Молитвы

ХУДОЖНИК

 

Порвав прельстительные сети,

Чтоб после впутаться стократ,

Твои, Господь, шальные дети,

На миг смиренные, – у врат.

 

Как рвётся в небо пламень гибкий!

Всё то, что прах в Твоей горсти,

Даруй нам, Господи, с улыбкой

И, даровав, тотчас прости:

 

Сквозь лозы в скрытности беседки

Тот вороватый лунный блик;

Блудливой тоненькой соседки

Запечатлённый светлый лик,

 

Истлевшие обрывки радуг

Меж тонких пальцев выпускниц;

Всё то, чего не сыщешь на дух;

Всё то, пред чем пластались ниц;

 

Обряд причастия – без веры;

И зов небесный – в тишине;

Причастность, как вину без меры,

И неумеренность в вине;

 

Весь мёд, отравленный хвалами;

Весь яд, – его испил Ты сам…

Из преисподней вышло пламя,

Но тяготеет к небесам.

 

 

СЫН ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ

 

Отчего эти жёны – следом?

Отчего между братьев – лишний?

Отче, сыну отец неведом

Никакой, но один Всевышний.

 

Отче, любят – под общим небом,

А враждуют – под общим кровом.

К миру пусть моё тело хлебом

Прорастает – в раю ковровом.

 

Лишь златой расплескался волос

Благовонной буйной купелью,

Я услышал знакомый голос

Над раскачанной колыбелью.

 

Отче, слышишь ли это имя?..

Любодеев – повергну в пламень,

Но уже никогда – над ними

Ни один не просвищет камень!

 

С высоты Твоего чертога

Преклонись милосердным слухом:

Прощены, возлюбивши много,

И блаженны – нищие духом…

 

 

ДИТЯ

 

О молитве благодарственной

Много позже узнают.

Шаг ступив, войду я в царственный,

Мне дарованный, приют.

 

Всё, что полнило томлением

Ваши души и тела, –

Всё приму я с изумлением

В голубые зеркала:

 

И недвижное, чумазое

Голубиное крыло;

И кошачье, желтоглазое,

Шелковистое тепло;

 

И стенанье гули-горлинки,

Вездесущей, словно дух,

Где разнеженные дворики

Заволакивает пух…

 

Стану в травы на колени я:

Сыщем мамин гребешок.

Бог простит ей умиления

Легкомысленный стишок,

 

Он ей даст луну двурогую

Со звездою голубой.

Языком слова я трогаю,

Повторяя: «Бог с тобой».

 

 

ВЕЧЕРНЯЯ

 

К обетованной утренней звезде

Руки не протяну;

Но дай, Господь, в земном моём труде

Печальную одну:

 

Вон ту, что сбила в тёмные стада

Безродные дома

И лица погасила, но сама –

Вспомянь! – ни свет ни тьма.

 

На благо ли, Творец, или во зло

Младенческие сны

Бывали так тревожно и светло

Отсутствием полны?

 

И грех ли, не сочтя в морях песок,

Изведать на излом,

Как певчий голос гулок и высок

Под храмовым крылом?

 

Не Та ли, что печальна и смугла,

Не смевшая рыдать,

С благою вестью вкупе приняла

Прощанья благодать?

 

Оставь же мне заката ветхий плащ

С лучом его косым.

Смотри: уходит, кроток и скорбящ,

Возлюбленный Твой Сын.

 

 

ЕВА

 

Ты высекал меня, словно камею.

Сёк – беспощадно. Роптать – не умею.

 

В сердце разил, дабы плотью немела.

Жить – не дано. Умереть – не умела.

 

Благодарение, Господи, змею:

Знать – не хочу, позабыть – не умею.

 

 

СТАРУХА

 

Пересыпают в ладонях песок

Малые дети долгого дня.

Я Тебя слышу: на волосок

Дня не прибавив, кличешь меня.

 

Ни на песчинку ведь не передашь,

Не пересыплешь! Мытарь и страж,

Отче студёный, дышишь в висок.

Что с меня взыщешь? Тёплый часок.

 

Нет никого между нами. Постой

Рядом: сижу да слежу, без затей,

Неисчислимый песок золотой

В тёплых ладошках малых детей…

 

 

СЫН ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ

 

Несущий меч – есть Сущий Бог?

Нет, самозванец рукотворный!

Скорблю: колодец пересох

Терпимости моей нагорной.

 

Сегодня, Отче, мой черёд

Испить – под молнию косую!

А я ведь знаю наперёд:

Вся горечь мира канет всуе.

 

Вся истина стучит в груди,

А Ты – даруешь просветленье;

Зачем же, Боже, впереди

Грядёт не мир, но разделенье?

 

Ужель их мало от меча

Укрыло землю, слившись с нею,

И под рукою палача

Для мира Истина яснее?

 

Ужель не Слово, но кресты

Навек: нагорно и нательно?..

Душа моя скорбит смертельно…

Но будет так, как хочешь Ты.

 

 

ПОЭТ – СЫНУ

 

Ты дал нам притчу на излёте

Дыханья – жизнь Свою:

Что Слово тяготеет к плоти,

А плоть – к небытию.

 

Запечатлённый, никнешь снова –

Бессчётно! – на крестах.

Твоё безропотное Слово

С тех пор в чужих устах.

 

И не поймать его, – не птица!..

И благовест плывёт…

Но Слово ищет воплотиться –

Лишь этим и живёт.

 

 

СЫН ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ – САМОУБИЙЦАМ

 

Нет, не отринуты вы небесами!

Всё претерпев, и мороку, и глад,

Непримирённые души, – вы сами

Будете вечно лелеять свой ад.

 

Пить – так до дна, чтоб из рёберной клети

Птицей рвануться – всего пожелать!..

О, для Отца вы – лишь блудные дети;

Я есмь ваш кладезь, а вы – Моя кладь.

 

Яйцеобразна та клетка: палата

Дома призренья. Смотрите в лицо:

Может, душа для того и крылата,

Чтобы стремиться покинуть яйцо.

 

Плачущих бег – не к Отцу, но, по млечной

Памяти, горько вскипевшей в сынах, –

К матери-Смерти, ревнивице вечной:

Та продержала бы век в пеленах!

 

И у смирения есть ипостаси, –

Вместишь – познай, а познав – воплоти!

Может, прилично душе восвояси

Вовремя и не прощаясь уйти?..

 

Нет, неподсудны витающи сиро!

Ангелы скажут Отцу, вострубя:

То суть поэты, все таинства мира

В душу вместившие, – кроме себя.

 

Я есмь спасенье, а если осина

Всуе помянет креста силуэт, –

О, и для тех, кому именем Сына

Дал отпущение дерзкий поэт!

 

 

ГОРОД

 

Благослови, Господь, травинку,

Растущу к небу плавно:

Тебе погибель не в новинку,

А нам так и подавно.

 

Ведь всяк, прося благословенья

В дорогу, лжёт невольно:

Благословенного мгновенья

На наш век предовольно.

 

Ведь ни одна Твоя травинка

Не вырастет превратно;

И вся-то наша дешевинка

Отплатится стократно:

 

Наш злак загубленный, и злата

Казённая палата;

И барственный – в отмену дара –

Барыш во фрунте бара;

 

Все раздраконенны диковины,

Болтливы колокольни

И разбазаренный, разменный

Наш день разминовенный.

 

 

СЫН ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ

 

Истинно свидетельство камней,

Ибо молчаливо, как молчание

Бога – в трепетании огней

Храма; словно мерное качание

Лун безгласных – наставленья жест.

Потому я понесу свой крест.