Ночной гость. Стихотворения

Поэт и художник. Автор нескольких книг стихов. Публиковался в журналах «Звезда», «Знамя», «Арион» и многих других. Редактор литературного альманаха «Белый ворон», удостоенного 1-й премии в международном конкурсе «Лучшая книга года», Берлин 2012.

 

 

***

пружинят тени в мутном ресторане

скрипач с лицом кузнечика затих

но черной розы нет в твоем стакане

презрения

в пустых глазах твоих

 

безрук пигмалион и галатея

растеряна

и чуточку смешна

я разучился чувствовать

не смея

любить тебя

болеть тобой жена

 

в тылу отчаянья

в смятенье роз и терний

сминает свет останки мажино

все кончено

все умерло

поверь мне

раздвинуто

забыто

сожжено...

 

***

Нам связная речь не дается,

Как статуе Летнего сада,

Когда в нетерпении рвется

Закатного неба помада.

Проглочено слово, и звуки

Грустят виновато.

Обняться?

Но руки, но руки…

Отбиты  когда-то...

 

***

                                                     М. Д.

Мы мечемся во встречных зеркалах,

В отчаянье бездомности размножась.

Балетных туфель белокрылый взмах

И домино тугая чернокожесть.

 

В коробке фишки, кость стучит о кость,

Пятно руки белеет в полой раме.

Я – Арлекин, я бесприютный гость,

Ладони горсть развоплощенной даме.

 

Томление, глубокий реверанс,

Крыло плаща и обморочный веер.

Смещенье времени – наш ненадежный шанс

Замедлить транс, совпасть в одном скорее.

 

Провал, проем, зигзаг и поворот.

Не ошибись: в сомнении утонешь.

И белый иней вызвездит Ашдот,

И черный град накроет твой Воронеж.

 

НОЧНОЙ  ГОСТЬ

Стучится поздний гость, рвет тело неумело,

Личинкой пустоты прокладывая путь.

Подобие любви, настырная омела,

Дай мне переболеть, но выжить как-нибудь.

 

Ленивый интерес опять снимает пробу,
Угар звериных смут проветрился давно,

Пресыщенный зрачок сам выпросил хворобу –

Бесстыжий рот и грудь, и ниже, где темно.

 

Но я забыл, что там в шелках туманной кожи

Химический ожог пристрелянных сосков.

Последняя любовь на чучелко похожа

Из фантиков и фиг, фитюлек, пустяков…  

 

***

Утешь меня на райском языке,

Задышливом, чахоточном Ursprache,
Ты видишь: ночь в карминовой рубахе
В ладонь стекает по моей руке

Предвестием.

Щербатый кракелюр

На полотне, приглаженном и голом,
Рвет кожицу надрезом и уколом

И мечет боль за вздыбленный  бордюр.

За темноту якина и боаза

Перемещает вещи и людей
В круг маленьких, но гадких лебедей,

Под медный череп рокового таза…

 

*** 

 «Мы умерли. Зато могли дышать…»

                                                Пауль Целан 

 

Ну, вот и все. Мы умерли – дыши!

Карминовый закат над головою,
Омытые любовью голыши,
Взаимному подвластные прибою.

 

Свободе безымянности ура!
Дай имя мне надежное, простое.

Мы были живы, кажется, вчера,

И задыхались в комнатном настое.

 

Там гибли розы желтые в глазах,
Нагие вещи мучили ночами,

Мы гнали страсть визжать на тормозах

И прогорать холодными свечами.

 

 

Мы подгрызали корни у небес,

Мы чтили ересь, циники, зелоты.

Теперь мы умерли, и я в тебе воскрес,

А ты – во мне. Но я не знаю, кто ты.

 

***

Падение плодов. Я грустен, в горле – осень.

Стекай во тьму, землистый ручеек.

Надломлен ствол, смола спадает оземь,
И простыни струятся поперек.

Тьма протекла во тьму, накроет нас, накроет.

Из мрака вижу голую тебя,

Чьи губы тянутся к остывшему прибою    

Сигнальными огнями корабля.