Фоска для золотой рыбки. Продолжение

Продолжение. Начало в ЛИ №20

 

– Риша, слышишь, Риша…

Ох ты, господи, я же сама рядом с ним задремала…

– Да, Ванечка, прости. Видишь, меня тоже сморило. Что, подать чего-нибудь?

– Нет… Понимаешь ли, я давно хотел сказать, все откладывал, откладывал. Я хочу, чтобы ты сделала то, что я попрошу. Обещай мне, ну…

– Конечно же, бог ты мой! Ну, сделаю, ты и сам знаешь, зачем так – обещать… 

– Хорошо. Дело в том, что я за тебя беспокоюсь. Беспокоюсь, что с тобой будет после того, как я…

– Прекрати! И слышать не хочу! Ты еще всех нас переживешь, понял! Чтобы и думать не смел. Подумаешь, опухоль у него. Больше чем у половины мужчин в твоем возрасте опухоль простаты. Это вам наши слезы отливаются. Так что, все умирают, что ли? Ты мужик или кто?

– Не кричи… Мужик я, мужик. Кому, как не тебе, знать? И умирать я так просто не собираюсь, ни завтра, ни послезавтра – поняла? А голос будешь на меня повышать – отшлепаю. Ты знаешь, я умею… Слушай и не перебивай. Вот так вот, да. Ты все про меня знаешь, ну – почти… Всю жизнь я не умел остановиться вовремя. Азарт – вот что меня губило. Если бы не это, жили бы сейчас с тобой где-нибудь на берегу океана. Хотя, тогда бы мы не встретились, да? Значит, все правильно… Тем не менее… Не перебивай! Тем не менее, я не могу сейчас позволить себе надеяться только на удачу и ни о чем больше не думать. Сейчас я уже не один, у меня есть – ты. И я обязан принимать в расчет все варианты. В том числе и этот… Так вот... – он достает из ящика тумбочки бумажник,  вытаскивает и протягивает мне карту, обычную игральную карту, довольно старую, потертую десятку червей.

– Держи и не потеряй. Ты отправишься по адресу, который я тебе дам, это не слишком далеко. Встретишься с одним человеком, он уже очень пожилой, старый даже, скажешь, что ты от Вано и отдашь ему эту карту. Заберешь то, что он тебе передаст, и это все. Там будет довольно большая сумма. Если разумно ей распорядиться, хватит до конца дней и еще детям останется. А я буду спокоен. Ты все поняла?

– Поняла…

– Умница. Вот адрес, – он быстро  пишет на листке бумаги и протягивает мне. – Тут и адрес, и имя, и как добраться.

– И ты уверен, что…

– Вполне. Не сомневайся, все так и будет. Конечно, если… до этого дойдет.

– До этого не дойдет! И ты получишь свою десятку назад!

– С большим удовольствием. И ты еще в этом убедишься…

 

К вечеру я немного пришла в себя и даже смогла постоять под душем, и наложить хоть какой-то макияж. 

В общем, чего уж там.

Я его – ждала…

 

– Ну вот, вам уже получше. Можно войти?

– Странный вопрос. Я-то думала, вы здесь уже свой.

– Так оно и есть. Но нельзя же вот так сразу. Или вы предпочитаете…

– Я предпочитаю не говорить на пороге…

– А я уже вошел и полностью к вашим услугам…

– Н-да… Пожалуй, мы с вами друг друга стоим.

– Именно поэтому вы и улыбаетесь…

– Смутить меня у вас не получится.

– Возможно. Но я хочу попытаться. Кроме этого, я принес вам долг – вот…– он протягивает мне конверт.

– Что это?

– Я же говорю – долг. За метро.

Два билета в Большой. Послезавтра. Кармен. Ложа.

– А почему, собственно, два?

– Мы пойдем вместе. Вы еще слишком слабы. Снова заснете на плече у чужого мужчины…

– А вы, стало быть, не чужой?

– Уже нет. Вы же сами сказали только что – свой…

– Ну, раз сама сказала… Раздевайтесь и пошли чай пить и… осваивать друг друга.  

 

…Он сидел напротив так привычно и уютно, как будто знал здесь каждый угол, каждую деталь, и где что лежит. Мы говорили. А на самом деле трогали друг друга – словами, глазами, улыбками. Вспоминали – друг друга, и себя – вместе, вдвоем.

Он мог бы остаться у меня сразу, в эту же ночь. Это зависело только от него, как и все остальное, начиная с этого вечера, с этого часа, с этой минуты. Я просто стала – его, и какое же это было счастье…

 

– Мне пора…

– Конечно, уже поздно. Мы засиделись. Постарайтесь успеть на метро… Ваня…

– Ну, вот. Я говорил, что мы познакомимся поближе…

– Поближе…

– Ты сделала мне подарок.

– Да, я знаю. И себе – тоже…

– Ты понимаешь, что происходит?

– Нет. Зачем?

– Ты понимаешь, что уже все случилось? Все…

– Да, наверно… Да.

– Я приду завтра вечером, ты жди, слышишь? И лучше бы тебе не выходить на улицу совсем, я все, что надо, принесу. Поняла?

– У меня как раз неделя отпуска – со вчерашнего дня.

– Ну, вот и будем отдыхать, да?

– Да. Возвращайся…

– Я вернусь. Я теперь от тебя не отстану – и не надейся.

– Ага. Иди…

– Ты горишь. У тебя температура.

– Я – живая…

Он погладил меня по голове – как маленькую.

…За ним уже закрылась дверь, а я все еще стояла и никак не могла отлепиться от него. Не могла. Никак…

 

– Риша, скажи мне…

– Все, что хочешь…

– Скажи, почему я зову тебя все время только так – Риша? Не Ириша, не Ришка, не Ришуня, наконец…

– Нет, Ришуня звучит как-то необычно. Я не хочу.

– А как? Как тебе нравится?

– Мне – как сейчас.

– То есть как это – как сейчас?

– На левом боку, глупый.

– Будешь грубить – отшлепаю…

– Ага. Все только обещаешь…

– Слушай…

– Я только этим и занимаюсь. Ну…

– Понимаешь, вдруг стало очень хорошо – жить…

 

…Когда его не было рядом, я начинала бояться – не случилось ли чего.

Иногда, эта боязнь друг за друга превращалась в навязчивую идею, и мы без конца звонили, писали, хотели знать каждый шаг и каждую минуту. Порой я вела себя, как маленькая, доставала его своими страхами, порой – он меня. Как-то Ваня сказал, что мы замкнулись друг на друга, как две самонаводящиеся ракеты, и, столкнувшись, взорвались, образовав новую вселенную, наполненную квинтэссенцией любви…

– И мы плаваем там с тобой, как в аквариуме – две золотые рыбки. Только бы не выплеснули.

– Кто же нас выплеснуть может? А потом… Даже если и так, все равно – вместе…

– Ах ты, рыбка ты моя золотая. Мы не вместе, мы – одно…

…Он никогда раньше не болел.

Всегда я – то одно, то другое. Вечно он носился со мной, баловал, берег. Иногда я со страхом думала – что же с ним будет, если я…

И вдруг… Горе – это всегда вдруг. Даже если ждешь.

И вот я сижу около его кровати. Диагноз вы знаете. Врачи говорят, что если бы хоть на три-четыре месяца раньше, было бы намного проще, почти стопроцентно. А сейчас – тоже почти стопроцентно, только вот результат – обратный.

А как же – я?

У меня взрослые сыновья и два бывших мужа. Работа, которую я люблю, и друзья, с которыми мне хорошо. Великолепное еще тело.

Зачем мне все это – без него?

Любить – это так просто, господи...

И кто  ее только придумал – смерть?

 

*  *  *

– Вот ты так легкомысленно ко мне относишься, а я такое умею – если б ты только знала!

– Нет, ну кое-какое твое умение мне знакомо. Французский батон, например. И вообще…

– Шути, шути. Ты – женщина. Вот эти руки – ты им настоящей цены не знаешь. Вторых таких, может, во всей Европе не сыскать.

– Ну нет, Ванечка, это мне как раз известно. И как раз потому, что я женщина. Не  в Европе – в мире. Таких рук в мире больше нет, точно. Если тебе рекомендации понадобятся – только скажи…

– Вместо рекомендаций, лучше найди-ка мне карты, а? Где-то я здесь видел у тебя колоду…

– А зачем тебе? Я с тобой в дурака играть не сяду, – порывшись в ящике, я протянула ему колоду старых атласных карт. – Вот. Такие подходят?

– Любые. Любые подходят. Ты сейчас поймешь, увидишь…  Чтобы знала… Ты думаешь, я просто картежник был? Который на пляже курортников чешет?

Он сделал движение кистью, и колода рассыпалась веером в его руке за долю секунды. Еще движение, и она раскрылась в другую сторону. Он развел руки, и карты полетели плотной лентой из одной в другую, извиваясь, как бумажный дракон… Я не могу это описать. Они – ожили. Они смеялись и плакали, кружились в танце, летали, появлялись и исчезали. По-моему, они просто радовались, что, наконец, его пальцы их коснулись. А когда я все же смогла оторвать от этого глаза и взглянула Ване в лицо…

…Он смотрел на них, как дирижер на свой оркестр. Он слышал их голоса и видел их лица. Он с ними говорил, и они – отвечали… Он… Я его таким не видела – ни разу. Потом он поднял на меня глаза и улыбнулся. Колода лежала на столе, как ни в чем не бывало, – самая обычная, смирная, неживая.

Колода старых игральных карт…

– Ты понимаешь… Я и подумать даже не могла. Не могла – представить… Да я и не видела тебя таким ни разу. Это был совершенно незнакомый человек – не ты… Откуда в тебе такое? Я же видела твои руки, и как ты на них смотрел – на карты эти. Вы разговаривали друг с другом – они и ты. На своем каком-то языке…

– Риша, ты… Никто не смог бы сказать лучше, чем ты сейчас. Никто бы не смог увидеть и понять лучше, чем ты. Я же не случайно говорю, мы с тобой – одно… 

– Расскажи мне про это. Я хочу знать, потому что это такая часть тебя, без которой ты – не ты. Я только сейчас поняла, увидела, что не знаю о тебе так много, просто – не знаю тебя. Ну, пожалуйста…

– А тебе как? В хронологическом порядке или в смысле… – он усмехнулся, – осознания своих способностей?

– Мне вот в смысле осознания – тебя. А?

– Ну, в этом вопросе ты продвинулась уже так далеко… В общем, все очень обычно… Всем рано или поздно попадает в руки колода карт, и все начинается с подкидного дурака. Еще в детском возрасте. Дальше бывает по-разному – в зависимости от способностей или таланта и еще от того, в чьи руки попадешь. От учителя, от мастера. Мне с этим повезло. Прежде всего потому, что попался ему на глаза. Потому, что он меня – заметил. А потом – потому, что хватило ума и терпения пройти его школу и кое-что понять.

– Понять – про игру?

– Не только. То есть – разумеется, но… Игра, чтобы ты поняла, это ведь не только ловкие пальцы, хорошая память и быстрые мозги. Есть еще что-то такое – над, понимаешь? Резо – учитель мой, Лермонтова очень любил. «Маскарад». Наизусть его знал и все время повторял, и мне и про себя. Так вот, такое место там есть:

 

И если бы ты мог на карту бросить душу,

То я против твоей – поставил бы свою.

 

Просто – правда? Ведь почему азарт во мне такой был всегда? Я же не из-за денег или там чего-нибудь такого. Мне игра душой своей всегда интересна была. И в ней – души людей, сидящих за столом напротив друг друга. Это ведь не карта карту бьет, а душа – душу. Чья – сильней, умней, тоньше…

– Ванюша, ты – поэт…

– Не знаю, может быть, и поэт. Только одно я точно понял: чтобы не потерять в этой жизни самого себя, есть только два способа – дело и женщина, которую любишь.

– А как насчет женщины, которая любит – тебя?

– Хм… А она играет, ну, хотя бы в покер?

– Ты – садист. И к тому же, жутко невоспитанный тип, хоть и жутко талантливый. И еще – глупый, потому что не знаешь – женщина, которая любит, играет во все игры, не только в карточные. Вообще – во все, понимаешь? А еще она умеет… - и я шепчу ему в самую шею: – А еще она умеет…

*  *  *

– Ванечка, привет, мой родной! Как ты спал? Как самочувствие, вообще?

– Я бы и спал, да все эти процедуры покоя не дают… Гормоны, гормоны… У меня такие гормоны, что им и не снилось. Я просто чемпион по гормонам. Я бы прямо вот сейчас им такие гормональные доказательства привел, самые что ни на есть убедительные… Слушай, Риша, а что если нам сбежать ненадолго? На полдня – домой. А лучше – на сутки. А?

– Да кто же тебя отпустит? У тебя же – лечение, наблюдение, процедуры…

– Так и я про процедуры! Мне сейчас так одна процедура нужна, ты просто не представляешь… И к тому же у меня день рождения скоро, мне подарок полагается или нет? Знаешь, какие мне сны снятся? То-то и оно. Кошмар… 

– Хм… Ну, вообще-то… Подарок? Подарок… Это и мне подарок – тоже. Надо вот только с врачом поговорить. Давай, поговорим…

– Ага. И – не откладывая. Мочи нет, я сегодня из-за мыслей этих дурацких снос не угадал, представляешь? Резо, хитрец, от третьей дамы снес фоску, и паровоз накрылся. Простить себе не могу. Ловленный был, ловленный…

– Какой паровоз? При чем здесь Резо? Ничего не понимаю…

– Да во сне! Из-за мыслей о тебе, я Резо выпустил, понимаешь? Он ловленный мизер сыграл! Раз в жизни такое бывает! Мы же не мальчики, слава богу. Такой снос сделать! Мастер, слов нет. Мастер… Это же надо, так проскочить…   

 

…– Но ведь всего несколько дней, доктор! Он вернется – обещаю вам. Я же ему не враг, в самом деле. И он себе тоже. Может, это его последняя возможность почувствовать… ощутить себя мужчиной. Ну, хотя бы, чисто по-мужски, вы можете это понять?

– Я прежде всего его лечащий врач. И, конечно, я понимаю, о чем вы говорите, но – увы. В его положении…

– Именно в его положении! Скажите честно, вы сами верите, что именно в его положении можно рассчитывать… Что это, на самом деле, так важно? Это ужасно – то, что я говорю, но… У вас же есть статистика, опыт, ну? Честно!

– Так нельзя рассуждать, понимаете? Медицина не математика, организм человека – не таблица умножения. Иногда бывает, знаете ли, такое… Дважды два – не всегда четыре.

– Вы не ответили. Я не прошу вас заниматься прогнозами, просто скажите – вам такие случаи известны?  

— Экая вы… Ну, хорошо. На такой стадии, как у него, в моей практике лечение особого эффекта не давало. Один-единственный раз больной выздоровел, но это было связано со стрессом, очень сильной зависимостью от конкретных обстоятельств. И ровно ничего не значит.

– Значит! Я ему, знаете, какой стресс устрою! Под мою личную ответственность. Или – его. Все, что хотите, доктор. Ну? Ничего за эти несколько дней не случится…

– Знаете, что я вам скажу… Ему повезло… Вместе с такой женщиной, как вы…

– Мы не вместе, доктор, дорогой. Мы – одно…

 

…Ты же сам сказал мне когда-то – невозможно иметь две зависимости одновременно.

Одна из них неизбежно вытеснит другую. Ведь болезнь – это та же зависимость. Так почему бы – не попробовать...

 

…Длинные, седые, почти до плеч волосы, спокойный, прищуренный взгляд. Худой, неторопливый. В глазах – вопрос.

– Здравствуйте, Резо.

– Здравствуйте, уважаемая. Мы знакомы?

– Нет. Лично – нет. Мне про вас Вано рассказывал. Вот… – я протягиваю ему ту самую десятку червей. – Он просил вам передать…

– Передать… – он рассматривает карту, переворачивает, только что не пробует на вкус.

– Ну что же, подождите немного. Вот, садитесь пока сюда. Я скоро вернусь.

– Подождите. Я не за деньгами.  

– Ах, даже так? Тогда за чем же? И как ваше имя, уважаемая?

– Меня зовут Риша… Я… Мы с Ваней, простите, с Вано, уже… давно. Он очень болен, он – умирает. Мне, нет – ему, ему нужна ваша помощь, вы – единственный, кто может… Я больше никого не знаю, понимаете? Я вам расскажу…

 

…– Риша, ну почему ты так ужасно далеко? Я тебя обнимаю, прижимаю к себе, чувствую тебя всю, ближе некуда, а мне – мало. Этот микрон расстояния между нами сводит меня с ума, понимаешь? Я просто не могу с этим примириться.

– Но ведь ты сам говоришь – ближе уже некуда…

– Я не перестаю сходить по тебе с ума…

– У нас одно сумасшествие на двоих, милый мой. Мы же с тобой…

– Одно. Я знаю. Это-то меня и бесит. Не должно быть никакого расстояния вообще. И между телами – тоже. Промежуток – ноль. Между душами, между телами, между словами, между – всем… Меня просто раздирает желание быть сразу и внутри и снаружи тебя – везде. Одновременно, как в кольце Мебиуса.

– Это кольцо твоих рук, Ванечка. Это, когда они – везде. Они – везде. Я знаю… 

 

*  *  *

…– Мне скажут: можно отучиться, натуру победить. Дурак, кто говорит;

– Пусть ангелом и притворится, да черт-то все в душе сидит. 

– Видишь, Резо, я не забыл. Столько лет, а не забыл.

– Ты всегда был умным, и ты был хорошим учеником… Здравствуй, Вано, дорогой, здравствуй…

– Я все еще твой ученик, Резо. Им и останусь. Это же надо, какой Риша сюрприз учудила. Ну, умница какая…

– Да, тебе с ней повезло. Она – сильная женщина и красивая. И тебя на самом деле любит. И уважает в тебе не только мужа, а – мужчину. Понимаешь? Сейчас такое нечасто встретишь.

– Я не муж ей, Резо. Мы не женаты.

– Слушай, у моих родителей тоже не было свидетельства о браке. Но кто посмеет сказать, что мой отец не был мужем для моей матери, и моя мать не была ему женой? И как тогда я появился на свет? Браки совершаются не здесь, а совсем в другом месте… Пойдем в дом, Вано, там у меня люди, которых ты очень давно не видел. Почти, как меня. Идем. Это будет большая игра. Наша игра. Твоя игра, мальчик…

 

– Ничего, милая, ничего. Никто из нас не вечен…

Я реву на груди у Резо. Он успокаивающе похлопывает меня по плечу и повторяет, как заведенный:

– Риша… Риша… Риша…

…Ужасно болит голова, и не хочется просыпаться.

– Риша, Риша, проснитесь…

Я с трудом разлепляю глаза.

Он подносит к моему лицу бумажный сверток, который держит в руке.

– Понюхайте, как пахнет…

Запах свежего, хрустящего хлеба… 

 

– Риша, Риша, проснись, наконец… – я трогаю тебя за плечо. Обход начинается, просили всех выйти, подождать в коридоре. Ну… Я тебе такую историю рассказал, все, как ты просила, смотрю, а ты – спишь. Устала ты со мной, да? Ничего, милая, потерпи, недолго осталось, совсем чуть-чуть… Врач приходил, сказал, следующее обследование через полгода, даже следов никаких от опухоли не осталось. После обеда – домой. Ох, отшлепаю я тебя, наконец. Приготовься, слышишь?

– Ванюша, да я только об этом и мечтаю. Господи… Давай уже, а?

– Ага… А еще, я вот что подумал и решил. Карта та – ну, фоска, то есть десятка червей… Помнишь? Пусть у тебя остается. Насовсем. Суеверный я стал, понимаешь. Может, и смешно выглядит, а все равно – спокойней как-то. Ну, вот… Не надо, милая моя, не надо. Все уже хорошо – улыбнись. Золотые рыбки, они ведь тоже – люди. Ну, улыбнись, ну…