Воробьёв распугивая стайки. Стихотворения

Родился в Москве. Поэт, литературовед, автор трёх поэтических книг. В одах стихи публиковались в журналах и газетах: «Человек на земле», «Плавучий мост», «Новый свет», «Этажи», «Дети Ра», «Литературная газета», «Экслибрис – НГ». Старший научный сотрудник ИМЛИ РАН. Живёт в Москве.

При чтении стихов Виктора Есипова действительно забываешь, процитирую поэта, про тропы и стилистику, потому как совершенно растворяешься в живой авторской речи, в её неразъёмной полноте, естественности и прозрачности. В поэзии Есипова любая подробность узнаваема и достоверна. Так почему же она так трогает? Наверное, потому, что это подлинная поэзия.  

О. Г.

 
* * *
 
Куст акации у магазина,
желтым цветом усеянный весь –
за машиной мелькает машина,
и снующих прохожих не счесть.
О, посланник далекого юга,
жарких полдней, раскатистых гроз –
не страшны тебе больше ни вьюга,
ни прессующий ветви мороз!
Как ты вырос в московских пределах,
наших будней шальных новосёл?
И пусть в жёлтых цветках, а не в белых,
как ты вовремя нынче зацвёл!
 
 
* * *
 
Воробьёв распугивая стайки,
мой щенок резвится на снегу,
он породы европейской лайки,
ну а я, отвлечься не могу –
мыслю у осевшего сугроба
на исходе зимней мерзлоты,
что удача странная особа,
вряд ли с ней получится на «ты».
Вмиг она счастливцев покидает,
напоследок дав ещё пинка –
так ворона весело взмывает
перед носом глупого щенка.
 
 
* * *
 
Можно рвануть спозаранку
к Боровску иль Верее,
видя, вращая баранку,
всё, что мелькает в окне,
словно листая невольно
мест и времён палимпсест:
избы, вдали колокольня,
тусклый на маковке крест.
То по прямой, то отлого –
рвётся пространство в окно,
и под колёса дорога
мечет своё полотно.
Словно с открытки пасхальной,
в куще берёз на просвет
небо – ожог моментальный,
этот щемящий сюжет…
 
 
* * *
 
Капель, потоп! Бывало хуже…
Вот от метро наискосок
затормозил автобус в луже,
и пассажиры прыг да скок.
Толпа, миганье светофора,
над сквером воробьиный гам,
в ушах обрывок разговора
двух зрелых, элегантных дам,
что счастья нет, но есть потреба…
Причудлив тополя скелет,
и перечёркивает небо
косой от самолета след.
 
 
* * *
 
Вот, вспоминаю словом добрым
среди домашних скучных стен,
как в переулках за Садовым
мы созерцали стиль модерн.
 
В овалах плавных рам латунных
была мысль зодчего жива,
и ветви клёнов в свете лунном
напоминали кружева.
 
Изыск архитектуры русской
воображенье поражал…
Померкло всё в метро на Курской –
ты уезжала на вокзал.
 
 
* * *
 
А этот с башенкою дом
у Маяковской на Садовой,
он был когда-то мне знаком,
я в нём встречал однажды новый
какой-то год: бокалов звон,
благожелательные тосты
звучали в такт, я был влюблён,
и отношенья с ней не просты,
пластинку патефон вертел,
бенгальские искрились свечи,
но танцевать я не умел
и просидел в углу весь вечер.
Москва светилась за окном,
недаром был этаж высокий…
А этот с башенкою дом –
он пережил такие сроки
и устоял! Прошли века
как будто с той пирушки дальней –
до «Голубого огонька»
ещё до «Ночи карнавальной».
 
 
* * *
 
В метро ещё книги читают,
хоть книжников мало таких,
они осторожно листают
страницы читаемых книг,
неясное мысли движенье,
по строчкам летающий взгляд –
и вдруг прерывается чтенье:
Смоленская или Арбат?
А рядом айпады, айфоны –
их столько, пойди сосчитай,
бегут по тоннелям вагоны
и в каждом вагоне вай-фай.
Их столько – айфоны, айпады,
Соцсети, рекламы – тщета!
Но с книгой сидящая рядом,
вы поняли, им не чета!
 
 
* * *
 
Расставшись с «Повестями Белкина»,
И дав отсрочку всем делам,
Возьму билет до Переделкино,
Где рядом – кладбище и храм.
Забыв про тропы и стилистику,
Про недописанный доклад,
Возрадуюсь любому листику
Из тех, что кружит листопад.
Галдят вороны? Или вороны
Ведут осенний разговор?
Теперь на все четыре стороны
Застройкой попранный простор –
Примета нашей современности!
Дни, чем насыщенней, тем злей!  
Лишь облака в своей надменности
Плывут, не ведая о ней.
Едва ли дня предамся злобе я –
смотрю, ничем не знаменит,
на это скромное надгробие,
где сосны тянутся в зенит.
 
 
* * *
 
Так в тот день всё устроилось ловко –
повстречались, какие дела!?
В ослепительный день Третьяковка
нас под своды свои приняла.
Нить общенья – гитарная струнка,
на щеке твоей солнечный блик,
мы с тобою на выставке Мунка
гвоздь программы прошляпили – «Крик».
А потом переулки и зданья,
и куда-то по Пятницкой шли
в состоянье взаимопознанья,
знать не зная, что ждёт нас вдали…
 
 
* * *
 
С крыш покатых лёд сползает битый –
выхожу с опаской за порог,
чтоб щекою, только что побритой,
ощутить весенний ветерок,
вновь понять (какие наши годы!),
что не всё потеряно пока
и что к изменению погоды
перистые в небе облака.
Близ Ордынки, в городской закрутке,
под мостом увидеть – не в окне:
ниоткуда взявшиеся утки
плещутся в весенней полынье…
 
 
* * *
 
Старинный вальс на снежной вечеринке
метель танцует, щёки леденя, –
сугробы огибаю по тропинке,
протоптанной прошедшим до меня.
Густеют быстро сумерек чернила,
и на губах смерзаются слова,
как много за день снега навалило
на месяц с лишним после Покорова!
Как там во льдах Печорам и Онегам?
Я ждал привета с севера давно…
И кепочка моя покрыта снегом,
и пёс мой – чёрно-белый, как кино.
 
 
* * *
 
По первому снегу, по первому снегу
Пройдёмся вдоль Клязьмы по сонному брегу.
Здесь ели чернеют сквозь снег вековые
И к облаку тянутся сосны седые,
И дали заречные видно с обрыва,
Где дым над трубою как конская грива.
Ах, сани сюда бы, да лошадь с уздечкой,
Чтоб путь проложить над замёрзшею речкой.
Чтоб горечь развеять – тщеты городские.
По первому снегу … мечтанья пустые!
 
 
* * *
 
Радуюсь каждому случаю
выйти с собакой во двор.
Небо над крышами тучами
вынесло дню приговор.
Тучи, на сумерки хваткие,
стибрили солнца янтарь,
и над спортивной площадкою
тусклый зажёгся фонарь.
Тени крадутся как жулики
вкривь по земле и судьбе…
В эти январские сумерки
думаю вновь о тебе.