Стихи

***

 

Я знал, что ты уйдешь накануне зимы,

как октябрь или дождь,

об осени прошедшей не припомнив – раз мы

разминулись.

                      Уйдешь,

 

туда, где смерть твоя – словно черный размыв,

что крушит берега,

где воды потекут понапрасну, раз мы

разминулись.

                       Легка

 

была твоя волна, та, которой сразим, 

унесен ты на дно,

и нету двум сердцам утешенья, раз им

разминуться

                      дано.

23 октября 2015

 

 

 

Нотр-Дам-де-Пари

 

« …trank ich

die wilden Begeistrungsflammen… »

Heinrich Heine°

 

 

Когда пророки и цари спустились вниз

(их зрели каждый день мы),

и были спасены, хоть пали ниц,  

и сам собор, как старец, ветхий деньми,°°

увидел: здесь конец,

отверстая могила в склепе!

Останется лишь черный остане?ц°°°...

нет – прах и пепел!

 

И черный дым сумел враждебно заволочь

и улицы, и переулки за ночь,

но прежде чем настала ночь

свинцовая на град упала заволочь.

 

И раскаленный лил свинец

тот поджигатель – но его не сыщешь!

Хотел терновый – нет, христовый – сжечь венец.

Неопалимой купиною в огневище

 

восстал тот символ, увлекая за собой

все воинство над крыш железными горами.

То не собор,

то человечество сгорало!

 

Не век последний ли грядет,

век умиранья, страха и юдоли?

Погибнешь, город, если не придет

тебя спасать святой Людовик!

 

...Пожарные – до самого утра,

и до утра вокруг собора – парижане,

что семь веков таких не ведали утрат,

и семь веков ему ничем не угрожали.

 

 

 

 

 

° « … я пил пламя дикого вдохновения» Генрих Гейне

°° ве?тхiйде?нми (церк.-сл.) — из Книги пророка Даниила (в современном русском языке часто пишется деньми). В иконописи — символическое изображениеИисуса Христа или Бога-Отца в образе седовласого старца

°°°гора-свидетель, часть возвышенности, сохранившаяся от разрушения в виде отдельного массива.

 

 

 

 

 

Cavale°

 

 

...индевела жизнь морозно, каменно,

век слезился и слепил.

Видел я, как притаясь у камеры,

усмехаясь в ус, за мной следил

 

тот, кто ведал, бесноватый, лучше как

пыткою себя повеселить, 

чтобы пугачевского тулупчика

до скончанья века не сносить!

 

Бег? Побег? Не проще ли по радуге

или в оцинкованном гробу,

чтоб порадовать 

черную охранников гурьбу? 

 

Отчий край – не сыщется там круче вас!

Обойди и север, и восток!

...Вот тогда-то, медленно раскручиваясь,

вдруг развился радужный виток.

 

Постепенно ощутим и виден,

дерзостно виясь среди камней,

луч, что радужно спиралевиден, 

стражей и охраной ненавидим,

 

неизвестно как сошел ко мне.

1975

 

cavale (fr.) побег из тюрьмы

 

 

 

 

***

 

...я пройду сквозь лес, сквозь бретонский лес,

где ни стражи нет, ни снегов окрест.

Я останусь здесь, я не двинусь с мест,

не оставлю на память ни лесть, ни месть.

 

Я скажу змее или палачу,

что отсель уйти – нет, я не хочу,

ни во время оно, тем более, ни

и тогда, когда был я в краях иных.

 

От ушедшей родины  – пыль, отсев. 

Я останусь здесь, не уйду отсель.

 

Ворожу и твержу – оставайся здесь, 

пока есть перо и бумаги десть,

и еще не сгинула та пора,

когда жил под созвездием топора°.

 

Здесь, где сладок слог и чарует звук

галльской речи –  останься! Тебя зовут

те пейзажи, от коих в глазах не рябит,

где не встретить рабов, не найти рабынь.

 

Пусть пустынней мне будет (и проще вам),

но сказать мне некому – прощевай!

 

 

°строка Ивана Елагина

 

 

Актуальное

 

 

Рёвы улицы.

Рёво – люции...

 

Толпа кричит президенту:  «...шел бы ты...»,

облекаясь в жилеты желтые.

 

Исламисты бешеные – всё те же.

От страха за мужа черна президентша.

 

Министр по радио: «Как посмели вы?!»

Но полиция слушает, посмеиваясь.

 

Триумфальная Арка пестрит окраскою

граффити – и желтой, и черной, и красною.

 

Опрокинуты автомобили и баки.

Разгромлены и магазины, и банки.

 

Не видно прохожих (они как будто

век не видали такого бунта).

 

....прохожий в красном жилете, гнев не тая,

пересекает площадь...Кажется, это я.

 

 

 

Саламандра

(Monts d Arrée, Финистер) 

 

 

Вал, валуны, словно слепки волн, 

сонное солнце марта.

Отдыхая от прошлых столетних войн,

спит саламандра. 

 

Крепкое тельце, зеленый голыш,

на спине золотые крапины.

Даже во сне она слышит лишь:

«...огненно – ранено!»

 

Над тобой колдовал алхимик-мудрец,

волховали князья, короли мудрили, 

чтобы дух огня в их душе воскрес,

чтобы смертью огненной их одарили. 

 

Арморийские дали. Рассвет. И на

саламандре – луч, что сжигает кожицу.

Ты не знак стихий и не зов огня –

ты его заложница!

 

По наскальной тропке, что глаже щеки,

устремилась, храня и ожоги, и раны...

Не змеи был облик, не ящерки,

но воительницы, как и ране.

 

2002

 

Киммерийская ночь

(поэты пушкинской поры)

 

Задолго до конца вы отошли, как тени,

известность не узнав, минуя и суды,

Вы, Дельвиг, Тепляков, Туманский и Катенин,

не разделив с молвой ни славы, ни судьбы.

 

Знавали вы и скорбь, и многiя печали,

и на чужбине смерть, и одинокий век,

именья тишину, молчание печати,

и бремя нищеты, и срамоту опек.

 

За вами по следам, как злобные дуэньи –

бесславие и мрак, смятенье и надрыв,   

и мимо – и балы, и свадьбы, и дуэли... 

И не от пули смерть, но от глухой хандры.

 

Что пенье! что молва! Ведь славы нет без риска, 

петлёю кончить жизнь не проще, чем тоской, 

хоть без изгнанья жить – но ночью киммерийской

быть изгнанным навек из памяти людской!

 

Остались лишь стихи, но и куда не день их,

не скрасили они лихие ваши дни.

...Задолго до конца вы отошли, как тени,

но в утещенье вам – в его большой тени.

 

2000