Вспоминая Канаду. Стихотворения

Родилась в Одессе; филолог; преподавала литературу и эстетику. Стихи писала с ранней юности, печаталась в периодике.

С 1979-го жила в Канаде. Первые годы переводила, редактировала и писала  для единственной тогда в стране русскоязычной газеты "Вестник". Получив новую специальность, 30 лет проработала в области компьютеров. После долгих лет молчания вернулись стихи. Финалист и призёр нескольких международных поэтических конкурсов; автор поэтического сборника "Чернобеловики". Последние публикации – в газете "Интеллигент", в поэтическом интернет-альманахе "45-я параллель", журналах "Крещатик", "Новый Свет", "Австралийская Мозаика". В 2016 году переехала в Австралию, в Сидней.

 

Строчка

Бог услышал – а песня была коротка,

может, только строка – юным, ломким фальцетом –

спасена не гадавшим, что целит в века,

недожившим, давно позабытым поэтом.

Сколько их, золотых неприкаянных строк –

жгучих искр от костра, где сгорело страданье –

услыхал и запомнил рачительный Бог

и как птиц отпустил на простор мирозданья.

Что они? Где они? В ипостаси какой?

Тень и свет их – на что они падают в мире?

Где ломают  устои и рушат покой

эти строки – вне дат, без имён и фамилий?

Среди нас, на земле, где фантомная боль

всё сильна... Вдруг незваным, негаданным ливнем

грянут вниз из безоблачности голубой –

"Дождь слепой!" – мы кричим и хохочем наивно...

Если где-то лавину удержит гора,

умирающий встанет, война не взорвётся –

то безвестная строчка, мудра и добра,

грех чужой замолила и в воздухе вьётся.

В час отчаянья – может быть, это она

лба коснётся, и братскою нежностью строгой

не позволит душе безысходного дна,

остановит у самого бездны порога.

Может, там, где сдвигаются материки,

где творение длится в межзвёздных парсеках,

эти строки – опора творящей руки,

пожеланье творению от Человека.

А в нескладной судьбе, в обречённой борьбе

вновь “из пламя и света” рождается слово,

и другая строка прокричит о себе,

захлебнётся, забудется, канет – и снова

Бог услышит...

 

Последний Раз

Чужбина – мир, а мы близки друг другу,

смеясь и плача, споря и мирясь...

Но – рядом он, уже  к нам тянет руку,

застигнет нас вдвоём Последний Раз.

Непредставим! – предчувствия не шлёт –

последний час истратим мы вслепую,

и весть настигнет, словно птицу влёт

незрячая, нечаянная пуля.

Мы говорим: – Люблю! – да, да, иди,

жду в шесть – не опоздай! ...Пожар, цунами,

кирпич, крушенье, тромб – неотвратим,

Последний Раз, как тень, всегда за нами.   

Один уйдёт – как станет жить другой? –

с одним из двух предсердий, полушарий

Земли и мозга, бывшею рукой

в потёмках по пустой подушке шаря...

Считай минуты чуда на балу,

до полночи!.. В объятии кружим мы –

последний взгляд, последний поцелуй,

последний раз, когда мы оба живы.

 

Вспоминая Канаду...

1.Снег

Ночью лиловеет небосвод:

стосковалась тьма по белизне – 

это значит, город обовьёт

снег.

Снег над наготой, над чернотой

осени, обобранной дотла,

снег над суетой, над чередой

дней моих без худа, без добра,

над чердачной рухлядью вещей

нажитых – на выброс и в сугроб! –

над умолкшим домом, что вотще

ждал тебя... Tих, лёгок, не суров,

прядями серебряных седин,

перьями небесных лебедей

вьётся снегопада серпантин

в лепоте своей и правоте.

Cмоет, скроет, скрасит, обелит,

вышьет сказки по ночной канве...

Я усну, а снег пускай летит,

и во сне порхает из-под век –

чтобы морем бликов заиграл

ясноглазым утром голубым

сад, где ветка каждая – коралл

девственных, таинственных глубин,

чтобы утро ночи мудреней,

чтоб открылся выход и ответ,

чтобы к жизни вывел робкий  след

по пречистой снежной целине.

 

2.Мороз

Бессчётно звёзд, мороз глубок,

планеты светят не мигая,

ночь лаконична как лубок –

вся чёрно-бело-голубая.

В стакане кубиками льда

дрожат дома, светясь изнанкой,

и предсказуем, как шарманка,

фонарь – ближайшая звезда.

Ночной автобус – злато-синий глаз из-за угла  – мигнёт, и

прозрачна и беззвучна стынь – ни вздоха, шороха, ни ноты.

Морозом сковано руно

серебряное... Как на льдине

дом – иглу.  И хоть бы единый

след – человечий ли, звериный –

к порогу или под окно...

 

3. На озере

Спит озеро, дышит чёрными поймами.

Слился с водой берегов мазут.

Спят рыбы, что завтра будут пойманы,

и те, которые уплывут.

Спят утки, что завтра будут подстрелены,

в зловеще шепчущих  камышах.

Луна посветила тускло и зелено,

за остров скрылась, совсем ушла.

И лодке моей не доплыть до берега,

на камни лечь в водяном гробу! –

но чья-то рука зажигает бережно

фонарь вдалеке – на него гребу.

Господь, не гаси ещё свет спасительный,

зачем-то берёг, дай последний шанс!

…Причал, и старик с фонарём. Спросить его! –

Уходит во тьму, ускоряет шаг.

 

***

...И нет со мной ни возгласа из хора,

ни дружеского взмаха за спиной –

oдна, в театре одного актёра –

трагедия играет мной одной.

Судьбы четвёртый акт. Осоловело

зал зарится, к развязке заспеша.

Больней и горше расстаётся тело,

но всё умеет вынести душа –

почти бессмертная… И только стая

лучей на площадь, где щербатый стул –

партнёр, опора. Тень его густая –

как чёрный плащ на солнечном мосту.