А Б В Г Д Е Ё Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Ы Э Ю Я
Как осторожно ты таешь. Стихотворения
Родилась в Москве. Эмигрировала из Советского Союза с семьёй в 1972 году. Жила год в Израиле. В Америке с 1973 года. Закончила школу в Нью-Йорке и Беннингтонский колледж в Вермонтe. Поэт, прозаик, драматург, художник, переводчик. Сборник рассказов, опубликованный на английском, был издан в Токио на японском. Публикации в журналах «Знамя», «Новый берег», «Волга», «Дети Ра», «Крещатик», «Homo Legens» и т.д. Английские стихи, проза /переводы публиковались в США, Канаде, Испании, Голландии и Японии. Получила UNESCO/PEN Short Story Award в Лондоне (1995) за прозу на английском; в 1999 получила NEA (National Endowments for the Arts) за переводы Цветаевой. Написанные на английском пьесы ставились в театрах Нью-Йорка и Лондона. Составитель антологии «Gods and Mortals» (Oxford University Press). Изданы две книги переводов стихов Марины Цветаевой. Живёт в Нью-Йорке.
У Нины Косман обращают на себя внимание стихи, в которых сопряжены древнегреческие мифы с современностью, она умело переплетает исторические культурные пласты с событиями нашего времени, создавая свою картину жизни, в её непрерывности и единстве.
Д. Ч.
* * * Загудел Харон – Ух и грязный ты! Оставайся, человек, на своём берегу! Таких, как ты не перевожу на тот брег, Умойся в Стиксе прежде, чем обол мне давать, да про взгляд не забудь, слышишь?! Окуни, говорит Харон, глаза в воды Стикса, по самый лоб в забвение окунись! Ох, и грязный ты, повторял Харон, ох на что мне, мол, человеки такие! Не отмыть их ни беспамятством ни, тем более, бессмертия ручейком... Глянь, как пенится Стикс, как бурлит их злопамятством – окунись по затылок, человек, промой взгляд! «А ведь я – награда твоя!» – говорит человек, я, – говорит, – духа твоего воплощенье!» А Харон: «таких, как ты, не берём на тот брег, так и живи, брат, в стихотвореньи».
* * *
Почтим же, други, память наших предков. Священных крыльев нет, как нет и снов. И вот уж золото волос не золотое, А цвета снега. Под снегом всё – И предки и их сны. * * * Как осторожно ты таешь, тянешь хилые лапки, жалко скулишь на морозе и от слишком большoй жары: тонкими синими лапками заклинаешь молебные дали и вдруг цепенеешь от страха, как от слишком большой любви. Возьми имя, какое хочешь: на камне строкой ли, слогом быть забытым – не всё ль равно? Воспоминание детства: по полупрозрачной лужице тонкими ножками – за сыроежками в лес... А из лесу пьяный леший, озарённый твоими тайнами, одарённый твоими соснами глядит, как ты медленно входишь, вот уже по колено, по пояс, по горло в воде, как тихо ты тонешь, таешь, снегурка воспоминанья, по-русски о чём-то молишь... Но мне непонятны эти странные тихие звуки, с детства знакомые звуки на первом моём языке. * * * Не рассыпаться, а – сыпаться смело. Чуть-чуть понарошку, чуть-чуть неумело. Чуть-чуть с подфиалочной влажной ленцой. Чуть-чуть очумело – на сердце, в лицо. Чуть-чуть под гитару, чуть-чуть полусном В хвостатые будни продлиться зевком. Чуть-чуть – на загвоздку, Чуть-чуть на ответ Ветрено-хлёсткий, Которого – нет. Просыпаться чутко, Проснуться чуть-чуть И снова – в мохнатую залежь нырнуть. * * * Много ли значит – понять язык птиц, ящериц быстрых, червей безобидных, много ли значит – с осиною пить да с рыжей лисой на выданье? А что это значит – мне ли не знать, когда с летом прощается небо, а ночью мерещится то ли ртуть, то ли тать, и рядом с микстурой целебной ангел испуганный, крылья сложив, в руках – пузырёк, за спиною – небо, руки в молитве: мёртв али жив? Так, молча, и стой, ничего не требуй. ПАМЯТНИКАМ Я завидую вам, свергнутые с современности пьедестала, за то, что вы видели много, не за то, что видели вас; не за то, что вы значите толпам, а за то, что вы над ними стоите, молча наблюдая беснующихся право-левых, не важно каких; все станут пылью истории, все затихнут, исчезнут, лишь вам дано век доживать долгий поверх бесноватой толпы. ЦИКЛ О МУЗЕ 1. Надоел ты музе, юноша – разве не видишь? Тошно ей от тебя, юноша, дал бы ты ей отдохнуть; ведь что такое выдохшаяся муза – не более, чем салат оливье на тарелке: съел и нету. А ты всё дёргаешь её за рукав, всё чушь свою гнёшь, в рот ей глядишь, тот ещё стоматолог. Разве не знаешь: муза – как старые вина, чем дольше не пьёшь, тем драгоценее каждая капля. Не приставай, говорю – уже начинает злиться, ничем её не задобрить, если совсем разозлить. Да и зачем тебе муза? Ступай к Афродите – с ней найдёшь не только общий язык, но и совместную жизнь – произведёте на свет девочек-полубогинь и мальчиков полу-героев. А муза угробит тебя, юноша ты недалёкий. Не тереби, говорю, за рукав, оставь платье в покое, потянешь – порвёшь; в чём ей тогда ходить? Вот тебе, юноша, вата: уши заткни, ведь муза – она, что сирена: песню такую споёт, что оглохнешь: глухим и помрёшь. Вон, видишь, осунулась вся, тоска на лице, синяки под глазами от страсти твоей бестолковой, а ты её всё теребишь, мол, дай мне ещё хоть строчку! Вот сандалии твои, вот хитон – одевайся быстрее, да колчан, полный стрел не забудь, чтоб через год, в котором все дни – без строчки, в себя запустить стрелу. 2. «Центр мира – в зрачке ребёнка, а не в твоих, муза, капризах да подсказках. Хоть и больно тебе от слов моих, хоть и текут по щекам твоим слёзы – да мне ли неправду говорить тебе, муза? Тебе, как на ладони, видны все мои мысли, каждая извилина в моём мозгу для тебя прозрачна, как это стёклышко. Ты меня из воздуха соткала сама, как та верная жена, Пенелопа, кажется, днём погребальный покров ткала, а ночью нитку за ниткою всё распускала... Но не будем про тот грустный покров, хотя, муза, ты только об этом и думаешь. Ведь так же, как мои мысли у тебя на ладони, так и твои для меня давно не секрет. Насквозь тебя вижу, капризная муза! То тебе это не так, то – не то. На тебе ведь мир не сошёлся клином! Другую себе найду! А наряд, что ты сшила себе из гласных, в детский дом отдам – пригодится сиротам! А из согласных – венки им на голову! Ты ведь не Мона Лиза, чтоб веками глядеть с музейной стены на мир. Века нам, так или иначе, не светят. Когда сожгут твоё тело – не перебивай, ведь сожгут же! – о чём вспоминать будешь? О каких согласных? Вот потому говорю, что центр мира – в зрачке ребёнка, а не в твоих, муза, капризах и прочей твоей чепухе...» 3. МОЗГ И МУЗА Мозг медленно-медленно собирает себя по частям, набухает чем-то розовым в центре, тужится, как человек на низком унитазе, клонится то влево, то вправо, и вдруг взмывает вверх белой птицей и начинает говорить, как поэт, стихами, и жилы на нём, полные крови, становятся туже, и музу он нетерпеливо дёргает за подол – и вот он весь перед вами – тот ещё Аполлон. А муза, она ведь дева, послушна самой себе, и даже питомцу своему не всегда отвечает, особенно, если он пыжится и на нём взбухают красные жилы; не по душе ей, знать, всё это собиранье себя по частям – жрец из мрамора ей по душе куда больше, чем этот медлительный мозг, мнящий себя Повелителем Музы. Вот, а вы говорите – любовь. А вы говорите – святость. Она говорит – отойди, что на её языке похоже на «брысь», а осмелься он прошептать «Я – твой раб, муза,» она возьмёт его в руки, бросит на землю и раздавит своим каблуком. ЖАР Даль обещала тайну. Тайна рассыпалась на Море, залив и пальму, На тропики полусна. Даль измеряют жаром, Миниатюрой – сон. Заповедью многопалой В охапку сгребает гром Невыветрившейся заразы Лёгких дыханьем глаз, Даль захвативших разом В хриплый последний раз. Суживается перспектива: Одеяло, будильник-вор. Подсовывают мне чтиво. Рецепты и капли. Вздор! Тропической метастазой Ощупывает судьба, Пусть многопалым глазом Сворует меня орда Всех слов, что ты миру не додал, В тропиках растворясь, Стекая тропинкой пота, Прощаньем, застывшим в фас. М(ед)УЗА Ошибиться легко, говорила муза, А правду искать – разве кому запретишь? На прибрежном песке ярко сияли лужи, в песочной яме лежала прозрачная вещь. Ошибиться легко, повторила муза, особенно выпивши два стакана вина, мускатного, греческого – ни тебе образов после второго стакана, ни мыслей, ни сна. А что на безлюдном песчаном пляже прозрачной медузы привиделся след – никто не поверит тебе, если – даже – укажешь на след её: медузы нет.
К списку номеров журнала «ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА» | К содержанию номера
|