ИНАЯ ПТИЦА

ПТИЦА

 

Поэтический турнир имени Игоря Царёва «ПТИЦА» проходил ежегодно в течение 6 лет: с 2013 по 2018 год. Он был посвящён памяти Игоря Царёва, талантливого поэта, редактора, журналиста, чьё сердце остановилось прямо на рабочем месте – в редакционном кабинете «Российской газеты». С самого начала девизом конкурса были слова поэта «Стараюсь писать честно». Конкурс стал международным: например, в прошлом году в нём приняли участие 94 автора из 14 стран. Конкурс, посвящённый памяти Игоря Царёва, не единственный: с 2014 года его проводит в Москве супруга поэта Ирина Царёва, и носит он название Премия «Пятой стихии»; у конкурса солидная репутация, хороший премиальный фонд. Поэтому я с чистой совестью отпускаю «ПТИЦУ» в свободный полёт. Благодарю главного редактора альманаха «Графит» Сергея Сумина за публикацию избранных произведений шортистов 2018 года, а также тольяттинского поэта Сергея Пиденко за соучастие в финансировании конкурса.

 

Галина Булатова, поэт, переводчик, редактор;

организатор и куратор конкурса «ПТИЦА»

 

Марк Шехтман, Израиль, Иерусалим, 1 место

 

ФЛАМИНГО

Фламинго был похож на нотный знак –
Как будто Бах в заношенном халате,
Склонив над партитурою колпак,
Черкнул пером на розовом закате.
Мой век мне много дивного явил,
Но никакая музыка не пела,
Как эта, где строку благословил
Небесный ключ фламингового тела.
В изгибах шеи, в линиях крыла
Иных миров здесь царствовали меры,
И в их непостижимости была
Соединённость грёзы и химеры.
И столь полна возвышенных тревог
Казалась мне пернатая токката,
Что я подумал: это Бах и Бог
Играют вместе музыку заката!
А птичий клюв, гармонию презрев,
Зарылся, чёрный, в радужные пятна;
И был фламинго – как живой напев,
Как фуга, что светла и непонятна...

Юлия Резина, США, Нью-Йорк 2 место

 

ПРИВКУС СЧАСТЬЯ
Когда, себя превозмогая,
Взойдёт луна и упадёт
Последний луч её, срывая
Звучанье нежно-синих нот
Святейших льдов, тогда на баке,
Где темень, трос, брезент, навес,
Зевнёт и заскулит собакой
Ночной тоски бездомный бес.
И я за ним заворожённо
Пойду и стану в тишине
Смотреть как мечется зелёный
Огонь звезды в седой волне...
И трав придонных зелье злое
На взлёте вдоха, дне глотка
Наполнит душу свежей болью
О том, что стрелка коротка,
Но механизм её исправен –
С часами плюсовать года,
Что расставания звезда
С младенчества висит над нами,
И оттого бездомный бес скулит
И душу рвёт на части,
А в горле третью ночь стоит
Солоноватый привкус счастья.

Сергей Пагын, Молдова, Единцы, 3 место

 

* * *
И возникает тишина…
Среди разора и разлада
стоит высокая она
перед началом снегопада.
И свод небесный отворён,
как дверь родительского дома.
Там некто, чист и удивлён,
с порога сходит невесомо.
И шепчем мы: «Смотри-ка, снег…»,
прервав по улице движенье.
И верит старый человек
в печальный свет преображенья,
что он – ребёнок у окна
с пиалой маминого чая… 
Нам всем казалось – тишина,
а это музыка звучала.

 

Наталия Прилепо, Россия, Тольятти, 3 место

СБЕРЕГИ МЕНЯ

Сбереги меня, милая, сбереги
В заповедном краю, где кипрей зацветает вспять.
Где гремучая ходит река, искажает гладь,
Чуть дотронувшись холодом до руки.
Стереги меня, милая, стереги.
Сонный воздух размыт и как будто сошёл на нет.
Утонувшее солнце закатно кровит на дне,
Создаёт полукружия и круги.
Разыщи меня, милая, разыщи,
Если снова уйду по вчерашним своим следам.
В обмелевшем колодце седая жила вода,
Стала мёртвой, не движется и молчит.
И дыханьем, горючую, не согреть.
Утекает с ладоней, оставив тягучий ил.
Кто-то медленно шьёт меня в десять беззвучных игл.
С каждым разом мучительней и острей.
Разыщи меня, милая, разыщи.
Состоя из пустот, я совсем лишена примет.
То болотная выпь, то блуждающий топкий свет,
Что от белого дыма не отличим.
Тропы делятся, делятся на шаги.
Сквозь меня прорастает стеблями разрыв-трава.
Остывает живучего солнца сырой овал.
Сбереги меня, милая, сбереги.

 

Константин Комаров, Россия, Екатеринбург, виктори-лист

* * *

Не замечая метонимий, на кухне выкипает чайник, 
сама себя переживая, насквозь ломается вода, 
подобно зеркалу, в котором все отраженья замолчали, 
и растеклись, и разминулись на годы и на города. 
Досадно мне. Я понимаю, что память крошится, как чипсы, 
прикуривая сигарету от предыдущей натощак. 
Дымят заводы, но тем паче – сегодня небо слишком чисто, 
там нету никого, кто знает, что не за что меня прощать. 
Спокойно и неторопливо уходит месяц № 8, 
и осень, подойдя вплотную, устраивает свой offset. 
Давай уйдём и растворимся, и нас с тобой не будет вовсе –

друг в друге, в нежности, в молчанье, в стекле, в печали иль в овсе. 
Мы заблудились ненароком в пустом дыму нездешних музык, 
бессильно противостоящих вневременному гундежу, 
но чай стабильно пахнет хлоркой, и за окошком мокнет мусор, 
и в строчку тыкается строчка, и я тебя не нахожу. 
Мне слишком нелегко смириться, что я тебя почти не помню 
(щепоть касаний полусонных и одиночество точь-в-точь), 
а смерть лениво и устало сдвигает это утро к полдню, 
настолько медленно и вяло, что я хотел бы ей помочь.

 

Елена Севрюгина, Россия, Московская обл., Мытищи,

виктори-лист

КОГДА ПРИДЁТ ПОСЛЕДНЯЯ ЗИМА…

Когда придёт последняя зима
С холодным снегом, выпавшим внезапно,
Диск солнца тихо скатится на запад,
Туда, где сны ссыпает в закрома
Безликая, безжалостная тьма.
Когда под бледным светом фонаря
Промчится тенью сумрачный прохожий,
Я осознаю сердцем: «Мы похожи.
Сгорая в белом вихре декабря,
Мы верим, что огонь горит не зря».
Очерчен путь – и стоит ли стенать,
Что, хрупкий  свет  теряя по крупице,
Сердца людей не вечно будут биться,
Поскольку вероломная весна
Не сможет всех одаривать сполна.
Ещё не время выжить из ума,
Ещё душа течёт ручьями строчек,
Но мойры нить становится короче.
Наступит день – и я пойму сама:
Пришла моя последняя зима.

 

 

Елена Уварова, Казахстан, Алматы, виктори-лист

ХРУЩЁВСКИЙ ДВОР

Хрущёвки. Август.

Зреет облако, грозится ливнем за версту.

Луна, как пуговка из войлока, пришита к звёздному холсту.

До одуренья пахнет сливами и дымом сонного костра.

Скрипят качели сиротливые в тени заросшего двора.

Подростки пыль сметают с лавочек, окурки прячут в бересклет.

На проводке танцует лампочка, треща, разбрызгивает свет.

А рядом дед, хлебнув анисовки, остекленело смотрит вдаль,

как будто важное и близкое в погасших окнах увидал.

Крадётся счастье предосеннее. Горчит покой, как старый мёд.

Двор на меня глядит рассеянно, вздыхает и

не узнаёт.

 

 

 Павел Великжанин, Россия, Волгоградская обл., шорт-лист

Земные дороги  

Мотор сосёт бензин похмельной жаждой,

Шофёр глазами к полосе прирос,

Мотается над выбоиной каждой

На лобовом повешенный Христос.

И в каждой вспышке встречных фар мелькают,

Как мошки, буквы – кто б их разглядел:

«Всплывём мы все когда-нибудь мальками

Из глубины планктонных наших дел.

Зачем тебе придуманное имя?

Ведь там, куда ты ангелом влеком,

Бодливая луна сцедила вымя

Над пролитым по небу молоком».

Но веришь и в межзвёздном разрежении,

В планету целя зрительной трубой,

Что твой небесный путь – лишь отражение

Земных дорог, проделанных тобой.

 

 

Сергей Ворошилов, Россия, Карелия, Петрозаводск, шорт-лист

РОЖДАЛСЯ ДЕНЬ

День воскресал, дав передышку мгле.

Жил мой костер...

Огню подставив спину,

я наблюдал, как вяжет паутину

древнейший ткач на матушке-земле.

Маячил сквозь сплетённое окно

берёзы силуэт полураздетой.

Шуршал наряд, и сыпались монеты

на тонкое паучье полотно.

Всему свои ритм в «процвесть и умереть»:

лес засыпал, устав над златом чахнуть.

А день светлел, и мудрая арахна

на сонных мух раскидывала сеть.

И, как всегда, белели облака,

синела глубь небесного колодца.

Тьма отступала, и играло солнце

Мячом-росинкой в сетке паука...

 

 

Андрей Земсков, Россия, Владивосток, шорт-лист 

 

* * *

Слишком остро, конечно же, всё это слишком остро –

Белизна снеговых широт, синева высот…

Мы с тобой полетим на какой-нибудь дальний остров,

Где нет сотовой связи, где вязью пчелиных сот

Разукрашено солнце – смешнючее, в конопушках,

Где подёрнута влагой старинных дубов кора,

Где из форта над гаванью в полдень стреляет пушка,

А к полуночи входит в гавань большой корабль.

Это лето, конечно же, всё это – наше лето.

Это мы предъявляем разлукам закрытый счёт.

Слишком много зелёных листьев, тепла и света

Никогда не бывает. Всё время – ещё, ещё!

Ночь в окошках небесных уже зажигает свечи.

Ни о чём не жалеть – это всё для себя решить.

Слишком просто шагнуть синеве и ветрам навстречу

И остаться на краешке мира, и просто жить.

 

Наталья Колмогорова, Россия, Самарская обл., шорт-лист

ДВЕ ФАРФОРОВЫЕ ЧАШКИ

С тобой у нас вечерний разговор…
Ты любишь чай с малиновым вареньем;
Как сиротлив в закатном свете двор –
Как будто мир со дня его творенья!
Ты пьёшь из блюдца, а на блюдце – скол,
И чайный аромат, как осень, терпкий,
Роняет сад на колченогий стол
С глухим ударом спелые ранетки.
Ты слышишь запах роз и табака?
А горькое дыхание полыни?
Малиновыми стали облака
И вскоре вслед за вечером уплыли.
Последний луч – и солнце прячет лик,
И лунный дождь на сад вот-вот прольётся;
Твоей улыбки – слишком краткий миг,
Как будто из-за туч явилось солнце.
Похолодало. Кончен разговор…
У павших яблок – запах зрелой бражки,
А на столе, забвению в укор,
Остались две фарфоровые чашки.

 

 

Сергей Кривонос, Украина, Сватово, шорт-лист

 

* * *
Завечерело. Город затихает.

Снег падает неслышно, не спеша.

У снегопада есть своё дыханье,

У снегопада есть своя душа.

Пускай мороз – уюта нам хватает

Среди заиндевелых тополей,

И видно, как легко снежинки тают

И на моей руке, и на твоей.

 

Они мелькают, словно бы посланье

Нам передать стараются, кружа.

У снегопада есть своё дыханье,

У снегопада есть своя душа.

 

Так здорово, что ты со мною рядом,

Что нам немало предстоит пройти,

И мы идём вдвоём под снегопадом,

Под зимним одноцветным конфетти.

 

Метель ворвётся в город с завываньем,

Но нам она не сможет помешать,

Поскольку у любви – своё дыханье,

Поскольку у любви – своя душа.

 

Наталья Крофтс, Австралия, Сидней, шорт-лист 

 

* * *

Ни вины, ни войны, ни выстрелов –

одиночество, мир иной.

Я живу далеко на выселках,

я планету себе здесь выстрою

окрылённую тишиной.

Ни звонков, ни оков, ни зависти.

Телефон обесточен, глух.

Только зайцы на озимь зарятся,

только совы от солнца застятся,

да кукушка кудесит вслух.

Мир затерянный, мир заснеженный,

запорошенный белизной.

Обезвраженный.

Обезвреженный.

И почти уже

не земной.

 

Надежда Кутуева, Россия, Волгоградская обл., шорт-лист

КОТОРЫЙ ГОД

Который год я от тебя поклон

Передаю российским тихим пашням

И стрелкам, что дрожат на старой башне,

Да дерзкой вьюге, что берёт в полон

Забытое уже, непрожитое,

И вечер тот, когда нас было двое

И свет Луны катился под уклон.

Осенним дням, что в память уходя,

Становятся значительней и старше,

Где шорох листьев, тропки устилавших,

Был укрощён мелодией дождя.

Там звёзды нашу речь благословили,

Хотя мы о любви не говорили.

Теперь листвою весточки летят.

Весенняя распутица тиха.

В предчувствии ликующей капели

Февральские сугробы поредели,

Под солнцем щедрым превращаясь в прах,

Темнея вдруг и опускаясь ниже.

...Я проживу ещё десяток жизней

В тех, о тебе написанных, стихах.

 

София Максимычева, Россия, Ярославль, шорт-лист

ОКНО РАСПАХНУТОЕ

...окно распахнутое,
ночь,
листвой спелёнут куст сирени.
изнемогая, гонишь прочь
густые сумрачные тени,
глаз не смыкая,
ждёшь и ждёшь –

не очертания, но лица...
идёт неспешно майский дождь,
и золотая вереница
гусей небесных бороздит
чертог заоблачного царства.
где очарованный пиит,
разбавив музыкой пространство,
укроет дымкой сонный сад,
туманной влажностью и негой...
где капли всё
стучат,
стучат
по подоконнику ковчега...

 

Валерий Панфилов, Россия, Свердловская обл., шорт-лист

* * *

Мы по времени шли,

И не в качестве зрителей.

Мы корнями вросли

В память наших родителей.

Мы хранили, любя,

Сказки, были и повести.

Измеряли себя

Человеческой совестью.

Мы по времени шли

Без лукавства и скупости.

Мы в сердцах пронесли

Божью искорку мудрости.

Мы писали стихи

Не в расчёте признания.

Искупали грехи

Своим личным страданием.

Мы по времени шли,

Не надеясь на милости.

Берегли, как могли,

Свои души от вшивости.

Нас не нужно жалеть,

Мы – Христовое воинство!

И страшна нам не смерть,

А утрата достоинства.

 

Эмилия Песочина, Германия, Ольденбург, шорт-лист

 

ПОМЕРАНЦЕВОЕ

 

Я приеду к тебе в понедельник

На оранжевом лучике дня

С пёстрой дудкой моей самодельной

Поглядеть, как не помнишь меня.

Отблеск дня – апельсиновый ослик –

Опускает копытце в закат,

И летит то ли блик, то ли оклик

Красным пёрышком за облака.

Ты не помнишь... Ты помнишь? Ты помнишь

Яркий холод горячей волны,

Захлестнувшей последнюю полночь

Нашей первой с тобой «довойны»?!

Память-глина. Кирпичиков обжиг.

Медно-красный закатный ожог.

Память мыслей и тел наших общих

И любви многоликий божок.

Память ставит тавро или метку

Раскалённой печаткою тьмы.

С тёмно-синею сумерек меркой,

С нищетой перемётной сумы

Я процокаю мимо... Всё мимо…

Ты не помнишь... Ты помнишь... Ты по...

Мнишь ли милою, манишь ли мнимо –

Слышу. Слушай: я еду тропой

В понедельник, в надежду, вовеки

В незабвенность, зароки, зарю...

Флёрдоранж померанцевой ветки

Апельсиновый лучик дарю

Я тебе просто так. Просто очень.

Очень сильно. Совсем. Навсегда.

Неба оттиск, похожий на осень.

Я на ослике еду туда.

 

Иван Попов, Россия, Челябинская обл., Магнитогорск, шорт-лист

 

ЭЛЕГИЯ

 

Говорить о тебе – всё равно, что ловить на лету

Серафимов: снаряды из перьев и воли Господней.

Это – вязкое чувство, которым – с другим наряду –

Как сейчас, никогда не бывал я ещё преисполнен.

Невозможность молчать повергает в безудержный шок –

Это свежая грань восприятия минималиста.

Говорить о тебе – как считать, что исконно лишён

Права речи – но резко начать лепетать и молиться.

Это – нежная боль и свинцовая лёгкость побед,

Опостылевший стук неотступного шага удачи

И отрадный укус немоты – говорить о тебе,

Безупречной – на долю секунды – как солнечный зайчик.

 

Роман Смирнов, Россия, Московская обл., г. Электросталь,  

шорт-лист 

 

31-Е. ВЕК ПРОШЛЫЙ

 

Тридцать первое. Одна из
тех пяти, текла, искрясь.
Снег, как будто извиняясь,
торопливо падал в грязь.
Всюду, где хватало места,
холодечный плавал дух.
Заоконные семейства
ёлке мерили звезду.
Вот и мы, за веткой ветку,
украшали дома ель:
я – мальчишка-шестилетка,
и сестра, на год взрослей.

 

Помню: мама в платье длинном;
папа стильный, полный сил.
Руки пахли мандарином,
и кассетник голосил.
Всей страной «ура» кричали.
По центральному – концерт.
Так гадается в начале.
Так сбывается в конце...
 (Это было в прошлом веке.
Есть «сейчас», и есть «лишь там».
Что мне сартры, что мне цвейги –
экзистенциальный штамп.)
...а второго папа охал.
Доедали винегрет.
Мимоходом шла эпоха –
лучше не было и нет...

 

 

 

 

Елена Таганова, Россия, Москва, шорт-лист

 

КРЫЖОВНИК
Тут хорошо. Тут сосны и река.
Раскрепостись – и вещи нарекай
нехитрыми своими именами,
когда июль поманит дня на три
сюда сбежать – и выдохнуть: смотри, –
камыш усталым взглядом приминая, –
тут хорошо! Останься – и старей
в белёном терему на пустыре,
чердак определив под голубятню.
Тут быт, прямолинеен и дощат,
увещевает медленней дышать –
и многое становится понятней.
Дыши! В простом труде поднаторев,
готовь дрова на зимний обогрев
(и самогон – особенный, грушовый).
Смотри, как рожь щекочет облака.
Жуй стебелёк – и душу отвлекай
от тёмного, тяжёлого, чужого.
И хрупкое покажется прочней,
и Чехова захочется прочесть
осознанней, чем прежде. Погружённей, –
как дочерям читают перед сном,
когда им семь. Когда достроен дом
и выделена сотка под крыжовник.