Портрет интерьера

АВТОПОРТРЕТ С ИНТЕРЬЕРОМ 

К погоде отношусь сочувственно, особенно к снегу. Включая  прошлогодний на картинках. Может падать, лежать и особенно лететь. На него хорошо смотреть молча, ни о чём не думая, и как-то всё растворяется или кристализируется.

Я думаю, именно поэтому люди смотрят «Иронию судьбы» – там много снега, и он часто летит. Сквозь песни, самолёты и любимых героев – летит себе и летит...

Ещё мне этот глагол нравится: летать. Вообще, глаголы и причастия мне как-то ближе существительных. Наверное, это какой-то зазор с существом дела или забор перед началом абзаца.

На лыжах не умею ничего, даже смотреть телевизор. 
Ещё не умею шить, распиливать дерево, входить в горящую избу. Коня на скаку останавливать считаю неуважением к коню...

Вообще, если есть дорога, самое милое дело – скакать, если ты, конечно, конь.

А если ты – форточка, то хлопай на ветру, ветер любит, чтобы ему хлопали. А если ты – ветер, то лети уже, гоняй стаи туч...

С фауной у нас хорошо, когда она шляется и не наступает на ноги, особенно в автобусе. Фауну хорошо понимать издали, когда есть перспектива. Перспектива – это такая полезная вещь, каждому сгодится, хоть сквозь что на неё смотреть.

А в центре Иерусалима сидит лев.

И молча смотрит на снег, который точно где-то летит, сквозь июль, октябрь и героев, идущих по Иерусалиму.

ОКНО

А ведь я его мыла. Раму мыла. Маму не звала, мыла сама. Прижимала к плечам, чтобы не упасть обоим. С третьего этажа чтобы не упасть. Воробьи поглядывали на нас с интересом, голуби оглядывались в полёте.

Приходила соседская кошка, но не настаивала. Кто же знал, что придётся закрыть ставни. Небо и воробьи остались там, снаружи, а мы с окном – внутри. Нет, конечно, тут значительно теплее, чем там.

Но я-то думала, нам теперь дождь нипочём, снег, хамсин, жара и ремонт по ночам. А нам всё почём…

КРУГЛЫЙ СТОЛИК

Как я о нём мечтала... А жизнь шла совершенно о другом – сами знаете, как она это делает. Оглянуться не успеешь. У неё на тебя всегда какие-то другие планы.

Так что, появился у меня вместо круглого прямоугольный стол на колёсиках. Тоже хороший человек. К тому же, он был деревянный. Я к дереву испытываю нежность даже в распиленном виде. Мой дед был столяр. Так что мы сразу нашли общий язык, я его даже собрала вот этими руками, в свободное от фламенко время.

Беспокоили меня будущие взаимоотношения стола с холодильником, но всё обошлось. Как-то стали жить, быт налаживался. 

Холодильник иногда разговаривал сам с собой, короткими пустынными ночами. Стол (который на колёсиках) стоит теперь в углу. У него всё в порядке, завален бумагами, дисками и губными гармошками.

И вот, в один прекрасный день, в доме появился круглый столик. Когда его уже никто не ждал. Когда совсем – понимаете? – Было не до столика. Я про него забыла. Потому что думала об обогревателе. От этих мыслей становилось теплее…

Я всегда долго думаю длинными мыслями, хотя тепло бывает не от каждой. Иногда мысль прерывается, приходится идти завтракать, искать холодильник.

И ни в коем случае не думать мысли, от которых тошнит. Тут очень помогает не думать никакие мысли, хоть одну минуту. Надо отвлекаться от мыслей, иногда. Сразу становится легче.

Потом опять начинаешь, конечно, ходить пешком, ездить автобусами, смотреть на осликов. Или думать, что смотришь на осликов.

И тут вдруг – столик. Круглый, маленький, из дерева. Я стала прямо сама не своя. И даже не знаю, чья. Наверное, столика. Не знала, куда его усадить. То есть, куда самой сесть за него.

Прошло время, зима, осень, лето. Пришла весна. Теперь столик завален бумагами и дисками, прижился. Мы с ним смотрим сквозь окно на вечерний Иерусалим, я им обоим играю на гармошке. То есть всем троим, считая окно.

Хотя, что это я, в самом деле, холодильнику тоже слышно. И стол на колёсиках нам не чужой, стоит, прислушивается.

На самом деле слышно бывает всем, даже если ты только думаешь, что играешь. Если думаешь мысли, от которых тепло.

КАСТРЮЛЯ

С кастрюлей у нас прохладные отношения. Зимой бывают просто ледяные…

Дело в том, что она не закипает. Так, стоит независимо от внешней среды, слегка греется. Хотя у неё там, судя по всему, жарко внутри, но не кипит. Для пельменей, например, такое отношение губительно.

А суп можно прождать до утра, потом обойтись кофе. Но к обеду иногда хочется эдакого. Даже жаркого, бывает. А она – не кипит.

Иногда при этом закипаю я – только делу это не помогает, сами понимаете. Даже если так:

– Ты!!!! Я отдала тебе лучшие годы! Нет, это из другой оперы… А ну, кто тут!!! Я кому сказала кипеть!!!!!

В общем, на самом деле, это медленно-варка, и она иначе не может. Греет как умеет. Есть такая профессия – флегматик. 

Против природы мы никто не умеем…

УЛИЦА ШОФАР

Улица – тоже часть дома, небольшая гостиная в Маале Адумим. Городок – сам небольшой домик на краю пустыни...

Летнее утро, июнь, слева виднеются холмы Иерусалима. Тишина такая, что даже птицы помалкивают…

Шесть утра.

Дымка, похожая на облака, или облака, похожие на дымку, слева, далеко, над Иерусалимом, тени над миром, дома как вышивка на гобелене, ежедневное чудо…

Где-то в раю, где все ещё не проявлено, молчит, даже кошки помалкивают, а мир еще не родился, он только-только нарисован, но уже объемно…

Все замерло и чуть колышется, я иду, но и меня не слышно, в сияющем тумане, и облака на небе, и пока не жарко. Точно, рай.

С улицы Шофар – она небольшая, но для сердца достаточно, – постепенно поднимаюсь дальше, хотя всегда жаль уходить, оглядываюсь, но продолжаю идти.

На следующей улице проступают то кошки, то голуби, машина проезжает – мир проявляется, становится отчетливым, звучащим – постепенно, медленно, вот пару человек на остановке в ожидании автобуса.

Двое религиозных в полной выкладке и шляпах с отсутствующим выражением лица – молятся?

Солдат с огромной сумкой, заранее запыленный, хотя точно выстиранный и выглаженный…

Дама на каблуках в английском костюме, портфель на колёсиках и звонок по мобильному, девушка в сумасшедшем мини на каблуках, курит. Рай начинает превращаться в реальный мир…

Дальше, дальше, взлетает голубь, две вороны хрипло обсуждают кусок булки на тротуаре, хлопают крыльями, умолкают…

Мамаша усаживает ребенка в легковушку, ребенок полусонный, но отчаянно готовый к школе – ранец, глаженый костюмчик, сосредоточенное лицо…

Другой мальчишка пинает мячик, а сестра кричит: «Ты опоздаешь, оставь свой мячик, скорее!» Мир окончательно очнулся и пошел по своим делам.

Автобус обгоняет, большой и звонкий, улица даже стала больше – взошло солнце.

ИНТЕРЬЕР В КЛЕТОЧКУ

1.
Прилетал воробей, 
Прыгал по веточке за окном,
Болтал разные глупости,
Стучал по стеклу,
Как дятел.
А может, он и был
Дятел
В глубине души…
2.
Приходила кошка,
Царапала дверь,
Пыталась стянуть тапок.
А зачем кошке – тапок?
Вот мне он правда нужен.
Остались недовольны друг другом.
3.
Оптимистические слова
Всегда нужны,
Только они быстро теряют оптимизм,
Приходится искать другие.
А другие уже не такие радостные.
Наверное, слова устают,
Когда их часто произносят.

4.
Я ждала, что ты позвонишь,
А потом перестала,
И так несколько раз.
Когда ты позвонил,
Я так обрадовалась, что забыла – 
Я всё ещё жду
Или перестала ждать?
5.
Все говорили – «конец света, конец света»…
И размахивали руками.
Так кричали громко друг на друга…
Действительно, 
прямо какой-то конец света…
6.
День рожденья считается праздником,
Наверное, потому, что можно выпить 
За здоровье,
Причём за твоё
И за отсутствующих друзей.
Хотя какой же это праздник,
Когда друзья отсутствуют?
7.
Если долго ждёшь автобуса,
То думается,
Что он может совсем не прийти,
Потеряться в дороге,
Забыть маршрут,
Уехать чинить мотор.
Тогда нужно сделать вид, 
Что ты ловишь такси
И прекрасно обойдёшься без автобуса.
Тогда автобус появится.
Вот тут главное – не перепутать
И не уехать на такси.
8.
Вечером в субботу кажется,
Что это навсегда –
Покой, тишина, огни за окном
И тушёная курица на тарелке.
Я бы оставила её на завтра,
Но тогда уже не будет тишины,
И снова будет сниться покой.
А он мне и так снится…

9.
Вот увидишь, говорю я себе,
Когда-нибудь
Я снова заведу собаку,
И ещё, возможно, – кота.
А канарейку – ни за что.
Зачем нам с собакой канарейка, 
Если у нас уже есть кот?
10.
Когда я вернусь в Иерусалим,
По нему будет ездить трамвай
Взад-вперёд.
А он уже и так ездит…
Когда я вернусь в Иерусалим,
Я буду заваривать кофе,
Хотя и так его завариваю.
Когда я вернусь в Иерусалим,
То ничего не буду ожидать,
Ни трамвая, ни кофе,
Ни даже автобуса.
Я буду ходить пешком.
Там до Стены Плача отовсюду близко.

11.

Ветер идёт по ночам, сквозь квартиру,

Через меня и остальной дом,

Будто стучится в двери неведомое,

И всё дрожит, от чайника до тумбочки.

Но мы опять поём из «Биттлз»,

На дороге горят фонарики,

А в гастрономе выдают сумочки к празднику.

За окном летают две птицы, воздух свеж.

Так что мы как-нибудь.