу, соблюдаю:

С незнакомыми водку не пью

И с мимозами роз не рифмую,

За зеленым сукном не блефую,

Грозноликих вождей не пою.

Год сменяет в забвении год,

Да сердечной усталости гнет.

Я устал от убитых людей

И от этого вечного лета.

Ядовитой пыльцой «марафета»

Сушит ноздри хамсин-лиходей.

Как-то так – ни идей, ни плетей.

Лишь земля, добела разогрета,

Принимает убитых людей.

 

Жизнь проходит, а сердце болит.

Вознесем всесожженье, Пелид,

Всеблагого Владыку понежим –

Люди, персть мы земная понеже.

 

Будто гривы коней вороных,

Вьется дым приношений двойных.

Сердце поедом гложет кручина,

Множит ночью недобрые сны:

На поля иудейской войны

Провожать полурусского сына.

 

ОТЪЕЗД

 

1.

 

И вот опять срываюсь я на крик:

– Живут же люди – с них и взятки гладки!

А мне – в эпилептическом припадке

Весь искорежен расставанья миг.

И кажется, Сам Бог не все постиг

Еще в творимом Им миропорядке.

 

Все душераздирающее – речи.

У милых лиц – гримасы боли резче.

Безумнее и горше – взмахи рук.

Орет «Разлуку» хрипло черный кречет,

И ложным обещаньем скорой встречи

Я целование – иудино?! – дарю.

 

Ну вот и всё. Застыв в дверях вокзала,

Прости мне, Русь, что сердце вдруг устало

Переживать твой черно-алый бред.

За тщетный бег от бесконечных бед

Прости и знай, что лучше мне не стало.

Какая боль уж только не пытала.

Какой вины на мне уж только нет.

 

2.

 

Все пройдет. И зима заметет

Там, в России, дома и могилы.

Лишь безумного сердца полет,

Этой птицы больной перелет,

Досягнет до Отчизны немилой.

 

И оно там останется жить.

И оставит меня, и обманет.

И заставит опять ворошить

Память ту и как будто бы жить.

А само будет – там – сторожить

Улиц глушь да безумие мамы.

 

Там – пойдет колобродить-бродить

По пурге в жути уличных линий,

С безымянской шпаной разводить

Тары-бары по фене, бродить.

И покинет меня, и покинет

На-все-гда. И пустые года

Электричкой пустой пронесутся,

И упьются собой вдрабадан,

И уснут, и уже не проснутся

Никогда, никогда, никогда.

 

А в России пурга заметет

И оконные рамы, и раны.

И безумного сердца полет

До Отчизны родной досягнет.

И забудет далекие страны

Сердце, и без меня заживет.

Вольной птицей больной обернется,

Чей безумен прощальный полет.

 

И ко мне никогда не вернётся.