Своя тишина. Стихотворения

Прозаик, поэт, драматург, критик. Родился в Москве в 1972 году. В 1998 окончил Литературный институт им. Горького, сразу же по дипломной повести «После долгой зимы» был принят в Союз писателей Москвы. Работал художником по кафельным панно, резчиком по дереву, дворником, массажистом, библиотекарем, редактором ряда издательств и литературной части театра. В издательстве «Эксмо» разработал серию «Русская поэзия Серебряного века» и составил вошедшие в неё книги. Член Международного ПЕН-клуба. Печатался в журналах «Знамя», «Юность», «Кольцо А», «Литературная учеба», «Южное сияние», других периодических изданиях. Лауреат премии журнала «Кольцо „А“» 2003 года (за повесть «Заместитель»). Лауреат Царскосельской художественной премии 2007 года, полученной за книгу повестей и рассказов «Волки купаются в Волге». Автор романов «Третий ход», «Маска», «Мирон», пьесы «Сосновый дождь».

Емельян Марков погружает своего читателя в удивительные, зыбкие, пограничные состояния человеческой души, в которой все существа и стихии, сущности и явления, чувства и страсти воспринимаются и познаются через подтексты, полутона, светотени. То есть через нечто глубинное. И делает это мастерски, убедительно, выражая неоднозначность, сложность, «полифоничность» бытия во всей своей достоверности. Поэт преломляет мир не только через внутреннее самоощущение, но и через глубоко солипсическое восприятие окружающей реальности. Но реальность в этих зыбких солипсических картинах странным и самым завораживающим образом упорядочивается. Такие стихи хочется перечитывать. 

 О. Г.

 
ПЛАЦКАРТ
 
Как люди в вагоне
Не кричат от ужаса
Своего существования,
То есть, наоборот, молчат?
 
Солнце в тучах,
Как ястребиное око.
Вот око закрылось,
Но, пока не стемнело,
Мальчик ещё может
Читать на верхней полке.
Вдруг огненный зрачок
Над степью снова выкатился,
Расширился, вот-вот обгонит.
 
Даже в плацкарте
Дальнего следования
Жаль проходящего дня.
Ночью – зелёное сияние
Млеет на мутном стекле
Окна в тамбуре.
Звучит подвижная сталь.
 
 
ВЗГЛЯД
 
Море напоследок
Затуманилось, как взгляд.
Девочка одна не спит в вагоне.
Смотрит в окно,
И не понимает,
Что это у моря:
Насмешка, сожаление,
Нежность или грусть?
Девочка не понимает,
Поэтому обижается на море.
Она обижается ещё потому,
Что море так легко
Её отпускает.
 
 
ПАЛЬМА
 
Пальма процеживает шквалы дождя,
Прорешечивает солнце,
Дождь хлещет на пальмы,
А им ещё удаётся танцевать
Под этими ударами
Небесных плетей,
Танец – один из немногих
Способов пережить унижение.
 
В частые длинные щели
Сквозит солнечный ветер,
Густой, как самбука.
Пыльные, как дорога,
Стволы обрастают бивнями
И сами заворачиваются в свои сети.
 
Пальма – дерево мечты,
Она весело щуриться,
Как женщина, которая
Заглядывает в моё спящее лицо,
И я открываю глаза.
 
 
МЕСТЬ
 
Более всего устаёшь от мести,
Своей и чужой.
Может быть, поэтому
Некоторые народы
Обожествляют месть:
Чтобы так от неё не уставать.
У этих народов
Месть похожа на любовь,
Мстить там спешат
В восторге и с колотящимся сердцем,
Как – на нежное свидание.
Тогда как у нас
Месть похожа на зависть:
Сердце, наоборот,
Глохнет, и мы уже
Никуда не спешим.
 
 
ОБИДА
 
Люди неначитанные
Склонны жить обидами.
Каждую непрочитанную книгу
Им заменяет какая-нибудь
Памятливая обида.
Они, как облака,
Полные дождём, ходят,
Полные обидами.
Но, если облака
Изливаются дождём
На листья и стекла,
То обидчивые
Копят обиды под завязку.
 
Ну и что? Что, если
Те, которые читают
Книгу за книгой,
Копят не свои обиды,
А чужие? Ведь
Каждая великая книга,
Она и большая обида.
 
Лучше над книгами
Плакать и улыбаться,
Как облака.
На днях я видел
Голубую улыбку облаков,
И долго не мог сообразить,
Что это.
 
 
СПЯЩАЯ ЗМЕЯ
 
Змея спит,
А кошка бодрствует
В свете зелёной лампы,
Которой у меня нет.
Ты уехала, и я не могу
Есть твою стряпню,
Хотя всегда раньше набрасывался.
Я не просил тебя не ехать,
Потому что просить бесполезно,
Но я ведь ясно дал тебе понять,
Что я решительно возражаю.
Ты же наготовила этой снеди
И опять уехала.
Змея спит,
А кошка бодрствует
В свете зелёной лампы,
Которой у меня нет.
 
 
СВОЯ ТИШИНА
 
Большая ворона
Пытается зацепиться
За облетающую,
Словно истерзанную,
Рано пожелтевшую
Листву ясеня.
И вороне удаётся,
Она хмуро замирает
На тонкой ветке.
Я отвернулся на мгновение,
Повернулся опять,
Вороны уже нет,
Только своя тишина.
 
 
ПАРА
 
Пара должна
Сообща мечтать хотя бы
О новом холодильнике.
Некоторые пары
Начинают вместе пить,
Чтобы вместе помечтать
О завтрашнем утре.
Можно вместе
Мечтать о революции,
Которая уже была,
Или о конституции,
Которая уже есть.
 
Мы же мечтаем
Друг о друге.
И это – ежедневный тупик,
Из которого первой
Сбежала ты.
Ведь это разные мечты:
Я мечтаю о тебе,
Ты мечтаешь обо мне,
У нас разные идеалы,
Мы совершенно чуждые
Друг другу люди.
Какое-то время
Мы вместе самозабвенно
Мечтали о том,
Чтобы я бросил пить.
Я бросил. И ты
В смятении ушла.
 
 
В ОЖИДАНИИ СОЛНЦА
 
Ты бился мне в ноги,
Как штормовые волны,
Вместе со штормовыми волнами.
Я выбежала на берег,
Ты за мной. Кричишь:
«Я стану твоим рабом!
Я стану твоим рабом!».
Мы вернулись в компанию.
Всю ночь мы пили вино
И читали вслух стихи.
Под утро всей компанией
Мы вылезли на крышу
Курортного небоскреба,
Чтобы встретить солнце
Над морским горизонтом.
Мы жадно смотрели
В бескрайнюю кудрявую
Темноту.
Вот в ней проявился
Горизонт. Сейчас
Взойдёт солнце.
Светало, где-то внизу
Запели птицы.
Но горизонт оставался
Пуст и уныл.
Солнце так и не взошло.
«Как это может быть? –
Спросила я у всех. –
Уже светло, а солнце
Почему-то не взошло».
Мы обернулись,
Чтобы уходить.
Солнце было у нас за спиной,
Оно взошло с другой стороны,
Мы перепутали стороны света.
 
 
РЯБИНОВАЯ КРАСКА
 
Яркая краска рябины
С веток мажется
По холодному воздуху,
Как по стеклу палитры.
Двадцать пять лет назад
Я понял, что ты
Мне нужна как воздух,
Что я не могу без тебя
Правильно дышать.
Теперь я не могу
Дышать правильно
Ни с тобой, ни без тебя.
Приходится дышать
Цветом рябиновой краски.
И это – правильно.
 
 
СЛЫША ЛУНУ
 
Вчера гнал на машине
По автобану.
И слушал Луну.
Выключил музыку,
Чтобы не мешала.
Луна была большая,
С прозеленью,
Не совсем полная.
Она была так близко,
Что её было слышно.
На въезде в радостный,
Одновременно зловещий
Город она словно
Осталась позади,
Над лесом. Но нет.
То слева, то справа
Она появлялась
Между домами.
Но, чем выше
Она поднималась,
Тем хуже я
Её слышал.
Когда она замолчала,
Я опять включил
В машине музыку.
 
 
ЗЕРКАЛО
 
Посмотрите на фотографию
Зеркала. Вы ведь
В нём не отражаетесь.
У нас в деревенском доме
Было такое зеркало,
В котором никто не отражался.
Мы его очень любили,
Считали семейной реликвией.
Вызывает ли такую нежность
Зеркало, отражающее
Всех домочадцев?
Почему-то нет.
О нём вспоминают,
Только если оно разобьётся.
И вот тогда, чтобы
Не оплакивать его,
Начинают опасаться
Плохой приметы.
 
 
ЕЛОВОЕ МОЛОКО
 
Еловое молоко на коре
Застывает медленно.
Ему холодно,
Как бледным
Ногам девушки,
Потерявшей
Недавно отца.
 
В платье до колен
Она входит
В тёмный лес,
Словно её зовёт
Еловое молоко,
Как позвал бы
Родным суровым
Голосом отец.
 
 
ПОЛУУЛЫБКА
 
Когда она
Только начала
Стариться,
Он ослеп.
Так она
Осталась для него
Вечно молодой.
 
Теперь он мог
Видеть только её,
Поэтому
На губах его
Постоянно
Играла
Полуулыбка.
 
 
ЛАМИЯ
 
Странно,
Оказалось,
Ламия на своих
Эфемерных ногах
Ходит среди нас.
Сегодня утром
Она сходила в толпе
С эскалатора в метро.
Она поняла,
Что я её узнал,
Опустила голову,
Потупила твёрдый взор.