Владимир Алейников

Ещё недавно

I
Потянуло ли дымкой с Леванта
Или люди вокруг загорели –
Коктебельского духа Веданта
Возрождается заново в теле,
И свирелью пастушьего лета
Под навесом неспешного склона
Появляется музыка где-то,
Чтобы слушала нас Персефона.


II


А наивная мысли уловка
Никого успокоить не смеет –
И расплёснуты листья неловко,
Но они никого не жалеют,
Потому что, спеша раствориться
В этом воздухе осени ранней,
Поневоле душа загорится,
Чтобы облако стало желанней.


III


Непослушное тешится море
Охлаждением синего цвета,
Чтобы с августом спорила вскоре
Сентября затяжная примета,
Но зелёному надо настолько,
Поднырнув, на корню удержаться,
Что не странно ему и не горько,
И нельзя на него обижаться.


IV


Торопливые плачи оркестра
Желтизну на беду не накличут –
Что же птицы срываются с места,
Начиная поверхностный вычет?
И становятся в ряд музыканты,
Чтобы трубы их громче сверкали,
И погода стоит, как инфанта,
В беспредельной дали Зазеркалья.


V


О великая лепта фантастов
Да реликвии вредных теорий,
Перемирие слишком уж частых
Фанаберий и фантасмагорий,
Мемуары игры на фаготе,
О народе вопрос и Вселенной,
Чтобы кто-то держал на отлёте
Ослепительный шлейф впечатлений!


VI


О незлобивый говор долины,
Ожерелий нетронутый выбор,
Оживления клин журавлиный,
Промелькнувший, как выговор рыбам!
На театре разыгранным фарсом
По террасам страдание длится,
Словно где-то сражается с барсом,
Помавая крылами, орлица.


VII


А по лицам, что подняты к небу,
Промелькнули бы, что ли, улыбки,
Не рискуя вовне, – да и мне бы
Оказаться б извне не в убытке,
Отказаться бы мне от участья
В этом сговоре давних знакомцев,
Да на пальцах не высчитать счастья,
И скитальцы не в роли питомцев.


VIII


Точно, карие выплакав очи,
Собирается плакальщиц стая –
И бессонные выплески ночи
Ни за что ни про что я впитаю,
И с пылающим факелом яви
Прокричит предрешённая встреча,
Что теперь отшатнуться не вправе
От того, что вблизи я замечу.




И чеканная выучка взмаха
Отвечает заученным вехам,
Что отстало уж лихо от страха,
Откликаясь измученным эхом,
Что не нам на потеху эпоха
Подпихнула утехи помеху,
Но и нам убедиться неплохо
В неосознанной власти успеха.


Х


И ухабами цвета индиго,
Панагию снимая итога,
Не сморгнув, надвигается иго
И торчит на пороге чертога,
И горчить начинает немного
Непочатая благости влага,
И тревога ругает отлого
Неподкупность твердынь Кара-Дага.


ХI


И к кому обратиться нам, Боже,
В этом смутном, как сон, пантеоне,
Чтобы, судьбы людские тревожа,
Возникало, как лик на иконе,
Выражая от света дневного
До скитанья в ночи по отчизне
Постижение чуда земного, –
Продолженье даруемой жизни?


ХII


Может, наши понятья резонны,
И посильная ноша терпима,
И пьянящие чаши бездонны,
А судьба у людей – неделима,
Может, в жилах отвага не стихла
И горячая кровь не свернулась,
И ещё голова не поникла,
И удача домой не вернулась.


ХIII


Это там, за управой прибоя,
За преградою грани жемчужной,
Наконец-то встречаются двое –
И участия больше не нужно,
И надежда, вскипая, дичится,
И предчувствие бродит поодаль
И уже ничего не случится,
И не в убыль им осени опаль.


ХIV


И разлука уж бусины нижет,
Начиная будить спозаранку, –
И она наклоняется ближе,
Точно врубелевская испанка,
И ему, помертвев от волненья,
Будто кровь их отхлынула сразу,
Повторяют в округе растенья
Расставания кроткую фразу.


ХV


И разорванным зевом призыва,

Словно прорезью греческой маски,

Расстояние самолюбиво
Уж не сможет пугать без подсказки –
И оставшийся здесь, на дороге,
Человечьей хранитель науки
Понимает, что муки нестроги,
Потому что протянуты руки.


ХVI


И туманная Дева, увидев
Где-то в зеркале их отраженья,
Чтобы их не смутить, разобидев,
Им дарует отраду сближенья, –
И туда – к листопаду и снегу,
К наготе, дерева стерегущей,
Точно древнее судно ко брегу,
Приближается странник идущий. 


БОЛЬШОЙ МАДРИГАЛ



I


Я прохладные клавиши трону,
Я прислушаюсь к долгому стону –
Обречённая вздрогнет струна,
Отречённого горя полна,
И нескладная жизнь моя снова
Уж не станет тужить бестолково –
Я и так холодам послужил,
Словно крыльям, что вместе сложил


II


Миновал бы я происки хмеля
От щедрот добряка Ариэля,
Втихомолку ладони не грел
Да в окно по утрам не смотрел,
Чтобы въявь для меня закипело
Всё, что в памяти билось и пело,
Что успело спастись наконец
Для сближения звёзд и сердец.


III


Тянет месяц туманы ночные,
Пробираются звери ручные
К очагу, где покой и тепло, –
А тебя далеко унесло
Неизбежностью всячины всякой,
Первобытною вскормленной тягой, –
И судьба твоя вместе со мной
Високосной полна пеленой.


IV


Может, этого года так мало!
Что ты знала и что понимала,
Словно, глядя всегда в белизну,
На пути повстречала весну?
Да простятся зрачков чернотою
Отчужденье твоё да устои,
Если бьётся давно впереди
Неизбежное счастье в груди.


V


Задевать бы мне дни мои злые,
Да подальше, чтоб дали златые
Затерялись, как будто во сне,
Заблудились в своей желтизне, –
И тогда не спрошу я советов,
Если оклик всегда фиолетов,
И смирилась холмов синева,
И кружится моя голова.


VI


Как полуночью выйдешь из дома,
Ликованье покоя знакомо –
Но не знать ли проверенных свойств
Обретенья родных беспокойств!
Где голубкою в зыбке воспето
Небывалого возгласа лето,
Приближение что-то решит
Да ресницы, спеша, распушит.


VII


Что же встрече мы так благодарны?
Прошуршать бы листве календарной,
Где дрожит под ногами земля
Да порыв сторожат тополя –
До поры ли во времени позднем
Не морозным, так разным иль грозным
Набрякая, как реки без дна,
Одиночества чаша полна?


VIII


Молчаливы ли ивы на диво?
Не ворчливы так велеречивы,
Разговоры заводят с водой,
Вероломной пугают бедой –
Только что им во власти поклона
Оговаривать так непреклонно
Расстояния бренный укор,
Если есть и другой уговор!




Виноградная медлит дремота,
Будто весточки ждёт от кого-то –
Только кто это только что был,
Постучался и адрес забыл?
Я бумаги скорей перерою –
Точно косточка под кожурою,
В потаённой дыша глубине,
Притаилась ты где-то во мне.


Х


Неужели и средь виноградин,
Для какой-нибудь смуты украден,
Не найду я созревшую гроздь?
Я уже вам не жалобный гость,
Не попутчик в купе до столицы,
Не плету я былой небылицы
Из развёрнутой правды бровей! –
И не троньте любимой моей.


ХI


Монотонная тщится текучесть
Поучать обещания участь,
Сознаётся в покорности грусть –
И бесспорности я не боюсь,
Если слово созвездья настигли
И в заждавшемся сердце, как в тигле,
Опаданья расплавленный шум
И гаданье приходит на ум.


ХII


Говорливые птахи распелись,
Осыпается шелеста прелесть,
Раскрывает зеницы Морфей
Да играет деннице Орфей –
О любви да доле радея,
Уж не пустят они Асмодея,
Разрушенье упрячут в бочаг
И надежду поддержат в очах.


ХIII


И в краю, где былое пригрето,
Где бродили сарматы и геты,
Я сухую траву соберу
И развею её на ветру,
И костры разожгу белокуро,
И увижу средь гульбищ Амура,
И стрелою приму я завет
На ближайшую тысячу лет.


ХIV


Может, гурий напевы я слышу,
Может, тишь пробирается в ниши,
Зажигает на крыше огни –
И окажемся скоро одни
Средь полей и лесов беспристрастных,
Средь жалеющих, жаждущих, властных,
Преисполненных ясности дней,
Где вдвоём пребыванье длинней.


ХV


О чудес и завес почитанье!
Очертания предначертанье!
Очарованный слушал Эол
Воркование флейт и виол,
Где незыблема неба Валгалла,
И колеблемый строй мадригала
Волхвованию арфы внимал
И меня наконец понимал.


ХVI


Мифологии жаркое лоно,
Предрассудки, крушения, кроны,
Восходящие звуки цевниц,
Голосящая толща темниц!
Ахерон, Ипокрена, Элизий!
Непокорное логово близи! –
Да воспримешь ли верность мою,
Что отныне тебе отдаю? 

С ТЕХ ПОР



Полюбили и мы с тех пор,

Как узрели красу безмежья,
Край туманов и смежных гор
По Кавказскому побережью.
Как безденежье ни казнит
И безмужье ни мучит женщин,
Ты восходишь всегда в зенит,
Стародавней грядой увенчан,
Оправдавший доверье край!
И покуда я это знаю,
Пробуждается – только дай
Ей разгон – высота земная,
Что иное пошлет к чертям,
А иное возвысит славно! –
И на равных играя там,
Не забуду и я подавно
То, что далью отведено
В мир судов, отслуживших людям, –
Нет, не дам я, прозрев давно,
Если даже сюда прибудем,
Нарекать отрешеньем снов
Эту гавань, где ржавь увяла!
И когда вам не хватит слов,
Я свои уступлю сначала,
Возвышая, как якоря,
Адреса моих странствий малых, –
Ведь недаром вела заря
И звезда наверху внимала!
И недаром сейчас сквозь шум
Уходящих согбенно листьев
Мне не гордость придёт на ум,
А предвестье событий мглистых, –
Слишком много уж в мире глаз,
Проморгавших свои ресницы,
Озирающих ночью нас,
Точно были у нас зарницы
Не такие, как всё вокруг, –
Да! наверно, и это было –
И как птицы летят на юг,
Мы на юге вбирали силы,
Чтобы снова судьба цвела,
Как неласковые растенья, –
Осыпает, как цвет, дела
Возмужавшее поколенье, –
Что от женской теперь игры?
От ненастного восхищенья?
Да помучат нас до поры,
До подлунного всепрощенья
Все дороги и все мосты,
Все связующие удачи, –
И поступки мои чисты,
И, наверно, нельзя иначе.


* * *


Ну а та, с кем и встречи нет?
Что она? с голубями ладит?
Наклонясь над теченьем лет,
Ни за что ничего не сгладит –
И глядит, как воды уклон,
Раздвоясь и змеясь, стекает,
И на горле есть медальон,
И минута не отпускает.
Мне и росчерк звезды знаком,
Промелькнувший во мгле вокзальной,
Отозвавшийся слёз комком,
Точно записью целовальной,
Мне и город почти не враг –
Пусть негоже корежить участь –
Но зачем, поступая так,
Не пустил он к себе певучесть?


* * *


Возвратись ко мне, юга брег!
Здесь шуршат по кустам обёртки
И вовсю коротают век
Царедворческие увёртки.
Коли нету мне лет простых,
Целомудренных неуклонно,
Покачусь-ка в местах святых
Виноградинкою с Афона.
Баловство погибать пойдёт
Под тяжёлою моря ношей,
Чтобы звёзд годовой подсчёт
Головой покачал хорошей.
И тревожа морской дозор
Прозреванием олеандра,
Что-то шепчет, потупя взор,
Прорицательница Кассандра. 

ПЛАЧ ПО МУЗЫКЕ




I


Вам, вспоминающим под зимнею звездой

Мой голос, крепнущий и в бедах, и в удачах –
Сей плач по музыке, – с ней дружен снег седой,
Но нет в нём времени для слёз её горячих,
Но нет в нём памяти о том, как голова
Кружится, – странствия порой предвосхищаю,
Когда тревожится о них созвездье Льва,
Крылами взмахивая, вьётся птичья стая –
И, укоряема и морем, и хребтом,
К воде сбегающим, как будущие люди,
Кричит, по-детски сетуя о том,
Что нет в ночи моления о чуде.


II


Зима привычнее, чем ивы на снегу –
На реках Вавилонских зазвенеть им,
Воскреснув арфами в пылающем мозгу,
Искомой вечностью, что в ссоре с Римом третьим,
Покуда музыка, пласты подняв земель
И совершая свой обряд старинный,
Уже затронет слуха колыбель,
Чтоб жизни не было в помине половинной,
Чтоб неповинная не маялась душа,
Любви наперсница, свидетельница муки, –
Баюкай, веруя, – и, горний суд верша,
Благослови стенающие звуки.


III


Будь осязаемо явление твоё
В огнях зажжённых, в окнах потаённых, –
Пусть века отразилось лезвиё
В глазах детей и в шёпоте влюблённых, –
Будь осеняема перстами Божества
В томленье странностей, где ждёт очарованье, –
Ты музыка – и, стало быть, жива,
Оправдывая сущность и названье, –
К тебе лишь слово тянется давно –
Давай с тобой взахлёб наговоримся, –
Нам встретиться с тобою суждено,
Нам ведомо, что мы не повторимся.


IV


Вот очертания напевов золотых
Какой-то звон вдали разбередили,
Чтоб сны, как бабочки, к огням слетались их
В алмазах горести и сгустках звёздной пыли,
Чтоб свечи оплывали в янтаре,
Хранители надежды и печали,
В жемчужном свете, в лунном серебре,
В наитии, измучившем вначале, –
Краса хрустальная, топаз и аметист,
Гранатовые зёрна ощущенья
И зелень замысла, где каждый возглас чист
В кристаллах воздуха и отзвуках прощенья.


V


Земля немилая чем дале, тем родней,
И небо ясное чем выше, тем дороже, –
Да будет мир желаньем долгих дней –
Твоё присутствие чем праведней, тем строже,
Сокровище, оставленное нам,
Завет неведомый, обет невыполнимый,
Довлеющим подобная волнам,
Ты, музыка, – приют неопалимый,
Ты, музыка, – пристанище моё,
И есть в тебе пространство без утайки,
Целебное дарящее питьё, –
И рвусь к тебе, к невидимой хозяйке.


VI


Фиалка флейты в дымке позовёт
И хрипота излечится гобоя, –
И заново задумается тот,
Кто смотрит, щурясь, в небо голубое, –
Как трудно мне с собой наедине! –
С тобою, музыка, вдвоём не унываем –
И, счастьем не насытившись вполне,
В иных пределах вместе побываем,
Другим неподражаемым мирам
Зрачки свои без устали даруем,
Как листья дарят осени ветрам,
Как губы тянут к женским поцелуям.


VII


Цветы растут – сиротствующий хор –
В крови гвоздик и лилиях дремоты
Лишь хризантем доверчивый укор
О будущем напомнит отчего-то, –
Забот смятенных мне ль не передать? –
Пускай ещё пичуги солнце славят! –
И, если довечдётся отстрадать,
В ларце на тайном донце ключ оставят, –
Так лёгкие кружатся лепестки
Подобием весеннего клавира,
Что даже мановение руки
Почувствует родительница-лира.


VIII


По струнам ударяет царь Давид,
Восторженно пророчески вещая,
Звучит псалом, – и ангел говорит,
Участие блаженным обещая, –
Ещё минут не понят стройный ход,
А слава до того уже весома
В огне светил и токе древних вод,
Что ты её не мыслишь по-другому, –
И Книга открывается вдали –
В ней бытия оправдано горенье,
И розе Богоматери внемли –
Улыбке сотворенья и смиренья.




Ты, музыка, – стремление уйти
Туда, за близорукие границы, –
Покуда нам с тобою по пути,
Мытарства мы приемлем и зарницы, –
В который раз потерян талисман,
Надето обручальное колечко! –
Скрипичный нарастает океан,
Пред образами вспыхивает свечка, –
Не говори: разлука тяжела! –
Она беды намного тяжелее
Затем, что въявь единственной была, –
Ты дышишь всё-таки – вглядись ещё смелее!


Х


Вот, кажется, архангелы трубят, –
Настанет час – мы встанем и прозреем
Во мраке гроз, где столько лет подряд
Истерзанного тела не согреем, –
Душа-скиталица, как птица, высока –
Влекут её расправленные крылья
Туда, где плавно движется река,
К обители, что тоже стала былью, –
А сердце в трепете то к горлу подойдёт,
То в грусти мечется, ненастной и невольной,
Покуда выразит, пока переживёт
Сей плач по музыке – сей говор колокольный.

К списку номеров журнала «СОТЫ» | К содержанию номера