Борис Майнаев

Киргизия в лицах. Цитаты и комментарии

Предисловия

 

Небольшая книга, лежащая сейчас перед вами, это результат моей журналистской работы в обретшей независимость Киргизии. Мне, наверное, повезло, потому что волей случая я не только оказался у истоков появления нового государства, но и был знаком со многими политическими и общественными деятелями, состав-лявшими в те годы ее Олимп. Цитаты, из которых состоит книга, не отбирались специально. Они оказались в той записной книжке, которая приехала со мной в Германию, как и несколько газетных вырезок, попавших сюда вместе с небольшой библиотечкой, вывезенной из Бишкека. Когда возникла мысль написать книжку о том, что осталось за тысячи километров и на другом континенте и я стал систематизировать эти высказывания, тогда появилась и необходимость в комментариях. Только так, на мой взгляд, можно было полнее изобразить то, что называлось политическим портретом новорожденной Киргизской Республики.

Он интересен не только с исторической точки зрения, но и из-за того, что своим коротким жизненным опытом дает возможность еще раз убедиться в том, что страна, не имевшая в своем прошлом государственности и волей исторических судеб вовлеченная в процесс политического переустройства огромного субконтинента, не только петляет и топчется на месте, но и невольно возвращается назад. Связано это, по-моему, с тем, что общество, не выстра-давшее в поколениях демократию, не познавшее на собственном опыте трудности и ловушки исторического развития, а насильно перенесенное из одной эпохи в другую, вольно или невольно возвращается  к своим историческим истокам. Похоже, Бог или Природа наложили нерушимый запрет, не только на ребенка, не способного в одночасье стать взрослым, но и на общества, которые должны век за веком, поколение за поколением выпестовать, переболев всеми болезнями роста, демократию и, тем самым, получить на всю жизнь прививку от диктата или тоталитаризма. Хотя, последнее, по-моему, живет в каждом человеке, добравшемся до кресла правителя...

Цитаты дадут возможность не только немного познакомиться с людьми, управлявшими или управляющими Киргизией, но и увидеть их отношение к происходящему, как и в комментариях – мое. Желающие составить собственное мнение, отличное от моего, могут прочитать только высказывания, не вырывавшиеся из контекста, а сразу жившие самостоятельно, и не обращать внимание на мои дополнения. Комментируя цитаты, мне прежде всего хотелось напоить их известной мне информацией. И, хотя я старался остаться объективным и никоим образом не навязывать читателю своего мнения, я только человек и мог попасть в зависимость от своих чувств и привязанностей. Особо хочу выделить те моменты, когда перепроверить часть полученной мною информации, из-за ее конфедициальности, не удалось. При этом, мои сведения могли быть обычной дезинформацией, специально подброшенной российскому корреспонденту.

Истины ради, скажу, что большая часть людей, которых я цитирую, известна мне много лет. Мы бывали с ними в разных передрягах, но сейчас они, в силу разных причин: памяти, выгоды, страха – могут отказаться от того, что когда-то говорили мне. Людей, которые при написании книги занимали высокие посты в государственных структурах, но при этом могли бы пострадать из-за своей откровенности со мной, я спрятал за инициалы. В том случае, если в записной книжке были проставлены даты разговора, я перенес их и в свою работу. Сейчас, по просшествии нескольких лет, могу, как и любой читатель, посетовать еще и на то, что надеясь на свою память и архив, случайно оставленный в Бишкеке, в этой книге я многое упустил.

Добрым словом вспоминая своих товарищей, оставшихся там, отдельно хочу выделить моего давнего друга, журналиста Юрия Блюма  и редактора газеты «Республика» Замиру Садыкову.

 



  1. 1.                          Немного географии

 

Киргизия расположена на северо-востоке Средней Азии. Так много лет говорили об этом регионе русские и советские ученые. Сейчас, после распада в 1991 году бывшей российской (советской) империи, местные власти стали называть эту территорию Центральной Азией.

Республика граничит с Таджикистаном на юго-западе, Узбекистаном – на севере и Китаем – на юго-востоке. Общая протяженность границ Киргизстана составляет 4170 км. Территория простирается с запада на восток на 900  километров, а с севера на юг на 410 километров и лежит примерно между 39° и  43° северной широты.

Площадь этого небольшого государства составляет 198,5 тысяч квадратных километров. Рельеф страны отличается резкими высотными контрастами: от 500 до 7439 метров (пик Ленина) над уровнем моря. По землям республики протянулась западная половина Тянь-Шаня и небольшая часть Памира. Почти 90 процентов территории Киргизии лежит выше 1500 метров над уровнем моря.

Глава государства президент.

С февраля 1995 года Киргизия обрела двухпалатный парламент: Законодальное Собрание из 30 депутатов и Палата Народных Представителей из 75 человек.

Государственный язык – до 1999 года был киргизский, позже – два: киргизский и русский.

Население, на конец 1995 года, составляло 4,3 миллиона человек. 57 процентов – киргизы. Подавляющее большинство из них с 1991 года утверждают, что исповедуют ислам. Около 20 процентов – русские; 13,5 – узбеки; 2,1 – украинцы; около 1,5 процентов – татары.

В связи с постоянным оттоком из страны русских, украинцев и другого некиргизского населения, доля коренной нации и узбеков постоянно растет.

Денежная единица – сом. Он введен в мае 1993 года.

 



  1. 2.                          Истоки

 

Чингиз Айтматов, писатель.

 Киргизы – один из древнейших народов Азии. Наша история насчитывает более тысячи лет.

Проблема этногинеза киргизов дело сложное и противоречивое. Тем более, что начало только что ушедшего века они встретили, ведя кочевое скотоводство и не имея ни собственной государственности, ни собственной письменности. Первое в истории этого народа независимое национальное государство (это признают и ультранационалисты) образовалось благодаря распаду Советского Союза в августе 1991 года. Письменность появилась лишь в 30-ые годы, когда советская власть пыталась подтянуть окраины страны до культурного уровня центра. И, тем не менее, вопрос возникновения и становления киргизского народа дает возможность увидеть процесс приспособления истории к нуждам властей. Как ни странно, на первый взгляд, но эта тенденция осталась и у современных руководителей страны.

«Киргизский народ образовался в процессе длительного и сложного исторического развития,–  гласила в 1986 году официальная история, распространенная МИДом республики для прочтения иностранцами и журналистами.– Киргизские племена не раз с оружием в руках отстаивали свою независимость. В V – VШ веках Нашей эры киргизы выдержали военные удары тюркского каганата и уйгурских ханов. В IX – XII веках начался процесс утверждения киргизских племен и они создали свое дофеодальное государственное объединение. Но нашествие татаро-монгольских полчищ замедлило этническое формирование до XVI века. Процесс образования киргизской народности завершился в XVI веке, когда киргизы впервые выступили в качестве самостоятельной народности и основного населения Тянь-Шаня и частично Памиро-Алая.»

 

Итак, советская официальная история утверждала, что только на рубеже позднего средневековья киргизы заявили о себе, как о самостоятельной народности Тянь-Шаня. Но что же было раньше, на основе каких племен или этнических групп образовался киргизский народ – ведь не мог же он появиться из географической и исторической пустоты?

К концу XVIII и началу XIX веков внутреннее и внешнее политическое положение киргизов оставалось тяжелым, –  утверждала далее официальная наука.Патриархально-феодальная раздробленность приводила к постоянным междуусобным распрям, мешала достижению политической консолидации,вела к зависимости от внешних врагов – кокандских ханов.

Сложная внешнеполитическая обстановка способствовала ориентации ряда киргизских племен на сближение с Россией, способной обеспечить киргизскому народу внутреннее спокойствие и внешнюю безопасность. В середине XIX века киргизский народ добровольно вошел в состав российского государства».

Лидеры компартии Киргизии, несмотря на «братские» отношения с узбекскими коллегами, предпочитали лишь вскользь упоминать о Кокандском ханстве, не говоря о том, что киргизы были много лет составной частью этого государства. Более того, киргизы не только составляли немалую часть кокандского войска, но и были среди полководцев. Из Кокандского ханства они «вышли» лишь после вхождения или присоединенния к России. Я пишу так только из-за того, что северные киргизы предпочитают говорить, опираясь на исторические документы – письма к русским царям, о добровольном присоединении, а южные – о насильственном присоединении. Но вернемся к проблеме этногинеза киргизов.

В начале октября 1988 года во Фрунзе, как тогда называлась нынешняя столица республики, приехал японский литературовед-славист, научный сотрудник университета Саппоро Тацио Мотидзуки.

Он довольно хорошо говорил по-русски, что облегчило его общение с местными специалистами и дало возможность отно-сительно свободно передвигаться по городу. Я, как журналист и молодой писатель, был приглашен на встречу Мотидзуки с руководителями писательской организации Киргизии. Как и водилось в то горбачевское время жажды откровений, сначала поговорили о литературе, потом перешли к самому тогда животрепещущему вопросу – истокам языка и культуры киргизского народа.

Цвет местной национальной интеллигенции, представленный в тот момент двумя секретарями творческого Союза, принялся утверждать, что в доисторическое время Япония, бывшая частью азиатского континента, принадлежала древним киргизам. По словам  литераторов, специально, уж не знаю как, изучавших эту проблему, их предки владели тогда обширной территорией от Тихого океана до отрогов Тянь-Шаня. Так вот, когда в результате некой вселенской катастрофы или естественного дрейфа частей суши, произошло отделения японских островов, там остались киргизские племена. Они-то и стали, сначала прародителями айнов, а затем и нынешнего населения Японии.

Мотидзуки все с интересом выслушал, но, почему-то, промолчал, и только когда я провожал его к гостиннице, едва улыбнувшись, сказал:

«Теперь я знаю о своих предках немного больше, чем до этой встречи».

Один из киргизских историков Анвар Мокеев рассказал мне, приводя примеры из книг древнекитайских путешественников и торговцев, что впервые киргизские племена заявили о себе только в начале только что ушедшего тысячелетия. Тогда они жили в самом центре Сибири – Минуссинской впадине. В IX веке борьба с воинственными соседями заставила их переселиться на Алтай, а затем и дальше. В IX – X веках первые киргизские племена появились на Тянь-Шане. Основная же масса предков Мокеева пришла на свою нынешнюю родину в XIII в.,  уходя от нашествия Чингиз хана. Здесь киргизы-пришельцы, впитав в себя немногочисленные племена, населявшие Тянь-Шань, стали основой будущей народности, дав ей и свое имя.

Подтверждение словам Мокеева я нашел позже, в трудах известного сибирского историка Окладникова. Он доказывал исход киргизов из Минуссинской впадины с помощью археологических раскопок. Надеюсь, это нисколько не умаляет достоинств этой нации, тем более сумевшей сохранить в веках самоназвание «кыргызы».

Интересно другое - сейчас, после появления независимого Киргизстана, национальные ученые категорически возражают против того, что говорили Окладников и Мокеев. Теперь, почему-то, стало нужным утверждать, что киргизские племена – самые древние жители Тянь-Шаня. Это легко объяснимо, если принять за допущение то, что за всем этим стоит не только желание заявить о себе, как об одном из древнейших народов планеты (к сожалению, «возраст» и эпос «Манас» – все, чем пока могут, среди других народов Земли, гордится киргизы), но и страх перед территориальными претензиями соседей, тем более, что среди них и Китай.

Еще во времена правления «Великого кормчего» Мао-Дзе-Дуна, китайская сторона утверждала, что побережье озера Иссык-Куль, как и вся котловина – искони китайские земли. Говорить об этом давал возможность исторический факт из времен раннего средневековья. Тогда Иссык-Куль, с прилегающими землями, был во  владении одного из прототюркских племен – усуней. Их каган (кахан, хан, вождь) держал свою ставку, носившую название Чика, на берегу озера. Среди его войск были и десять тысяч пеших китайских воинов. Они жили тут, имели семьи, детей, а уходя через какое-то время на родину, зачастую, избавлялись от «полевых» жен и их потомства, оставляя их на месте. Но ведь, по утверждения историков, и десять тысяч усуней несли конную караульную службу в Китае. Почему тогда киргизы, узбеки или казахи, одними из прародителей которых были усуни, по той же причине не претендуют на китайские территории?. Ведь, усуни, естественно, тоже оставили след в крови нынешних ханьцев? По-моему, средневековое понятие  «право сильного» должно было бы осталось там, в глубине веков, или нет?..

Небольшое уточнение:

От советской власти официальный Бишкек наследовал и проблему, так называемых, шести спорных пограничных участков, теперь киргизско-китайского рубежа. Весной 1995 года, во время очередной встречи-консультации российских, китайских и киргизских дипломатов, пытающихся разрешить обоюдные территориальные претензии, в принципе была решена участь двух участков. По словам одного из приближенных Акаева, тот отдал их Китаю, получив взамен обещание экономической помощи и благорасположения.

Через год, четвертого июля 1996, Китайская Народная Республика и Республика Кыргызстан подписали договор о демаркации границы. В его секретных статьях было записано то, что я узнал раньше – передача киргизской земли китайцам. Но этого для Бишкекских властей, на словах ратующих за неделимость страны, показалось недостаточным и двадцать шестого августа 1999 года обе стороны подписали новый договор, уточняющий границы. В этот раз в секретных статьях, подписанных Аскаром Акаевым и Цзянь-Цзе-Мином, четко оговаривалась передача огромному Китаю 125 тысяч гектаров земель крошечной Киргизии.

К слову, в это же время подобные «равноправные договоры» по демаркации границ с Китаем подписали и Казахстан, и Таджикистан. И в обеих случаях вновь образованые страны намеривались передать южному соседу свои территории. Казахстан – 500 тысяч гектаров, Таджикистан – 40 тысяч гектаров.

В правительственных кругах Центральноазиатских республик утверждают, что это своеобразная плата за гарантии того, что в случае распространения мусульманского экстремизма на земли этих стран, Китай поддержит их своей воинской силой. На первый взгляд, это возможно, но ни в одной статье, подписанного в 2001 году в Шанхае договора между Китаем, Россией, Казахстаном, Киргизией, Узбекистаном и Таджикистаном, об этом ни слова не говорится. (?!) Поневоле тут начинаешь думать о чей-то личной выгоде, а пока...

Пятого июня 2001 года на киргизско-китайской границе началась установка пограничных столбов с учетом переданных территорий. Вот и получилось, что распад Союза принес Китаю территориальные выгоды...

И, не смотря на это, официальный Бишкек продолжает волновать территориальный вопрос и проблема закононности собственного существования. Иначе зачем бы городить этот огород и кричать о невиданной древности своего народа?!

Власти Бишкека рады бы подтвердить свою древность и вечную принадлежность им нынешних территорий с помощью других памятников, да вот незадача – киргизский народ не оставил своим потомкам ни письменных, ни вещественных доказательств своей жизнедеятельности на древнем Тянь-Шаня. В республике сейчас зарегистрировано около пяти тысяч памятников: от стоянки первобытного человека и античного поселения до средневековых крепостей и караван-сараев. Есть здесь и множество наскальных рисунков и надписей, но выполнены они руническими или арабскими письменами. Чтобы назвать их посланиями древних киргизов, нужно иметь оч-ч-чень богатое воображение.

Итак, древность киргизов и их вековечную жизнь в местых нынешнего обитания подтверждает лишь эпическое произведение изустного народного творчества «Манас». Это собрание легенд, сказок, рассказов и поговорок, воспевающих подвиги богатыря Манаса, его жены Кыныкей, сына Семетея и их потомков. Местные литераторы утверждают, что подобного произведения ни по монументальности, ни по его содержанию, ни по объему – в мире нет. Числом стихотворных строк эпос превзошел Эллиаду и Одиссею, вместе взятые. В советское время в местной академии наук было столько монасоведов, что журналисты изобрели дежурную шутку для приезжих: «Манас кормит нас.» Но эти же ученые утверждали, что первые письменные сведения о существовании эпоса относятся к ХVII –XVIII векам и им никак не тысяча лет. И, тем не менее, нынешние политики утверждают, что «Манас» заложен в каждого киргиза на генетическом уровне.

Декабрь 1994 года. Президент Киргизии Аскар Акаев совершенно серьезно и с гордостью сказал во время встречи с представителем ЮНИСЕФ для стран Европы и Азии Ричардом Ридом:

— Я узнал, что недавно шестилетний малыш неожиданно для родителей запел этот эпос и пел его чуть ли не весь день. 

 



  1. 3.                          Мы родились, чтоб сказку сделать былью

 

На третьем году независимости, власти молодой Киргизии впервые задумались над тем, чем же заполнить пустоту, образовавшуюся после исчезновения коммунистической идеи. При этом они преследовали еще одно – хотели объединить вокруг одного стержня, как оказалось, не только разноплеменный, но и болеющий центробежными устремлениями Киргизстан. Официальный Бишкек не располагал временем – на юге страны эту нишу активно заполняли мусульманские проповедники. Тогда не говорили о фундаментализме и вахабизме, но рост влияния религиозных деятелей уже представлял для властей опасность.

Тогда-то и было решено, что «Манас» может заменить собой государственную идеологию. Место сказки о коммунизме – сказка о героической жизни былинного богатыря. (!?) Претворение в жизнь этой «плодотворной» мысли было возложено на специалиста, доктора филологии Осмонакуна Ибраимова. Для того, чтобы сделать его более значимой фигурой, ему в начале ноября 1993 года предложили занять пост руководителя пресс-службы Акаева. Тогда-то я и познакомился с ним поближе.

Первый же наш разговор удивил и позабавил меня. Осмонакун бережно усадил меня за стол и почти сорок минут рассказывал о жестокостях киргизов во время восстания против русского владычества в 1916 году:

— Если бы русские мужики не ушли на мировую войну и наши киргизы не увидели бы беззащитные дома и женщин с детьми, то никогда бы не решились на такое кровопролитие, –  говорил, заглядывая мне в глаза, с непонятной дрожью в голосе Ибраимов.

 

Киргизы, поднятые своими баями на восстание, действительно учинили в захваченных ими русских селениях страшную резню, но и русские войска, пришедшие с некоторым опозданием, чуть не перебили всех своих «верноподданных». Дорога с Иссык-Куля в Китай, куда с женами и детьми бежали незадачливые восставшие, было усеяна тысячами убитых и умерших от голода, морозов и усталости людей.

Это знали все, в том числе и я, выпускник исторического факультета Киргосуниверситета. Так для чего же, новый руководитель  пресс-службы, знакомясь со мной, говорил об этом?

По утверждению тех, кто хорошо знал Осмонакуна Ибраимова, он таким образом проверял меня на лояльность к своим соплеменникам и, если бы я осудил их давнюю бессмысленную жестокость, то стал бы для него и всей пресс-службы изгоем.

Еще через пару недель в администрации заговорили о жестокости и коварстве нового приближенного. Как оказалось, ради карьеры он готов на все.

Сам президент озвучил эту мысль лишь весной 1995 года, когда Ибраимов, уже вице-премьер министр, почувствовав, что власть Акаева теряет свой лоск и решив, что она слабеет, выступил в прессе с резкими нападками на своего благодетеля.

— Я редко ошибаюсь в людях, –  сказал Акаев в кругу близких людей, –  но в Осмонакуне Ибраимове я жестоко ошибся и при первой же возможности, я эту ошибку исправлю.

 

Исправить ее оказалось трудно, потому что за Ибраимовым уже стоял целый регион, который, хочет этого Акаев или нет, но приходится умащивать любыми средствами.

Но все это еще было в будущем, а пока шли первые дни работы Ибраимова в новой должности. Он начал с того, что возглавил движение за создание Ассамблеи народов Киргизстана. Эта «неправительственая» организация, по замыслам ее создателей, должна была стать первым объединителем населения страны. Сам президент провозгласил девиз-программу: «Кыргызстан – наш общий дом!» Об акции заговорила республиканская пресса. Запад увидел в этом желание создать единый демократический Киргизстан и реальное претворение в жизнь Декларации прав человека, хотя это было лишь очередной «потемкинской деревней», призванной служить ширмой для перевода страны от демократии к авторитаризму...

В декабре 1993 года под давлением группы бывшего почти двадцать пять лет первым секретарем ЦК Компартии республики Турдакуна Усубалиева, пытавшегося обуздать президент, рухнул кабинет министров Турсунбека Чынгышева. После сложной и многовариантной интриги с торгом министерскими портфелями и переговорами с лидерами южан, президент создал специально для Осмонакуна Ибраимова должность первого вице-премьер министра. Это тут же утвердил парламент и страна получила своего первого национального идеолога. Уже на следующий день в администрации Акаева стали шутить: «Теперь у нас снова есть секретарь по идеологии – Осмонакун Ибраимов.»

Он стал председательствовать на собраниях, носить модную и дорогую одежду и доказывать, что только сказочный богатырь Манас и его мироощущение в нынешней ситуации спасет народ Киргизии от междуусобицы Север-Юг и развала. А, чтобы это вошло в душу каждого жителя страны, начать решили с грандиозного праздновния 1000-летия «Манаса».

Написали письмо в ООН, доказывая всемирную значимость события и прося объявить 1995 год «Годом эпического Манаса». Срок был выбран не в связи с историческими изысканиями и доказанной датой рождения или чего-нибудь подобного, связанного с легендой о богатыре, нет. Дата была приурочена к намечавшемуся на 1996 год переизбранию президента Аскара Акаева на новый срок.

В ООН от такой чести открестились, отписавшись тем, что слишком мал срок между подачей заявления и намеченным днем праздненства, но желание маленького Киргизстана морально поддержали. Для ООН главным было то, что эпос призывал к единству народа и миролюбию. Расходы на проведение «юбилея» взяли на себя: бюджет, соседние государства и некоторые зарубежные кредиторы. Больше всего средств дала Турция, считая такое вложение удачной попыткой усилить свое влияние на официальный Бишкек и обрести большую популярность среди киргизов. Задолго до даты праздника в республике начались насильные поборы в юбилейную казну. Всех предпринимателей обложили двадцатипроцентной данью. Всем бюджетникам – учителям, врачам, деятелям культуры, прекратили выплачивать заработную плату. Таким образом, еще не начавшийся праздник уже стал походить на «пир во время чумы», вызывая ропот широких слоев общественности. Но интересна еще одна сторона этого «всенародного» движения.

1000-летие «Манаса» породило новую волну исследований эпоса и жизнеописания его героев. Сначала реаблитировали уже реабилитированных великих и не очень сказителей – манасчи, сгинувших в сталинской мясорубке тридцатых годов. Затем вновь стали перекапывать «историю»:

Некий Т.Оторбаев, живущий там же, где и предположительно сам герой эпоса - в Таласской долине, сделал несколько эпохальных открытий. По его вычислениям легендарный борец родился 21 марта 29 года до Н.Э., а умер – в 23 году Н.Э. Эти даты, как минимум, на несколько веков расходятся с самыми храбрыми теориями почитателей  «Манаса», но дальше больше. По утверждению Оторбаева, отец одного из первых Будд был киргизом.

Проведение 1000-летия эпоса «Манас» по официальным данным обошлось казне самого нищего в постсоветском пространстве государства почти в семьдесят миллионов сомов (7 миллионов долларов США). Народная же молва, часто бывающая ближе к истине, увеличила эту цифру до 500 миллионов сомов.

Праздник состоялся. Сотни баранов лишились шкур. Были выпиты реки кумыса, водки и вина, но киргизский народ, ободранный в очередной раз до нитки, очередными сказочными идеями не воодушевился.

 



  1. Этническая чистка под «языковой» завесой

 

Чепрашты Базарбаев, лидер партии «Ассаба»:

— Почему я знаю русский язык, а русские не могут выучить киргизский? Я бы на месте властей на его изучение отвел не пять лет, а два года. Если хотите жить в нашем Кыргызстане – выучите наш язык, соблюдайте наши обычаи и законы. Кто этого не хочет, пусть убирается прочь.

 

Примечательно, что буквально через несколько минут, после того, как эта фраза прозвучала из уст лидера националистической партии, он, вместе с группой соратников, совершил мелкое хулиганство. Они сорвали и разбили вывеску на узбекском языке, прикрепленную к фасаду одного из иссык-кульских санаториев, принадлежавших Узбекистану. Отпора хулиганам не дал никто – ни охрана санатория, ни местная милиция. Мы говорили с Чепрашты во время одного из Конгрессов демократов, происходившего на побережье озера Иссык-Куль. В то время там оставалось много узбекской собственности.

— Пусть у себя дома пишут на узбекском, –  заявил Базарбаев, –  мы тут говорим на кыргызском и не потерпим никакого другого языка.

 

«Мальчишество, глупость, бравада», –  именно так власти оценивали действия лидеров далеко не подростковой партии «Ассаба». Но приведу третью цитату. Через несколько минут после «войны» с вывеской Чепрашты сказал мне:

— Нас мало, но сто пятьдесят человек вооружить автоматами я могу! И они, если понадобится, докажут, что не в количестве сила.

 

Впервые об ущемлении киргизского языка заговорили в самом начале горбачевской перестройки. Известный писатель и демократ Чингиз Айтматов посетовал тогда в печати на то, что киргизская молодежь забывает родной язык и традиции отцов. Ему возразил не менее известный поэт Аалы Токомбаев, сказавший, что приобщение национальной молодежи к ценностям мировой культуры связано со знанием русского языка:

— Русский язык надо нести в сельскую глубинку, –  говорил Токомбаев, –  а не ставить перед кыргызской молодежью неодолимую преграду из родного языка.

 

Дискуссия между двумя уважаемыми литераторами вызвала горячий отклик среди киргизстанцев. Тогда-то впервые и прозвучали слова о том, что Россия умышленно вытесняет киргизский язык и пытается сгладить национальные различия. На заборах и стенах домов столицы, еще носившей имя Фрунзе, появились надписи:

«Русские, убирайтесь домой!» Дети в детских садах, дворах и школах стали делиться на своих и пришельцев. Я это испытал на своей семье.

Иду как-то раз весенним вечером домой, слышу моя               дочь-первоклассница о чем-то горячо спорит со сверстницами. Подошел ближе и удивился: малышка моего соседа, ученого и педагога, говорит моей:

«Ты, –  русская, поезжай к себе домой и там устанавливай свои порядки. А это наша киргизская земля, здесь мы командуем!»

 

Я опешил и, сам того не желая, вмешался в детский разговор: «Это что же, папа тебя научил?» Соседка вспыхнула и убежала, но после этого ни одна из сверстниц-киргизок со моей дочерью не играла.

Таким образом, словесная полемика литераторов, всколыхнула муть национализма. «Неразумная» же киргизская молодежь принялась устраивать драки на улицах и в общественном транспорте, избивая русских. Те, естественно, были вынуждены защищаться. Таким образом великий писатель вложил свою лепту в пробуждение национального самосознания киргизского народа. Но ведь на деле, не забывая своего, надо было учить совсем другой язык. В 1985 году в республике было 1740 общеобразовательных школ и болеетысячи из них вели преподавание на киргизском языке. Киргизская молодежь, не знавшая родного языка, жила, в основном, в столице и ее пригородах, где большая часть населения состояла из русских и украинцев. Киргизы, не говорившие на киргизском, были детьми столичных чиновников, учителей, педагогов во втором, третьем поколениях. Родители не учили их языку предков, не считая это необходимым и предпочитая ему английский, немецкий или французский. Самой престижной школой во Фрунзе была тринадцатая, специализировавшаяся на английском.

Сельская же молодежь, а в селе тогда проживало более 60 процентов населения республики, практически не знала русского языка. Эти дети могли учиться только в национальных группах институтов города Фрунзе, Ош или Джалал-Абад. Путь в Москву, Ленинград или Киев для них был закрыт.

Кстати, будущий президент Киргизии Аскар Акаев на себе испытал эти трудности. Ему, по словам его историографов, уже взрослым молодым человеком пришлось осваивать язык Ломоносова, чтобы учиться в одном из Ленинградских вузов.

У меня самого по этому поводу часто возникали проблемы. Приедешь в командировку в село и ходишь с переводчиком. Им, обычно, становился либо местный учитель, либо кто-то из советских работников, которые-то и сами едва понимали русский язык.

Тут была и другая проблема. Для чиновников столицы знание языка метрополии стало своеобразным пропуском к власти. Пользуясь этим, они создали целые династии, передававшие друг другу кресла и должности. Чтобы разорвать этот порочный и коррумпированный круг, осторожный и хитрый политик Турдакун Усубалиев в 1983 году создал во Фрунзе специализированный интернат с углубленным изучением русского языка и военной подготовки, получивший в народе название «Суворовского училища». Туда принималась, преимущественно, сельская молодежь. Часть ее, после окончания интерната, шла в военные училища России, создавая таким образом будущее национальное офицерство. Другая – в обычные институты и университеты.

В.Б.  Тогда он работал в аппарате ЦК Компартии Киргизии:

– Первый, открывая этот интернат, хочет вывести генерацию новых чиновников, чтобы заменить ими коррумпированных в нескольких поколениях своих сотрудников и разбавить столичную интеллигенцию свежей сельской кровью.

 

Галина Федоровна. Учительница английского языка тринадцатой специализированной школы:

– Мне непонятно, почему Чингиз Торекулович поднял проблему родного языка. Его-то дети, немного поучившись у нас, продолжают образование за границей. 

 

Тут-то я и понял, что Айтматов, поднимая проблему защиты языка малочисленного народа,  преследовал какие-то более широкие планы. С желанием прояснить это дело и с подобранными фактами, я пришел в Союз писателей, которым тогда руководил литератор, чтобы взять у него интервью. Начать разговор я решил с цитаты, в которой всего пару лет назад Айтматов пел здравицу великому русскому языку:

«...давшему немногочисленному народу Киргизии приобщиться к сокровщнице мировой культуры...»

 

Оказалось, что Чингиз Торекулович накануне вылетел в Москву и когда вернется не известно. Таким образом, пришлось довольствоваться разговором с его помощником. Я был знаком с этим человеком по обществу молодых литераторов, поэтому разговор был доверительным:

– Насколько я понял, –  сказал мне помощник, –  шум вокруг защиты киргизского языка нужен Чингизу для того, чтобы попать в число претендентов на Нобелевскую премию. Сейчас на Западе модно слыть защитником языка и культуры какого-нибудь немногочисленного народа, вот он и стал говорить о проблемах языка своего отца. Мать-то у него татарка.

 

Когда Айтматов приблизился в Горбачеву и стал ездить в обозе его супруги, а в Киргизии стали создавать различные языковые курсы, из республики побежали первые русские. Связано это было с тем, что с самого начала эта кампания стала разворачиваться от культуры к национализму.

Мало кто всерьез возражал против изучения еще одного языка, но «дымовая» завеса этой проблемы дала возможность начать чистку промышленных предприятий, научно-иссле-довательских институтов, госаппарата от людей, не знающих киргизский язык. Страдало дело, страдали люди, но процесс шел, набирая обороты. Бывали тут и смешные или идиотские казусы.

Мне как-то рассказали, что одно министерство прислало другому, расположенному в этом же здании, документы, написанные на киргизском языке:

– Так вот, –  смеялся приятель, рассказывавший это, –  наш министр приказал сначала перевести документ на русский язык. Для этого едва отыскали нормальную переводчицу. Потом мы написали ответ. Он прочел, завизировал и заставил все это перевести на киргизский. Снова подписал и только тогда эти бумаги ушли к соседям.

 

Бейше Урстанбеков. Историк, зав. кафедрой киргизского государственного университета:

– Дело совсем не в языке. Горбачев провозгласил свободу хозяйственной деятельности. За всем этим проглядывается призрак того, что начальством можно будет стать не по признаку родства или партийной принадлежности, а в соответствие с умственными способностями и умением трудиться. Вот наши чиновники и испугались, что им придется расстаться с должностями, я уже не говорю о том, что того и гляди их детей заставят работать. Вот они и принялись под видом языковой проблемы очищать кресла от возможных конкурентов – русских, украинцев, корейцев и т.д. Увидишь, если и в этом случае не хватит мест, они начнут дробить республику на крошечные области. Если и этого покажется мало, то устроят маленькую гражданскую войну и вернут все во времена средневековья. Тогда каждый наш бай или манап владел тощей, но своей отарой овец и был хозяином пустынной, но собственной земли. Дрались и резались часто, но за свое.

 

Этот разговор состоялся на рубеже 1986-1987 гг. Я тогда уговорил Урстанбекова написать об этом статью:

– А что мне, –  усмехнулся он, подписывая последнюю страницу будущей публикации, – я археолог и этнограф. Мне за свой кусок хлеба опасаться нечего.

 

Я сам отвез статью в Москву. Она успешно прошла все ТАССовские коридоры и перед самой отправкой мировым агентствам была остановлена одним из высших чиновников по фамилии Кеворков.

– Он у нас представляет такое ведомство, –  сказал мне главный редактор, –  с которым не спорят.

 

Так мнение историка Урстанбекова осталось в моем столе, а потом пришли другие времена...

Когда в 1993 году парламент уже независимой Киргизии обсуждал статью Конституции о языке, один из моих приятелей журналист-киргиз сказал, кивнув на сидящего за отдельным столиком, под сенью новенького национального флага, президента Аскара Акаева:

– А ведь ему ничего не стоит остановить волну беженцев, внеся в проект слова о равноправии русского и киргизского языков. Это будет призрачной, но все-таки надеждой для этих несчастных людей.

 

Но русский стал «языком межнационального общения» и метлой, которая старательно очистила все руководящие посты страны от некоренного населения.

Сейчас эти языки на бумаге уравнены в правах, но произошло это на рубеже ушедшего тысячелетия, когда сотни тысяч некиргизов оказались за рубежами республики...

Затем наступила очередь молодого и трудоспособного населения. Из страны поехали инженеры, врачи, учителя, рабочие. Сам президент Акаев прилюдно обратил на это внимание лишь в начале 1995 года.

Т. К. Член Совета Безопасности при президенте Киргизии:

–  Сегодня шеф удивил нас своим замечанием: «Что-то среди нас почти не видно представителей русскоязычного населения. Мне кажется, от этого страдает дело», –  сказал он, как будто первый раз сидит на Совете или только что свалился с Марса, –  скривился, как от зубной боли мой собеседник.

 

 



  1. Академику Акаеву тесна тога демократа

 

5 февраля. Аскар Акаев, президент Кыргызской Республики.

–  Мы еще не доросли до того, чтобы иметь профессиональный парламент, как в развитых странах Запада. К сожалению, у нас пока нет ни одной партии, которая могла бы создать парламентское большинство, опираясь на волю значительной части населения, поддерживающей ее.

 

Парламентаризм независимой Киргизии начался с Верховного Совета, созданного при Горбачеве на рубеже развала СССР. Депутаты были подобраны по партийным спискам, но так, что представляли собой различные регионы республики. Может быть, от того, что основной массой парламентариев были директора и начальники различных категорий, выросшие во время перестройки, Законодательному собранию удавалось работать относительно плодотворно и независимо. Этот парламент переходного периода принял около 300 законов и законодательных актов. Он создал Основной закон страны и запустил национальную валюту. Правда последнее делалось под давлением президента, который слушаясь своих зарубежных советников, первым среди республик СНГ вывел страну из рублевой зоны и провозгласил свой, отличный от всего мира, путь развития Киргизии.

Должен сказать, как человек, сидевший почти на всех заседаниях того парламента, что законодатели довольно быстро освободились от видимых уз коммунистической идеологии и сделали все, чтобы она стала прошлым страны. Они были легко управляемы, но во всю пользовались «разговорной» демократией. Парламентарии первыми в истории Киргизии стали открыто критиковать всех, кто этого, на их взгляд, был в тот момент достоен, включая президента. Часто это напоминало щенячий визг и сводилось к мелочам, но порождало отраженную в народе волну, временами напоминавшую шторм. Слабый голос парламентариев приводил к ступеням президентского дворца стариков-пенсионеров и крестьян, начинающих предпринимателей и домохозяек.

Одновременно парламент служил серьезной защитой и громоотводом для самого президента. К примеру, Акаев и его окружение разрабатывали какой-то законопроект, заведомо играющий на руку относительно небольшой группе населения. Парламент, понукаемый и принуждаемый главой государства, с помощью закулисной игры спикера и его заместителей, принимал документ. Затем, когда готовый или почти готовый закон входил в конфликт с общественным мнением или отрицательно оценивался зарубежными представителями, окружение президента в кулуарах начинало говорить о неквалифицированности депутатов, их ограниченности. Этот посыл подхватывали «из неофициальных источников» государственные средства массовой информации. Только после этого «обсасывания косточки» проблема открыто обсуждалась в администрации президента. Последним ставил точку в этой игре сам Акаев. Он взбегал на трибуну парламента или на ближайшей пресс-конференции критиковал народных избранников за необдуманный шаг – принятый документ. Таким образом, в любой ошибке обвинялся депутатский корпус, но уж, никоим образом ни глава государства.

Меня постоянно удивляло то, что эту игру принимал, а может, считал делом, не достойным внимания, многомудрый и поднаторевший в дворцовых интригах глава парламента Медеткан Шеримкулов.

Хотя бывало и другое.

В 1993 году администрация президента, с его подачи, инициировала введение в стране цензуры печати. Для этого был подготовлен соотвествующий документ. Его, после обсуждения и принятия парламентариями, запустили в жизнь. Газетчики, посчитали этот Закон, стремительно прошедший все инстанции, глупой шуткой и спохватились только тогда, когда от редакций, как в советское время, потребовали сверстанные полосы на цензорский контроль. Журналисты подняли шум, кивая на то, что президент неоднократно говорил о том, что не допустит никакой цензуры печати и отказались везти полосы цензорам. Они, кстати, все еще продолжали существовать и над чем-то работать. Тушить конфликт можно было либо принуждением, либо отступлением. Администрация, оглядываясь на Запад, выбрала второй путь. Тогдашний вице-президент Феликс Кулов собрал пресс-конференцию. На ней он с солдатской прямотой сказал:

— Пакостят другие, а разгребать дерьмо приходится мне. Президент сейчас находится в краткосрочном отпуску, но поручил мне сказать, что не даст вас в обиду и не позволит хватать за руки нашу демократическую прессу.

 

Все, вроде, вернулось на круги своя – и пресса спокойна, и Запад, и лицо власти сохранено. Умный президент снова поправил глупый парламент, а о том, что он лично присутствовал на всех заседаниях и не проронил в защиту свободы печати ни слова, никто и не вспомнил. И еще одна «мелочь» – действие закона о цензуре было остановлено устным распоряжением, сам же законодательный акт никто не отменял.

Так же молча господин Акаев слушал и закон о государствен-ном языке. Так же молчал и при обсуждении закона о земле.

Первый, с его подачи, вымел из страны сотни тысяч специа-листов. В 1993 году, объявленном властями пиком эмиграции, из республики выехало 143619 человек, а приехало только 23 тысячи.

Второй, тоже инициированный сотрудниками администрации и активно поддержанный реакционной частью парламента, не дал возможности рынку прийти в село. Крестьянство, ушедшее от гнета колхозов, так никуда и не пришло.

Я был на нескольких встречах президента с фермерами, если таковыми можно было назвать крестьян, не защищенных ни еди-ным законом и сельскими предпринимателями различных мастей.

«Дайте нам землю», –  просили люди, желавшие и способные на ней работать.

«Не могу, –  отвечал президент, –  парламент возражает против частной собственности на землю».

Так и было, но в других случаях запускалась машина интриг, уговоров, купли и выкручивания рук... В крайнем случае нужный закон вводился указом президента, а тут...

«Бурьяном зарастают поля, овец пустили под нож и продают за бутылку водки, –  умоляли люди.– Дайте землю тем, кто ее может обрабатывать».

Глава государства, делая вид, что солидарен с просителями, но бессилен, разводил руками.

Сельское хозяйство, бывшее и способное стать основой существования республики, за три года независимости разрушилось почти до основания, а президент, «отец» нации, занимался лишь укреплением своей власти.

Особенно интересными были манипуляции депутатами во время создания государственной системы. Сначала парламент, по настоянию президента, дал ему почти всю полноту власти в стране. Премьер-министр был при этом лишь первым среди равных, всем же управлял глава государства. Требуя этого, Акаев рассказал с трибуны парламента об одном примере из своей советской жизни:

– Сижу я как-то на заседании Совета министров СССР, –  поведал он депутатам, –  и вижу, что во время одного разноса, который делал тогдашний премьер А.Косыгин, один из министров откровенно дремлет. «Почему вы так относитесь к словам главы правительства?» – спросил я его. «Не он меня назначал на этот пост, не он меня и снимет», –  улыбнулся министр. Я не хочу, чтобы такое было бы и в нашем правительстве. Я хочу, чтобы все знали, кто руководит правительством и кто назначает министров.

 

Через год-полтора, когда всплыл вопрос о золоте республики, отбывшем неизвестно куда, депутаты того же парламента услышали от Аскара Акаева другие слова:

– Президент не должен заниматься делами правительства. Моя задача – внешняя политика и гарантия Конституции. Я прошу дать больше прав премьер-министру. Пусть руководит правительством, а мы потом с него спросим. Я же буду ездить по миру и выбивать кредиты.

 

Покорный парламент принял и этот вариант, безропотно отбросив прежний.

Чем дольше Акаев управлял страной, чем больше он начинал верить в свою непогрешимость и силу, тем больше ему «мешал» старый, «болтливый» парламент. Тогда-то в недрах его администрации и родился план роспуска депутатского корпуса. Вся подготовка этой работы и ее существление шла под руководством тогдашнего главы администрации президента Джаниша Рустембекова.

Правда существовало и отличное мнение. Так один из помощников спикера парламента сказал мне, что депутаты подписали себе смертный приговор, создав две комиссии. Одна изучала пути движения золота республики и, по некоторым данным, собиралась залезть в карман честного и озабоченного нуждами своего народа президента и его ближайшего окружения. Другая только задумала подвергнуть сомнению уже проведенную администрацией Акаева приватизацию. О первом говорить не будем – тут и так все ясно, но вот последнее грозило не только громогласными скандалами и переделом собственности, но и было способно подорвать доверие к Акаеву среди новуришей. Чего он очень не хотел. Не уважал их и всегда был готов раздеть до нитки, но не хотел шума, способного вылиться в международный скандал.

Но давайте вернемся к механизму разгона депутатского корпуса и чуть-чуть проследим за его хитросплетениями. Тут было намешано всего по-немногу: чуть-чуть западного опыта, чуть-чуть восточного коварства. Все началось с «кляпа», вбитого в рот парламента.  Его газета «Свободные горы» была закрыта по решению суда. В общем-то недалекую и по-бульварному крикливую газету объявили врагом демократии, старающимся разжечь межнациональную рознь, посорить Киргизию с Китаем и ставшую рупором антисемитизма. Депутаты, занятые в это время подготовкой к летним каникулам, молча проглотили эту пилюлю. Их осторожный спикер решил не входит в открытый конфликт с Аскаром Акаевым, который, еще до судебного разбирательства, с трибуны первого съезда судей республики, уже вынес приговор редакции «Свободных гор».

Вторым шагом были письма «простых» труженников, требовавших со страниц правительственной печати от своих избранников отказаться от участия в последней сессии и не мешать президенту (?!) руководить реформами.

Интересно еще и то, что работать действующему парламенту оставалось не больше месяца – другого.

Мысль пенсионеров и рабочих «подхватили» ученые и журналисты. Венцом газетной кампании было письмо, подписанное доброй сотней депутатов, которые, нарушая ими же написанную Конституцию, заявили, что на последнюю Сессию не явятся.

Противостоять этой пропаганде мог только спикер парламента Медеткан Шеримкулов. Но он, по словам одного из ближайших помощников, посчитал возню вокруг депутатского корпуса «детской игрой мальчишек из администрации президента.» Спикера можно было понять. Согласно нормальной логике кидать камни вслед ушедшему каравану бессмысленно и серьезный политик этим заниматься не будет. Кроме того, депутатам не надо было бы писать письма в газеты, взявая к благоразумию друг друга, они могли (согласно Конституции) собраться и путем простого голосования самораспуститься. Но президентский сценарий этого не допускал.

На мой взгляд, вся кампания была задумана как пробный камень, брошенный Акаевым и его администрацией в молодую киргизскую демократию. От реакции партий и жителей страны зависили будущие шаги главы государства, уже собравшегося оставаться в своем кресле на новый срок и подумывающего о своем бесконечном правлении.

Был и еще один момент. На намечавшихся на 1996 год выборах президента действующий спикер парламента Медеткан Шеримкулов мог составить серьезную конкуренцию самому Аскару Акаеву. Поэтому президентские политтехнологи решили не отправлять парламентского главу в отставку, а изгнать с позором, ославив в глазах избирателей. Это в России любят защищать сирых и обиженных. Азия, признающая главным мерилом человеческого общения силу, пренебрежительно относится к людям, позволившим себя оскорбить.

Интересна и метамарфоза, происшедшая всего за пару лет власти с вчерашним ученым и вольнолюбцем господином Акаевым. С первых дней становления страны он любил говорить, что демократия «впитана всей тысячелетней жизнью киргизского народа». А через два года своего правления стал утверждать прямо противоположное – «киргизстанцы еще не доросли до демократии». Кто:  жена, окружение, господа-товарищи президенты или вкус власти, но вчерашний демократ стал в уком кругу поговаривать, что в нынешний переходный период для Киргизии требуется сильная единоличнаявласть. Для западных же демократий, как считали в его окружении, можно было оставить ширму из тринадцати партий, зарегистрированных в министерстве юстиции. Благо, что все они, кроме коммунистической, были малочисленны и слабы.

«Избранник» народа, даже не говорил о нем, предоставив соплеменникам пережевывать «жвачку», подброшенную прези--дентскими кулинарами:

«…Альтернативы Аскару Акаеву нет. Только ему удается удержать хрупкое равновесия между племенными союзами юга и севера. Только под президента-академика Запад дает стране кредиты, без которых она сдохнет от голода...

 

Но и народ Киргизии можно было понять. Он, как и все население бывшего Советского Союза, привык жить в ожидании войны. Теперь же вблизи границ республики полыхал таджикский конфликт. Всего несколько лет прошло после Ошской трагедии. Из Афганистана, с Кавказа и Прикаспия тянуло порохом. Где, уж, тут думать о благе семьи или выборе дельного предводителя?! «Лишь бы война не дошла до нашего порога!» Поэтому народ Киргизии молча глотнул и это оскорбление.

Попытались трепыхаться или создать видимость движения только маломощные демократические партии. Они создали «Конгресс по защите Конституции». Он пытался объяснить народу, что игра с парламентом – явное попрание Основного Закона, что это шаг в сторону авторитаризма, но все было тщетно. Не возымело действие даже то, что журналисты смогли доказать открытый подлог – часть депутатов, якобы подписавших письмо-обращение к коллегам, с призывом не являться на последнюю сессия парламента, не только не подписывали документа, но и увидели его только на страницах газет.

На последнее подали и вовсе невиданное «блюдо» – власти на местах получили из Бишкека команду чинить всяческие препятствия депутатам, вознамерившимся добраться до столицы, чтобы участвовать в работе парламента.

Администрация продолжала опасаться парламентского кворума и открытия Сессии. Последняя могла бы не только придать  всемирную огласку грязным политическим махинациям окружения главы государства, но и предпринять решительные шаги в защиту Конституции.

Во-первых, из президентского дворца постоянно расползались слухи о коварстве и хитрости спикера.

Во-вторых, не уставали работать и на местах. Некоторые депутаты, жившие в отдаленных районах, не получили телеграммы-вызовы на Сессию.

Кое-кто из парламентариев-рабочих имел неприятный разговор с непосредственым начальством и побоялся конфликтовать со своим  кормильцем-работодателем.

Были и совсем потешные случаи: кому-то из депутатов в Ошском аэропорту просто не продали билета на самолет.

И, наконец, президентская гвардия выбросила последний козырь. За несколько дней до начала работы парламента подало в оставвку правительство страны.

Я в этот момент был во дворце и тут же, после заседания кабинета министров, пошел в приемную к спикеру, чтобы поговорить с ним. Он уже беседовал с премьер-министром Апасом Джумагуловым. Когда глава правительства вышел из кабинета лидера парламента, я обратился к нему с вопросом: «Что значает этот шаг?»

– Нас утвердил этот парламент, –  ответил Джумагулов, –  а так как его сейчас нет (?!), то мы не имеем морального права оставаться на своем посту. Президент только что попросил нас временно, до выборов нового парламента, исполнять свои обязанности, поэтому работа правительства будет продолжаться. Именно это я и сказал сейчас спикеру.

 

Шаг премьера был предательским по отношению к парламенту и его руководителю, но поддерживал президента и, тем самым, раскрывал истинного режиссера политического спектакля. В окружении главы кабинета министров заговорили о том, что Акаев гарантировал Джумагулову сохранность поста и обещал свободу в выборе членов нового правительства.

Лидер парламента Медеткан Шеримкулов выглядел усталым и задумчивым.

– Для меня шаг премьера был неожиданным, –  сказал он, –  парламент никогда не мешал президенту проводить реформы. Более того, мы всячески поддерживали все его начинания и инициативы. Поэтому у Акаева нет оснований для недовольства нами. Я во всей этой кампании усматриваю интриги его окружения, но предпринимать шагов против президента не буду. Для меня важнее спокойствие в стране и судьба моего народа...

Затем прошла встреча спикера с президентом. Последний, как мне сообщили, развел руками и, прикинувшись удрученным, сказал, что воля народа для него священна.

Кстати, все рабочие кабинеты руководителей страны распо-лагались на одном, седьмом этаже, правительственного дворца.

Парламентарии, точнее треть депутатов, приехавшие на по-следнюю Сессию, едва попали в здание. Приближенные президента всерьез обсуждали вопрос – пропускать ли народных избранников в зал заседаний, опасаясь каких-нибудь эксцессов с их стороны, но собрание  (по другому этого не назовешь) прошло спокойно. Решения о самороспуске не было принято, потому что сделать этого крошечная группка депутатов была не правомочна.

Сентябрь. Медеткан Шеримкулов. Спикер парламента:

– Парламент впал в летаргическую спячку. По Конституции мы есть, а на самом деле нас нет.

 

А. Один из приближенных самого руководителя Законодательного собрания:

– Акаев опасался усиления влияния Шеримкулова накануне выборов главы государства. Тем более, что успех Бишкекских пе-реговоров по Карабаху поднял авторитет спикера не только в СНГ, но и за рубежом.

 

Вместо комментария я хочу рассказать о первом спикере первого парламента независимого Киргизстана. Враги называли его «шахматистом от политики», «человеком, всегда падающим на обе ноги». Писать о нем довольно трудно. Все время с 1990 года, когда Медеткан Шеримкулов занял пост главы парламента, он почти не встречался с журналистами. Брифингам с представителями прессы он предпочитал встречи с рабочими и крестьянами. Это было проще да и выигрышнее. Шеримкулов, прошедший нелегкий путь к Олимпу власти и набивший на нем немало шишек, просчитывал свои шаги на несколько ходов вперед. Все, кто внимательно следил за всем, происходящим во дворце, считали Медеткана удивительно гибким политиком, обостренно чувствовавшим опасность.

Демократы радикального толка говорили мне, что спикер горбачевского парламента Лукьянов – просто шалун по сравнению с Шеримкуловым.

– Хитрость этого сельского политика так безмерна, –  доверительно сообщил мне Топчубек Тургуналиев, лидер партии «Эркин Кыргызстан», –  что, сколько бы его не бросали, он всегда оказывается сверху.

 

Писать портрет такого чисто азиатского политика, дело не благодарное, но я постараюсь.

Медеткан Шеримкулов родился в ноябре 1939 года в простой киргизской крестьянской семье. Тогда в этих местах рано начинали трудиться, и Медеткан в пятнадцать лет начал работать столяром. Когда подошел срок, а тогда в солдаты брали в девятнадцать лет, юноша пошел служить в советскую армию. Через три года он демобилизованным солдатом вернулся домой. После этого буду-щий спикер навсегда расстался с физическим трудом, поступив на исторический факультет Киргизского государственного университета. Окончил его, и уже через три года стал выпускником аспирантуры философского факультета родного университета.

Шеримкулов был одним из немногих выпускников, кого оста-вили в университете преподавать научный коммунизм. Скоро он стал кандидатом философских наук и считался самым молодым и подающим большие надежды знатоком теории марксизма. Его ред-кое умение сочетать убеждение с жесткой требовательностью привели Шеримкулова в отдел науки и учебных заведений ЦК компартии Киргизии. Только через три года молодого бойца за идеалы коммунизма вернули в альма матер секретарем партийного комитета.

Киргизский государственный университет никогда не был тихой научной заводью. Его диплом дал многим путевку к власти. Поэтому здесь сходились в открытом и тайном бою за места и сфе-ры влияния могучие киргизские кланы. Здесь оттачивалось оружие, которым расчищали дорогу в кабинеты коммунистических вождей республики. Бывало, что отголоски родоплеменных распрей выплескивались за его стены и сотрясали всю республику. Тут дрались за все – часы на кафедрах, дипломников и места в приемных комиссиях. В университете почти в открытую брали взятки и смеялись над честными преподавателями. Тут травили неугодных и непришедшихся ко двору педагогов, и неустанно двигали своих людей в высшие эшелоны партийной и советской власти республики. Университет побаивался только самого ЦК партии. Там сиживали варяги из Москвы, которые, при желании, могли бы сильно попортить кровь педагогической братии. Во всех остальных контролирующих органах страны сидели либо родственники преподавателей, либо их выпускники.

Быть партийным руководителем в Киргизском государственном университете и остаться незамаранным – было довольно трудно. Шеримкулову это удалось. Об этом можно говорить с уверенностью. Даже люди, довольно отрицательно отзывавшиеся о каких-то чертах характера бывшего парторга, не говорил о его нечистоплотности. При этом он не чурался обычных для того времени преподавательских застолий и не прятался от людей в своем кабинете. Он умел сидеть с подчиненными за одним пиршественным столом и держать их на расстоянии.

Надо сказать, что методы работы партийного руководителя уни-верситета были далеки от пасторских проповедей и не похожи на комиссарство времен становления оплота пролетариата. В них было всего понемногу. Медеткан Шеримкулов умел, при случае, приструнить человека до прокрустова ложа, но мог и окрылить того после задушевной беседы. Думаю, что сотни политиков с удовольствием поучились бы его умению менять ипостаси. Наряду с этим, к чести будущего политического деятеля, ему удалось несколько укоротить «косарей» денег на жирной университетской «ниве».

Так же было и те четыре года, которые будущий спикер провел секретарем Иссык-Кульского обкома партии. Курортная зона – серьезное испытание даже для твердокаменных партийных бонз. Здесь трудно не кинуться «спасать» заблудших в коньячном море летних наслаждений мини-бикинизированных русалок или не откусить от богатого пирога бесконечной ленты санаториев и домов отдыха. Шеримкулов не сгорел и на этой работе.

Меня могут поправить – конечно же кто-то, где-то может иметь какой-нибудь компромат и на бывшего спикера парламента, но мне повезло или наоборот – только в том слое, где я работал, ничего подобного не было. Даже откровенные враги главы парламента при разговоре о темных сторонах его характера разводили руками или в лучшем случае упоминали о его властолюбии.

С Иссык-Кульской переферии молодой секретарь вернулся в «Дом с колоннами». Теперь он работал в святая святых партии – отделе идеологии. И, по-всему, не за страх, а за совесть.

К чести партийной элиты тех лет – она могла находить и пестовать истинных труженников и обихаживать светлые головы, используя до конца их физические и духовные силы.

В здании на старой площади трудились по своему графику. Там тон задавал Первый. Если в Москве не спали до полуночи, то во Фрунзе ждали до трех часов утра. Орден партийных «меченосцев» был в те времена спаян чем-то, напоминавшим военную дисциплину. И в этой категории Шеримкулов выделялся умением работать с утра до ночи. Но в чем-то Медеткан Шеримкулов оказался слишком активен, слишком независим, слишком честолюбив и его «приземлили» в кресло ректора института физкультуры. Бывшие соратники говорят, что падение этого человека напрямую связано с его умением медленно, но целеустремленно продвигаться вверх, что в какой-то момент это поступательное движение вошло в конфликт с установками «не высовываться» стареющего «гиганта» Турдакуна Усубалиева, усмотревшего в нем своего конкурента.

Похоже, то давнее скольжение вниз не прибавило Шуримкулову ни осторожности, ни умения защищаться. Ведь почти все повторилось в случае с президентом Аскаром Акаевым. Только в этот раз пришлось падать с большей высоты и приземляться в неизвестность. Хотя еще не вечер и, очень может быть, что проказница су-дьба в очередной раз просто украсила венец Шеримкулова парой новых терновых колючек.

Но вернемся к жизнеописанию Медеткана Шеримкулова в хронологической последовательности.

Он жил и поднимался в странное время – тогда коротконогим вытягивали суставы, а длинношеих укорачивали на голову...

На партийный Олимп Шеримкулов вернулся вместе с горбачевской перестройкой. Кремлевский властитель решил сместить Усубалиева, более четверти века управлявшего Киргизской ССР. Мо-сква посчитала, что лучше Шеримкулова никто не расчистит «авгиевы конюшни» республики, загаженные старыми партийными бонзами. Еще вчера опальный Шеримкулов был назначен председателем парткомиссии при ЦК компартии Киргизии. Любой другой, недалекий политический деятель отомстил бы поставленному на колени и изгнанному из партии Усубалиеву, но наш герой делать этого не стал. Позже, когда он уже был спикером парламента, а бывший Первый секретарь ЦК – народным депутатом, они оба друг друга не задевали. А пока Шеримкулов шел вверх, добравшись до поста секретаря ЦК по идеологии.

И тут грянуло лето 1990 года. На юге республики, в Ошской области, громыхнул взрыв межнационального конфликта между узбеками и киргизами. Надо отдать должное храбрости нового идеолога киргизской компартии – он с первых или почти с первых дней находился в гуще событий и не прятался за спины солдат и броню танков. Шеримкулов сутками бороздил область, говорил с недовольными, убеждал непокорных, успокаивал разочаровавшихся. И тут гибкий политик был выше человека. Он не обвинял, как писатель Чингиз Айтматов, киргизскую молодежь в развязывании конфликта. Шеримкулов не трогал и узбеков. Секретарь ЦК говорил о мире, непроходящих ценностях добра и созидания, дарованной Бо-гом человеческой жизни. И в этот раз он оказался прав. Вспоминая кровавое лето 1990 года, ни одна из сторон не может ни в чем обвинить Шеримкулова. Дело в том, что он то ли играл, то ли действительно был в тот момент растерянности и крови просто человеком, мудрым отцом, призывавшим к миру. Это дало свои плоды позже, когда выходец из Чуйской долины, спикер Шеримкулов в 1994 году, почувствовав давление со стороны администрации Акаева, смог без всяких проблем заручиться поддежкой южан - ошских киргизов.

В августе 1991 года, во время театрального путча, получившего название ГКЧП, Шеримкулов снова выбрал единственно верный путь. Молодой президент Аскар Акаев, узнав о московских событиях, сместил с должности тогдашнего председателя КГБ генерал-майора Асанкулова и, иммитируя деятельность, занял выжидательную позицию. Его больше всего беспокоила собственая безопасность. Медеткан Шеримкулов же через средства массовой информации решительно заявил о своей поддержке Бориса Ельцина. И снова выиграл. Москва считает его своим приверженцем.

Когда от свиста беловежских «охотников» рассыпался давно истлевший железобетон СССР, Боги снова сохранили Шеримкулова.

На мой взгляд, за все время восхождения к власти, Медеткан сделал две ошибки – во время создания независимого Киргизстана уступил президентский пост Акаеву и в 1994 году открыто не поддержал действия «Конгресса по защите Конституции.» В момент искуственного парламентского кризиса лета 1994 года, к спикеру пришли руководители политических партий, пытавшиеся защитить хрупкую киргизскую демократию. Они предложили Шеримкулову выступить в печати и на телевидении и раскрыть народу глаза на механизм и причины разгона депутатского корпуса, чтобы на удар ответить ударом. Медеткан отказался, сославшись на то, что народ в состоянии сам разобраться кто и куда его ведет.

Это было ошибкой, но шагом, свойственным спикеру. Он избрал позицию отцанарода, который может звать своих детей только к миру и созиданию, а власть... Ее не срывают, как плод, она сама должна падать в руки, либо вручаться благодарными согражданами. Эта позиция непротивления и выжидания отняла у Шеримкулова голоса избирателей во время досрочных президентских вы-боров 1996 года.

Власть – вот, по-моему, единственный соблазн, единственная слабость Медеткана Шеримкулова, но он не был ослеплен ею и не был готов жертвовать ради нее всем.

 



  1. Рекорд для книги Гиннеса

 

Я как-нибудь рискну предложить внести в книгу рекордов Гиннеса Киргизию, далеко опередившую все страны мира по числу референдумов на душу населения. За три года независимости ее президент триждыпризывал свой покорный народ на всенародный опрос. И каждый раз результаты голосования были подготовлены заранее, и если выходили из отведенных рамок, то только в пользу увеличения.

Первый референдум был проведен 30 января 1994 года. На нем от киргизстанцев потребовали подтверждения полномочий Аскара Акаева, уже один раз подтвержденных перевыборами главы государства 12 октября 1991 года.

Второй референдум проводился в октябре 1994 года. В этот момент надо было получить всенародное благословение на разрушение Конституции, принятой в мае 1993 года, с тем, чтобы создав парламент под президента, для начала продлить его полномочия.

И третий - Аскар Акаев провел в феврале 1996 года, когда ему потребовались дополнительные полномочия для укрепления своей власти, а «старая» Конституция чуть-чуть жала ему в плечах.

Но вернемся к первому Всенародному опросу. Тогда команда Акаева опробовала возможности государственной машины для со-здания  нужного общественного мнения и предопределения результатов голосования. Было испробовано все – от раздач продуктов и возврата задержанных пенсий до прямых угроз...

На следующий день, после проведения референдума мы, несколько российских журналистов, сидели в кабинете пресс-се-кретаря президента Иманкадыра Рысалиева. Хозяин пошел на аппаратное совещение к главе государства и обещал выяснить там сколько же процентов населения проголосовало за поддержку Акаева. Хлопнула дверь и сияющий Иманкадыр, потирая руки сказал:

– Перестарались ребята, проценты, как в Советском Союзе во время выборов в блок коммунистов и беспартийных.

 

Мы только рассмеялись в ответ. При этом, я хочу сказать, что победа президента на том референдуме была предопределена и рядом объективных причин, связанных с обстановкой на территории б. Союза, советским менталитетом и привычкой людей верить в хорошего царя.

Обретший независимость Киргизстан живет хуже всех стран Содружества, за исключением Армении и Таджикистана. Практически прекратили работу или дышат на ладан все крупные промышленные предприятия страны. Тысячи рабочих уволены или отправлены в отпуска и только часть из них получает что-то, напоминающее прожиточный минимум.

Преступность захлестнула города и села государства. Временами кажется, что правоохранительные органы защищают только се-бя и регистрируют преступления, которые нельзя скрыть.

Родильные дома республики, рождаемость жителей которой последние десятилетия перед распадом СССР доходила до 25-27 человек на тысячу, опустели.

Больше 70 процентов населения живет ниже официального уровня нищеты.

Но и это не высушило в душах киргизстанцев мечты о светлом будущем, которое вот-вот кто-то принесет им на блюдечке с голубой каемочкой. Годы и годы страха и лишений создали из бывших советских людей уникальное единение – народ, сам придумывающий себе мечту. От власть придержащих нужно только одно – обещание о движении в сторону светлого завтра.

В 1993 году Акаев обещал, что будущий год будет переломным к лучшему. И все это время люди верили, что не сегодня – завтра достаток придет в их дома. Потом пришел год передела системы народовластия и снова люди поверили, что это принесет стране добро, потом настала очередь других обещаний... Но самое главное, что к этому правителю привыкли. Где, уж, в годину тяжких испытаний начинать все с начала?!

Нельзя забывать и того, что долгие годы советский народ убеждали, что он живет на грани войны и мира. Поэтому в каждом из нас дремлет страх перед войной. А в Киргизии мир, и это не устают напоминать придворные средства массовой информации. Многие связывают это с умением Аскара Акаева находить компромиссы, улыбаться и кляняться...

Надо помнить и то, что ко времени референдума на политическом небосклоне Киргизии не появилось ни одной свежей, яркой личности. Нарождающийся слой предпринимателей был озабочен проблемами нестабильного рынка. Молодежь – поисками работы. Вчерашняя советская интеллигенция думала о хлебе насущном, отдав политическую сцену выходцам из партноменклатуры разных уровней. И получилось, что с нынешним президентом состязались либо деятели крайне правого толка, не имеющие за спиной, кроме собственных пристрастий, ни силы, ни денег, ни голосов; либо бывшие секретари ЦК Компартии Киргизии. Последние себя уже показали, первые – едва научились бить в грудь и выкрикивать популистские лозунги. Но это то, что называется одной стороной медали.

Другая, относительно скрытая от глаз общественности, заключалась в том, что президент, открыто пользуясь своей властью, избрал тактику сжимания времени. Делалось это для того, чтобы противная сторона, даже если там найдется лидер-объединитель, не успела сконцентрироваться силы и достойно провести избирательную кампанию. К примеру, между Указом о Всенародном опросе и самим референдумом было всего два месяца. К тому же, часть времени была поглощена проходившей Сессией парламента. Противники Акаева не успели провести «пристрелку», как наступило 30 января.

Позицию президента могли бы поколебать голодные бунты и повышение социальной напряженности, вызванной обвальной безработицей, но глава государства или его окружение – учли и этот момент. Время, выбранное для референдума, было таковым, что в домашних кладовых еще сохранились осенние запасы и консервирования. Кроме того, бюджет, получивший солидные долларовые вливания от Запада, смог задобрить заработной платой относительно активную массу населения, живущую в столице и других крупных городах.

Январь был лучшим месяцем для проведения Опроса, и Аскар Акаев его выиграл. Затем начались трудовые будни, во время которых глава государства должен бы приступить к выполнению своих обещаний, но он не спешил. Его администрация подготовила два Указа, объявлявшие «крестовый поход» за государственной, финансовой дисциплинами и правопорядком. Запуская эту программу отвлечение своего народа от истинного положения дел в стране, господин Акаев использовал популистские лозунги. Любые его речи в это время начинались с обвиненния правительства, чиновников и властей на местах в коррумпированности или безинициативности. При этом был интересен сам подход к проблеме – президент возложил бремя борьбы с взяточничеством и казнакрадством на тех же людей, которые по словам самого же Акаева, пользуясь своим положением, поставили страну на грань разорения. Тех же людей, которые то ли покрывали, то ли поощряли преступность, глава Киргизии снова призвал стать честными и отдать все силы на благо народа. В такую перемену могли поверить лишь беспросветные мечтатели, либо неисправимые оптимисты. Остальные же уже начали уставать от цинизма властей.

Для полноты картины, отмечу, что эти Указы последовали за довольно жестким заключение экспертов Международного валютного фонда, потребовавших от властей Киргизии перейти от топтания на месте к рыночному пробразованию экономики.

На мой взгляд, главным итогом того, еще первого референдума, было то, что администрация и сам президент убедились - с помощью Всенародного опроса можно не только проводить в жизнь любые, даже, казалось бы, самые абсурдные решения, но и сметать со своего пути преграды, мешающие созданию системы личной власти.

Чтобы углубить этот процесс, был проведен второй референдум, благословивший двухпалатный парламент. Он, как и все выборы в «демократическом» Киргизстане, проводился с подтасовками и серьезными нарушениями. Интересно, что все они были отнесены западными наблюдателями к проблемам роста демократического сознания в странах с переходной от тоталитарной к демократической системами.

И действительно, чем, если не «взрослением» власти можно назвать лишние бланки бюллетеней, отпечатанные в государствен-ной типографии и, естественно, на средства налогоплательщиков? Или решения сельских собраний, требовавшие от односельчан, под давление президентской администрации на местах, безоговорочной поддержки президент Аскара Акаева – конечно, же «шалостями» юной демократии?!

Я знаю случай, когда эта игра в демократию сделала несчастными две семьи, жившие на юге Киргизии вблизи Джалал-Абада. В этом селе, при подсчете голосов оказалось, что два человека пошли против воли сельских лидеров и президента. Было решено вычислить, кто это был, а когда доморощенные следователи выявили тех, кто противился воле большинства и те сознались в содеянном, их просто вышвырнули из села, запретив возвращаться домой. Для тех мест эта кара страшнее любой тюрьмы. Но это, конечно же, меньше всего интересовало «радетелей» за народ, сидевших во власти.

Наблюдатели из Европы и Штатов увидели только то, что сплошь и рядом один человек голосовал за весь дом или улицу, но и это, открытое нарушение всех избирательных и законодательных норм, было отнесено к родоплеменным предрассудкам, еще живущим в киргизской среде.

Труднее всего голосование шло в столице. Здесь живет самая политизированая часть населения страны, иной раз составляющая наиболее активную часть любой политической партии. К 14.00 часов, когда сельская глубинка уже рапортовала о прошедшем успешно референдуме, в Бишкеке участки для опроса посетила едва ли треть избирателей. Потом, после настоятельных запросов председателя центризбиркома Маркела Ибраева, голосование понеслось вскачь. К 20.00 все было кончено. Референдум прошел...

На следующий день ко мне подошла соседка по дому. Зная кем я работаю, она пожаловалась, что избирательная комиссия самостоятельно проголосовала за всех жильцов из ее подъезда – за все двадцать семей.

Нурова, пенсионерка.

– После обеда моя племянница вдруг вскинулась, мол сбегаю, проголосую. Пошла, а на избирательном участке ее спрашивают:«Хотите второй раз голосовать?» Она удивилась и отвечает, что ни она, ни я, ни наши соседки голосовать еще не ходили. Тогда ей показали отмеченные списки, где черным по белому написано, что все мы уже проголосовали. Вот так.

 

Так страна во второй раз подержала своего президента.

Затем началась подготовка к намеченным на 5 февраля 1995 года выборам в новый двухпалатный парламент.

Аскар Акаев, президент Киргизии:

— Гражданские войны, полыхающие на просторах СНГ, во много инициированы племенной знатью и представителями чиновничьего сословия Советского Союза. Они перенесли споры о путях преобразования страны на улицу. Я хочу другого: пусть «знать» спорит в парламенте, используя для этого собственные силы и нервы, а не кровь сограждан. Я вижу в палате Народных Представителей некое подобие английской палаты Лордов. Мы им будем хорошо платить и пусть заседают, а не раскачивают общество.

В этой палате Акаев хотел видеть 70 человек. Когда подошло время выборов, определился состав претендентов в эту палату. 9 процентов женщины и 81,8 – мужчины коренной национальности. Племенных вождей среди них почти не было, но богато были представлены состоятельные люди и бывшие чиновники вместе с делегированными сюда же сотрудниками администрации президента.

 Аскар Акаев, президент Киргизии.

– Вторая часть нашего будущего парламента, Законодательное собрание, на мой взгляд, должно состоять из самых образованных и умных людей страны. Именно здесь, интеллект страны, должен создавать законы, по которым мы будем развиваться.

 

В Законодательное собрание, в котором должны были трудиться на постоянной основе 35 депутатов, баллотировалось 364 человека. Представителей титульной нации здесь было 89,84 процента. Тогда как, коренное население-киргизы на тот момент составляли лишь 57 процентов жителей республики. Если же ум связан с полученным образованием, то с этим у законодателей было все в порядке. 99,18 процентов от общего числа претендентов имели высшее образование.

Эта избирательная кампания проходила с невиданными, даже для Киргизии, нарушениями. Избирателей покупали, им угрожали. Главы администраций, представляющие президента на местах, манипулировали выдачей пенсий и заработной платы. Было немало случаев, когда списки голосующих элементарно подделывали. Я читал письмо аксакалов (старейшин) поселка Иссык-Ата. Приведу из него короткую цитату:

«...подкупы, опаивание избирателей, родовые отношения и, наконец, неприкрытые националистические тенденции. Нет никаких сомнений в том, что все это известно высшим инстанциям, Центризбиркому, окружным избирательным комиссиям, но никто из них не пошевелил и пальцем, чтобы пресечь такой дикий разгул. Создается впечатление, что такое безобразное поведение кандидатов поощрается сверху», –  писали люди.

В подборе состава будущего депутатского корпуса самым активным образом участвовала администрация президента. В коридорах его дворца поговаривали, что и сам он приложил руку к списку будущих депутатов, делегированных из его окружения.

Б. Один из высших чиновников администрации Акаева:

– Даже если сейчас они не смогут влиять на решения парламента в нужном для нас направлении, то со временем превратятся в государственных деятелей, которыми мы заменим нынешних стариков в правительстве и госаппарате, помнящих СССР и живущих по старым законам.

 

Э. Тоже один из приближенных «гвардейцев» президента:

– Еду в Ош, –  хлопнул своей тяжелой ладонью по моей этот неунывающий человек, –  надо их там пошевелить, а то в списках слишком много чужаков. Не дай бог пройдут в депутаты, потом хлопот не оберешься.

 

То ли время, то ли безнаказанность, не берусь утверждать, что тут важнее, но власти, готовя нужный президенту парламент, не выбирали ни средств, ни выражений. В этой связи приведу еще одну телеграмму, направленную председателю Центральной избирательной комиссии Маркилу Ибраеву.

«Мы, члены окружной комиссии Каракольского избирательного округа Nr. 18, официально заявляем, что если Центризбирком будет неправильно и односторонне рассматривать вопрос об оценке итогов выборов, без тщательного изучения причин того, как появились дополнительные фиктивные списки избирателей в количестве 2564 человек ( по сравнению со списком на 5 февраля), то мы будем вынуждены обратиться во все международные общественные организации, а так же объявляем, что начнем официальную голодовку в связи с неправомочными действиями Центризбиркома...»

Члены окружной избирательной комиссии Каракольского

Избирательного округа Nr. 18

Ш.Мамедов, К.Жакыпбеков.

 

Был случай и личного вмешательства президента Аскара Акаева в избирательную кампанию. Связано это было с местом мэра столицы республики.

Борис Силаев, кандидат в мэры Бишкека:

— Сразу после выборов наш президент Аскар Акаев поздравил меня с победой, но потом началось непонятное, что-то происходит со списками избирателей... То ли я выиграл выборы, то ли нет... Но Аскар Акаевич обещал лично ( обратите внимание – не суд или Центризбирком, как в нормальном демократическом государстве, а сам президент – Б.М.)  во всем разобраться...

 

Что тут было - избиратели и общественность так и не узнали, но там, где сам глава государства или его люди занимаются манипуляциями, честности от остальных требовать не приходится. В этом случае Силаев был нужен президенту и он стал тем, кем был намечен – мэром Бишкека.

Так был создан депутатский корпус, по крайней мере, его значительная часть.

М. Один из членов Центризбиркома:

— Насколько я знаю, документы, отражающие подтвержденные факты нарушения выборов и избирательной кампании, собраны и переданы Шефу (президенту – Б.М.). Пусть сам решает когда и кого этими бумажками прижучить.

 

Если это не смешно, то показательно для главы «островка демократии» в азиатском океане тоталитаризма. Честный человек, рожденный «вековой демократичностью» киргизского народа, академик... и такие средневековые методы складирования компромата и выброса его в нужный момент против ненужных или опасных людей. (?!)

 

7. Бунт на корабле

 

Прежде, чем говорить о работе нового парламента, я хочу напомнить читателю, что к тому времени Конституции Киргизии едва исполнился год. Писалась она, по словам самого президента Акаева с помощью российских (Алексеев), германских и американских правоведов и была самой демократичной на всем пространстве бывшего СССР.

Первое заседание нового уже двухпалатного парламента состоялось 28 марта 1995 года. В этот день с утра шел холодный дождь, но и он не разогнал собравшихся около ступеней дворца пикетчиков.

Чего-чего, а этих безобидных до поры, проявлений демократии сейчас в Киргизии хватает. Тут голодают, зашивают рты, ходят с плакатами, в 2001 году один из голодающих даже умер – вот только власти на это не обращают внимания, относясь как к обычным явлениям природы.

К. Дж. Ответственный сотрудник МВД республики:

– Пусть ходят, говорят и протестуют. Главное, чтобы до пальбы дело не дошло, а так, это своеобразный клапан, спускающий пар у нашего народа, пусть работает.

 

В день открытия первой Сессии нового парламента несколько десятков киргизстанцев обвиняли главу государства в потворствовании недемократическим выборам и просили депутатов обратить внимание на бедственное положение народа.

Почти сразу же новоиспеченные депутаты показали президенту, что не намерены быть безропотными статистами в его игре. Может быть, это в них заговорила восточная кровь или азиатский менталитет(когда обещают одно, думают о другом, а делают третье), но обе палаты страстно жалали одного – властвовать, а не подчиняться. При этом они даже не заметили, что наступили на первую мину, подложенную под их ноги политтехнологами главы государства. Она были призвана столкновением палат погасить энергию народных избранников и эту работу от части выполнила.

Палата Народных представителей сразу же стала претендовать на роль Верховной и диктующей свою волю Законодательному собранию. «Ум» страны, президента и его администрацию, этот расклад устраивал, потому что спор грозил затянуться до бесконечности, отдавая всю власть над страной Аскару Акаеву. Но после полудневных бессмысленных дебатов, спикеры обеих палат сделали перерыв и в кулуарах договорились между собой.

Такой поворот событий, с одной стороны, озадачил администрацию, с другой – успокоил: президентские «гвардейцы» усмотрели в этом возможность, управляя одной палатой, давить на другую. Это использовали уже через три недели после начала первой Сессии.

21 апреля парламент Киргизии, едва удержавшись на краю кризиса, ушел на каникулы. Все это время большая часть депутатов демонстрировала президенту свое неповиновение. Чем это было вызвано обидой – он собрал на них компропат; желанием ухватить какие-то хлебные места в бизнесе – а многие из депутатов, скрываясь за спинами родни, занимались этим – однозначно сказать нельзя. Скорее всего, в этом шуме было всего понемногу. Кстати, при этом немалую роль сыграли и национальные черты характера вчерашних кочевников. Вспомним, что они сами о себе говорят: «Если собрались два кыргыза, то будет три мнения и ни одного общего.»

Говоря о Киргизской республике и ее народе, надо особо отметить, что среди самих киргизов еще сильны родоплеменные взаимоотношения. Как это ни удивительно, но их не смогли вытравить ни русский царизм, ни ленинско-сталинский ГУЛАаг. Советская власть добавила к племенным вождям значительный слой партноменклатуры, которые в некоторых областях значительно потеснили лидеров местных кланов. На эту невиданную круговерть национальных, племенных и начальственных амбиций сейчас наложились экономические. Особенно, когда пришлось делить общенациональное богатство. Приватизация и все, связанное с переделом и перераспределением собственности, значительно обогатили небольшую, по разным оценкам от 5 до 7 процентов, часть киргизстанцев. Поначалу большинство из них составляли либо бывшие партийные и советские  функционеры, либо торговые и промышленные руководители советского времени. Потом в эту среду активно вторглись работники администраций, бывшие и настоящие парламентарии, к которым добавился и криминальный элемент. Основная же масса населения, как и положено, при диком капитализме, осталась нищей. При этом, большая часть «денежных мешков» и племенная знать – считают нечестным нынешний раздел власти.

Киргизы с юга утверждают, что все хлебные места и значительные посты при Акаеву, как и в советское время, заняли северяне. Южане требуют потесниться и квотировать для них часть должностей в правительстве и администрации президента.

Северяне возражают. Они говорят о том, что южане погрязли в роскоши и разврате, не брезгуя торговлей опием и работорговлей, а им оставили тяжелую работу по разгребанию грязи, оставшейся после СССР и выведению страны из кризиса.

Эта борьба не прекращается ни на день, но со стороны, особенно чужакам, не видна, лишь изредка выплескиваясь наружу. Как, например, во время первого приведения к присяге Конституционного суда (КС) республики.

Палата Народных представителей, в принципе, была согласна тут же принять присягу у судей, но тут взбунтовались Законодатели. Депутаты этой палаты, мотивируя, что созданный два года назад КС, получая все это время немалую заработную плату, ничего не делал. Особенно возмутило парламентариев то, что председатель суда Чолпон Баекова, отчитываясь перед ними о своей работе, с болью и возмущением говорила о том, как ей и ее коллегам приходилось самим   (!) убирать мусор из помещений предоставленного здания, выбивать заработную плату и шить тоги для судей, но ни словомне обмолвилась о работе, которую должна была делать по Конституции. Таковой, по словам Баековой, просто не было, «из-за того, что никто в суд не обращался.» В ответ зазвучали голоса, тре-бовавшие вообще отказаться от услуг Конституционного суда, не востребованного целых два года «и от этого нам не стало ни жарко, ни холодно...»

Отказ депутатов принять присягу у КС разозлил президента.    Во-первых, это было открытое неподчинение ему – главе государства. Во-вторых, это унижало и оскорбляло Чолпон Баекову, давешнюю приятельницу его семьи. Масло в огонь президентского гнева добавило и то, что, утверждая состав нового правительства, депутаты отказали в доверии двум сторонникам Акаева и его верным помощникам – исполняющему обязанности министра финансов Кемельбеку Нанаеву и министра сельского хозяйства республики Бекболоту Талгарбекову.. Кстати, последний четвертый раз пытался через парламент занять кресло министра.

И тогда президент потерял над собой контроль. Он выскочил на трибуну и, выставив перед собой руки, стал кричать в зал, требуя от депутатов принять присягу Конституционного суда.

Аскар Акаев. Президент Киргизии:

– У нас только один выход, если мы хотим, чтобы страна могла идти дальше по пути реформ – принять присягу Конституционного суда, –  голос главы государства звенел от ярости.- Только после этого КС рассмотрит полномочия палат и, в соответствии с Основным законом, Жогорку Кенеш (парламент) примется за работу. (Интересно, что по Конституции, на которую кивал президент, в стране должен был работать однопалатный парламент. Вот и получалось, что кто-то был вне закона : либо Конституция, либо парламент?! – МБ). Если вы этого не сделаете, то я не подпишу ни одного подготовленного вами закона.

Кроме того, –  немного успокоился Акаев, –  предложенная вам структура правительства была создана при помощи зарубежных экспертов. (Что это было, вечное кивание в сторону заморских специалистов: подчеркивание собственного бессилия или намек на невежество депутатов, сотрудников администрации или национальных специалистов? – Б.М.) Она отвечает нынешнему времени, да и предыдущий парламент принял решение - в течение трех лет не вносить изменений в структуру правительства.

 Об изменении структуры правительства говорил только один из депутатов, но не требуя, а предлагая «рассмотреть возможность и при необходимости и т.д.» Акаев, в свойственной ему манере, попытался увести внимание депутатов в сторону мелочи, чтобы протащить нечто более крупное. Хотя народный трибун, ученый и глава государства мог бы мотивированно, не будем говорить о красноречии, убедить парламентариев в их неправоте. Тут могло быть и другое – глава государства читал заранее подготовленную речь, не соответствующую моменту, но обильно сдобренную его яростью и обидой.

Итак, президент Аскар Акаев продолжает:

– И я от этого никогда не отойду. Я не дам согласия на изменение структуры правительства. 26 министров и так слишком много для нашей небольшой страны. К тому же аппарат нового парламента уже состоит из 150-160 человек. В «Белом доме» уже сейчас не хватает места для размещения аппаратчиков. А для их содержания еще и средств, которых в нашем бюджете просто нет.

 

Тут президент в очередной раз несколько покривил душой. Состав, структуру и существующего, и нового правительства предлагал премьер-министр, предварительно согласовав ее с самим Акаевым. Депутаты к тому, что называется числом министерских портфелей, не имели прямого отношения.

Попытавшись отвлечь внимание депутатов, Аскар Акаев возвращается к самому для него больному:

– Если хотите работать (и это про народных избранников-Б.М.), то вам нужно незамедлительно принять присягу у Конституционного суда. Если вы этого не сделаете, то мы будем вынуждены снова посоветоваться с народом Киргизии.

А что?! В последних словах была реальная угроза. К референдумам Киргизии не привыкать, к тому же «гвардейцы» из администрации могли обеспечить любой процент...

Горячая и резкая речь главы Киргизии произвела двойственное впечатление. Одни народные избранники решили безоговорочно поддержать Акаева, другие были искренне оскорблены. И те, и другие говорили об этом с трибуны Сессии. Я тут я понял и порадовался тому, что гибель Советского Союза принесла главное – освобождение духа. Люди перестали бояться говорить правду, высказывать свое мнение в глаза высшему правителю власти.

Апрель. Бекмамат Осмонов. Депутат.

Прежде чем предоставить ему слово, хочу представить этого южанина. Человек горячий и необузданный, он выше всего на свете ставит власть. Ради нее он готов пойти на сговор с кем угодно, при одном «маленьком» условии – если это не будет ущемлять его самолюбия. Приближенные зовут его ханом. Осмонова считали таким серьезным противников Аскара Акаева в борьбе за пост главы государства, что бывший летом 1995 года пресс-секретарем Акаева Кемиль Баялинов, в свою бытность собственным корреспондентом «Комсомольской правды» по Киргизии, написал и опубликовал о нем большую статью. В ней он называл Бекмамата Осмонова «киргизским Эскобаром» и чуть ли ни в прямую обвинял того в связях с преступным миром. Вот только одна «странность» – ни суда, ни следствия по делу «Эскобара», почему-то не было. Я уже не говорю о том, почему его деяния не заметил Центризбирком и пропустил в парламент?! И почему в это беззаконие не вмешались ни прокурор республики, ни сам Гарант Конституции?! И почему сам оклеветанный и ославленный человек не воспользовался правом защиты своей чести в суде?! Когда я спросил его об этом, он отмахнулся:

«... а, собака лает, ветер носит...»

Итак, Бекмамат Осмонов, о том, что произошло во время дебатов по принятию присяги Конституционного суда:

– Мне было стыдно слышать нашего президента. Его выступление больше походило на женскую истерику, чем на речь главы государства. Кроме того, оно напомнило мне 1992 год. Тогда мы, здесь же, в парламенте, спросили его: «куда девались средства последнего зарубежного кредита?» В ответ он выскочил за кулисы, потом вернулся с израильским «Узи» в руках. Акаев направил ствол автомата в зал и в ярости возвестил, что стране, как воздух, нужна специальная техника для охраны высшего руководства. На эти цели, по его словам, и ушли почти все средства. При этом вид у президента был таким же угрожающим, как сейчас. Но и тогда, и теперь, Акаев нас не испугал. Мы не дети. Будет так давить на нас, мы-южане, уедем домой и откажемся от участия в референдуме, к которому он нас подводит, чтобы управлять страной до 2001 года. Кроме того, президент в очередной раз пытается поставить себя выше парламента, а это путь к казахскому варианту парламентского кризиса.

 

Сатыбалды Джеенбеков. Депутат. Бывший диктор, а затем и руководитель Киргизского телевидения. Конфликтный, сложный человек. Во время ГКЧП, а тогда он был в фаворе у Аскара Акаева, его назначили командиром партизанской бригады. Это странное подразделение, по замыслу президента страны, должно было начать народно-освободительную борьбу в Киргизии, если в Москве победят коммунисты и все вернется на круги своя. Тогда я встретил его на автобусной остановке перепоясанным под пиджаком ремнем с ПМ в кобуре. На гражданском человек это смотрелось несколько шутовски. Затем он, оттесненный другими, а может быть и самим Акаевым, был в умеренной оппозиции главе государства. Итак:

– Не подписанные президентом, но принятые двумя третями голосов парламента законы, согласно Конституции, уже через десять дней вступают в силу. Кому, кому, а главе государства об это знать надо. Кроме того, я уверен, что у нас казахский вариант роспуска парламента не пройдет. Если же Аскар Акаев пойдет на референдум по продлению своих полномочий, то мы будем вправе задать народу вопрос: «Что его сегодня больше устраивает – президентское или парламентское правление? И, второй – по душе ли народу президент, постоянно нарушающий Конституцию?

И пошел, и не задали, и до сих пор, конец 2002 г, президентствует, тайно и открыто убирая со своего пути слабую и неорганизованную оппозицию. Все, как и во время, о котором я пишу, только теперь покорный народ держится в страхе жупелом фундаментализма.

 

Дж. Б. Сотрудник аппарата правительства:

– Знаете, он никогда не отдаст им Чолпон Баекову на съедение. Когда «Шеф» был начинающим преподавателем, Баекова много сделала для его семьи. Работал Конституционный суд или нет, это не их собачье дело. Он решил, что на этой должности должна быть она, так и будет. Вот увидите, не сейчас, так через месяц – другой, они все равно примут у нее присягу.

 

Н. Полковник из службы безопасности:

— Эти суки забыли, что прежде чем получить депутатский мандат, многие из них брали взятки, подкупали избирателей и наживались за счет народа. Будут сильно дергаться, мы все это пустим в ход. Ведь почти на каждого из них у нас есть компромат. Когда народ узнает истинное лицо своих избранников, посмотрим, кем и где они будут?!

 

К концу тридцатиминутного перерыва о давлении и угрозах, раздавшихся в адрес депутатов со стороны представителей администрации, заговорил в открытую. Правда, у большинства депутатов это вызвало не покорность и страх, а ненависть и желание сопротивляться. Поэтому президентской команде срочно пришлось искать варианты воздействия на парламент, а до поры было решено отправить его на две недели отдохнуть и подумать.

А пока политтехнологи президента решили разделить парламентариев, как это и задумывалось при создании двухпалатного парламента. Для начала каждой палате разрешили создать свой аппарат. Президент даже забыл, что только что говорил о нехватке кабинетов в своем дворце, о тощем бюджете, не способном прокормить такую ораву чиновников. Забыл и о том, что когда «кидал» камни в ушедший парламент, то постоянно подчеркивал его раздутый штат и обещал, что в новом двухпалатном Жогорку Кенеше (парламенте) этой ошибки не повторит и сделает его экономным.

 

18 мая 1995 г. О. К. Сотрудник аппарата парламента:

– Теперь и «нардепы» создают свою администрацию. Спрашивается – зачем? Во дворце и так не хватает кабинетов. Кроме того, уже возникли трения между спикерами палат. Мукар Чолпонбаев (глава Законодательного собрания) – северянин и безоговорочно поддерживает президента. Алманбет Матубраимов (глава палаты Народных представителей) – южанин и все больше пляшет под дудку своих земляков. Да и аппарат, кого он набирает?! Если «законодатели» берут сотрудников, не взирая на родословную, то «нардепы» тянут либо родственников, либо людей из бывшего окружения Шеримкулова. Зря «хозяин» поставил на должность спикера этого южанина.

 

Совсем скоро аппарат парламента так вырос, что намного превзошел по численности предыдущий. Но цель, поставленная администрацией главы государства, была достигнута. Палата Народных представителей решила сама, на отдельном заседании, принять присягу у Конституционного суда.

В кулуарах поговаривали, что торг был великий. Кто-то получил льготный кредит, кому-то разрешили приватизировать лакомый кусочек... Только Законодательное собрание продолжало сопротивление. Здесь происходили чуть ли не драматические события. Больно было смотреть на их спикера Мукара Чолпонбаева. Он попал между двух огней. Лидер законодателей не мог и не хотел ослушаться президента, но и не мог заставить депутатов отказаться от своего решения. В какой-то момент он сказал, что в крайнем случае лично примет присягу у КС. Это немедленно стало достоянием его коллег-депутатов. Они подняли шум.

Кстати, Законодательное собрание работало на постоянной основе и после коротких каникул, возобновило обсуждение законов страны.

21 июня. М. Х. Сотрудник аппарата парламента:

– Депутаты Законодательного собрания провели закрытое заседание. На нем был тяжкий разговор между ними и спикером. Они угрожали ему переизбранием, если он без их ведома примет присягу Конституционного суда.

23 июня. Сатыбалды Джеенбеков. Депутат Законодательного собрания:

– Шум на заседании был действительно немалый. Я. кстати, всегда против закрытых собраний. Нам от народа скрывать нечего. Если бы дело касалось государственных секретов, тогда – понятно, а это был разговор о честности. Мы сказали Чолпонбаеву, что он ничем не отличается от нас, депутатов. Его обязанности спикера связаны с чисто техническими функциями председательствовать на заседаниях. Если же он не прекратит решать в кулуарах важные вопросы, совещаясь с узким кругом своих людей, то мы просто снимем его с должности спикера. Такой "гибкий" лидер нам не нужен. Будем выбирать на каждое заседание одного из нас председательствовать и все тут.

Снова началась работа по обработке депутатов. Через три месяца и «законодатели» приняли присягу у членов Конституционного суда.

Но, как оказалось и двухпалатный парламент для президента Акаева не совсем подходит. 16 октября 2002 года средства массовой информации донесли до общественности республики желание бессменного президента Аскара Акаева провести очередной референдум для внесения очередных поправок в Конституцию. В этот раз главный демократ страны предлагает «народу» вернуться к од-нопалатному парламенту: «Сократим число депутатов и сделаем парламент экономнее...» – правда, мысль главы администрации, как всегда неожиданна и свежа?! А, чтобы подсластить пилюлю, Акаев говорит о том, что время настоятельно потребовало возвращения депутатам их неприкосновенности, отнятой у них в 1998 году.  Не будет теперь Гарант Конституции просто так арестовывать, судить и сажать в тюрьмы и лагеря народных избранников... Не будет, если «народ» вернет им неприкосновенность. А если референдум провалится?...

Но вернемся в 1995 год. «Бунт на корабле» был притушен. Ни народ, ни депутаты не выдержали «тесты» на демократию, предложенные администрацией «первого демократа», президента Киргизии Аскара Акаева. И тогда наступила очередь того, о чем глухо поговаривали с 1994 года – продление полномочий главы государства до начала наступающего тысячелетия.

 

8.Хан или президент

 

Под барабанную дробь демократии Аскар Акаев решил последовать примеру соседних президентов и остаться на очередной срок. Чтобы понять весь маневр, успешно проведенный президентом и его окружением, вернемся в апрель месяц, на первую Сессию двухпалатного парламента страны.

В один из первых дней работа парламентариев кто-то из киргизских журналистов сказал мне, что в коридорах дворца появилось письмо неизвестных депутатов, предлагающих коллегам «уговорить» Аскара Акаева пойти по пути Каримова и Назарбаева и продлить свои полномочия до 2001 года. При этом говорилось, что ему не надо идти на выборы, заменив их референдумом.

Через пару часов мне удалось выяснить, что черновик этого письма-обращения был подготовлен сотрудниками администрации президента. Эта то ли пока бумага, то ли уже документ – ходил среди проверенных депутатов с тем, чтобы, если удасться набрать достаточно подписей, прокрутить письмо через парламент. Затем, должным образом, обработав общественное мнение, подвести народ к Всенародному опросу.

6 апреля. Дооронбек Садырбаев. Депутат. Интеллигент. Кинорежиссер. Человек независимый, резкий в суждениях, он редко идет на компромисс, особенно, если это касается вопросов чести и этики, его убеждений или мироощущений. Он был среди тех, кто предлагал лишить депутатов всех привилегий и неприкосновенности:

– Мне жаль, что все произошло таким неэтичным способом. Документ распространялся только среди своих. Таких, как я, Ю.Тойчубеков, А. Ибраимов, Т. Бакир-уулу и других – составители списка явно избегали. Лучше бы Обращение было бы открыто представлено депутатскому корпусу на обсуждение. Теперь, после того, что произошло, уже нельзя говорить о демократии в нашей стране.

Лично я не против Аскара Акаевича, но давайте будем демократами до конца, без привилегий и льгот на равных участвовать в грядущих президентских гонках. Сам же факт появления этого воззвания наводит на мысль, что президенту хочется избежать выборов.

– В республике разруха, –  продолжает Дооронбек Садырбаев, –  нет достижений, кроме демократии. И еще, зачем отнимать мечту у молодежи и ее шанс на участие в этих выборах? Кто знает, возможно, среди нее найдется человек, который имеет программу по выводу республики из кризиса?

Меня поражает, что в поисках кандидатуры на руководящие посты в стране, все зациклились на пяти-шести именах. Похоже, это признак того, что все мы, пока, не можем выйти из орбиты привычных представлений. Лично мне все равно какой профессии, партии, национальности человек. Я пойду за любым, кто сегодня способен вытащить нас из кризиса. Сегодня главное, чтобы люди поверили, что наша страна может жить и работать в нормальном режиме и у каждого человека есть будущее. Я не верю, что на это способны нынешние лидеры. Даже если мы, в парламенте, напишем для них идеальные законы. Тем, что казна пуста – сказано все.

До воззвания о продлении полномочий Акаева до 2000 года у меня, –  говорит депутат, –  еще теплилась надежда на лучшее, на то, что у нас найдется свой Иисус и поведет за собой. Но нынешние шаги наших политиков показали всем, к чему клонится дело. Свертывается образование. Кыргызстанцы лишаются будущего. Таким образом, лет через 20 подготовленными к управлению государством будут лишь дети верхушки, получившие диплом за границей. Зачем нам тогда эти игры в демократию? Почему бы сразу не продлить полномочия нынешнего президента пожизненно и не сделать его пост наследственым?

 

Подчеркивая слова Дооронбека Садырбаева, хочу отметить, что дети нынешнего президента Аскара Акаева ( на тот момент, о котором идет речь. 1994 – 1995 гг.) тоже живут, учатся и работают за границей, в Европе.

За день письмо подписали 57 депутатов: 42 – из палаты Народных представителей и 15 – из Законодательного собрания. Таким образом, остальные сделали вывод: кто из них и кого представляет. Вечером того же дня, на приеме в казахском посольстве, посвященном выставке полотен киргизского живописца и киноактера Суйменкула Чокморова, в разговоре с депутатами я позволил себе усомниться в возможности такой грубой игры со стороны администрации президента.

Юруслан Тойчубеков. Депутат, один из бывших руководителей комсомола советской Киргизии. Нынешний банкир и удачливый предприниматель. Люди, работавшие с ним много лет в ЦК комсомола, говорят о том, что для него важнее всего карьера и собственное место в обществе. При этом, если понадобится, то он может ловчить.

– В ближайшие дни они попытаются огласить письмо с трибуны парламента, тогда вы и поймете, кто и зачем его писал.

И действительно, через несколько дней на трибуну Сессии поднялся один из депутатов, все еще продолжавший руководить отделом в администрации президента и попросил разрешения огласить Обращение парламентариев к главе государства. С мест раздались возгласы: «Что за письмо? Кто его писал? Кто подписывал? Почему давали читать только избранным?»

Депутат понял, что придется или молчать, или говорить, но правду сказать нельзя, а за ложь могут и к ответу привлечь. Он хотел выбрать первое, но огласить письмо, тогда коллеги в довольно категоричной форме попросили его с трибуны. Таким образом, «просьбу» парламента к президенту провести через голосование не удалось. И тогда остался проторенный, но не скорый путь – организовать движение снизу из «народа».

На следующий день я встретился с одним из советников президента Акаева. Это очень интересный человек. Карьерный дипломат советской школы он с принебрежением относится к самому понятию «демократия в постсоветском пространстве», считая ее лишь методом обогащения для одним и удовлетворения властных амбиций для других.

На мой вопрос: «Решится ли Аскар Акаев на референдум по продлению своих полномочий и тем самым в очередной раз на нарушение Конституции?» - мой собеседник ответил:

А. Советник президента Киргизии:

– Сам бы не решился. У него с волей слабовато, да и Запад этого не станет приветствовать. А вот советчики у него такие, что или заставят или «уговорят». Он же человек слабый и поддасться, –  усмехнулся дипломат.

 

Всю весну 1995 года администрация мостила Акаеву дорогу к продлению президентских полномочий. Сам же он молчал и делал вид, что ничего не знает об этой шумной, с привлечением средств массовой информации, кампании. При этом, он, очень болезненно относящийся к любом печатному слову в свой адрес, естестенно «не читал» газет, которые сразу после провала на Сессии, начали печатать письма – обращения к согражданам, идущие нескончаемым потоком от «простых» киргизстанцев. Суть их была стара : «альтернативы Аскару Акаеву во всем Киргизстане нет». Все эти послания были так похожи друг на друга, что напоминали народные волеизъявления времен брежневского застолья.

В самый разгар этой бумажной метели глава Киргизии засобирался на встречу лидеров Центральноазиатских государств в Шимкенте ( 14 апреля – Б.М.) Я пришел во дворец, чтобы либо у него, либо у кого-нибудь из помощников взять интервью по поводу этого саммита.

Апрель 1995 г. Камиль Баялинов. Пресс-секретарь президента Акаева:

– Каримов и Назарбаев заставляют «шефа» идти на референдум по продлению полномочий. Они этой дорогой прошли и будут сидеть на своих местах до начала будущего столетия, а он не хочет. Он собрался проводить нормальные выборы.

В мае Аскар Акаев совершил турне-встречу с народом на юге страны. После этой поездки даже видавшие виды сотрудники его администрации морщились от презрения и стыда.

А. Э. Заведующий отделом администрации:

 – Джаниш Рустембеков (глава президентской администрации ошской области, бывший руководитель его администрации – Б.М.) совершенно забыл приличия. Все напоминало средневековые выезды хана в народ. На улицы согнали тысячные толпы. Здания были украшены огромными портретами президента. К нему выходили старики с хлебом и солью. Кто-то пытался облобызать руку, кто-то на коленях просил его остаться и не покидать свой пост. Противно. А ведь с нами были журналисты, депутаты.

 

Продолжение следует

К списку номеров журнала «МОСТЫ» | К содержанию номера