Алишер Киямов

Переводы из поэзии немецких дадаистов.

Хуго Балль

 

 

Пульчинелла моих ночей 

 

I

 

Сон, наш сон, он, просто, вымер.

Око Бога на троне, чьё веко шёлк красных завес.

Преследованья мандаринов нас не пугают больше.

Осёл и бычок живут в кровати у наших стоп

И говорят, устроившись удобно,

 как в Вифлееме на Рождество.

 

GrafvonAgaz скачет на полотне: oGreco!

Из облака розово-красно ангела виснет крыло.

С зелёным хохлом петуха в кабаре твой выход.

Твой ребёнка лоб покорен передо мной.

Ты из пурпура маленькая косынка.

 

Ореол юных львов над твоей головой.

Твои губы – Жизни лОпостные колёса.

С ладони едят призраки мессы румян.

Диву даются Bubu с Монпарнаса и Jesus из Назарета,

Поверх сборища флагов твоего пыла глядЯ.

 

II

 

Ало обиты подмостки действа, где Ты стоишь.

Ты святишь ежедневно себя в 7 мессах.

С кабанИхи пропорциями арфистка тебе состовляет

контраст.

На намалёванном Penny желта, сонна, тепла,

Ты лежишь как Тонкинская киска.

 

5 су-субреток  с тобою в игре.

Манипуляции чёрной кошачьей пастью в распевках.

Проливают семенем смерти тебя кукольные небеса.

Поперёк лица пролегает красная черта,

Расcекая по середине.

 

III

 

Голубых опахал снисходительность утешенье тебе

В диссонансах бестианства.

Мужчины с фиалковой грудью танцуют канкан.

Демоны с головами коней ищут тебя дома.

Синий якорь начертан у тебя по ногам.

 

О Пульчинелла моих ночей!

 Поющая тихо во сне нежная птица!

Мы обречены спать в помёте 6000 лет.

Кровопоток в желудке журчит. Им звучит твой рот.

Моя отчизна — твоих чёлок жёлтая черепица.

 

И я ничего ж не сделал той выбивалкой ковров,

Только ухлопал певческие союзы.

Демонизировал наших приличных друзей.

Ты тёмно-синего шёлка покров с вязью букв золотой.

Ты корабль моей смерти, из бамбука, бумаги и шёлка.

 

 

Кабаре

 

1.

 

На заявленье негра промолчал большой клаксон.

В комплекте Эмминой ноги адски-краснее нету.

Я куклою-АрхИпенко всхожу на одр сквозь сон,

И дьявольщину там реку жрецом  Magnet-Корсету.

 

Одно бахвальство льдисто-жёлто пухнущих сардин!

Осмей же, Публика, самоубийство  шансонетки!

На перьях шляпок божье око бдит. Все как один

4 скрипки рельсы гнут всё о грудные клетки.

 

Скакун мой Франц! Едален клоп в анфас!

Стеклянноглазый мир упит, в падучке мелодрамы.

В лиловый лупят трубы всё протуберанец-Bass.

Пасутся кайзера Вильхэльма, возревев, гиппоподамы.

 

2.

 

Лиловый пагод барабан вкось валится в себе.

Молоки прозван, Требухою виолончелист.

Скрипит затылка смерч фатально на резьбе.

Эх, лЯ-ля! Музыка мне пилит бок под свист.

 

И в окарину дуют братья Mool и Jebby  впопыхах.

Оркестр во вскрытый бок заходит, вправо между роб.

Исполнен музыкой с трубостволом весь пах.

Чревата, в плясе покидает шансонетка гардероб.

 

3.

 

У занавеса кажет плоть эксгибиционист,

и ПимпронЭлла – алость юбок обольщенья.

Из зала хлопает КокО – зелёный бог, плечист.

И начинают вожделеть козлы все отпущенья..

 

ТзингтАра! Духовой предлинный инструмент:

стекает знамя из слюны, в ней надпись «Змей» на бляхе.

Тут дам своих в футляры скрипок все в один момент

суют и исчезают в диком страхе.

 

При входе сидя, КамёдИнэ, масляна, как вамп,

вбивает в ляжку золотые мишурою трюка,

чей блеск выкалывает зенки с дугами от ламп.

И крыша падает, горЯ, на Камёдинэ внука.

 

4.

 

У уха, что вострит осёл, на блюдца

мух ловит клоун – хоть в другой стране рождён.

Посредством трубочек, что, зеленея, гнутся

С баронами по всей округе связь имеет он.

 

К воздушным рельсам, где себя энгармонично

канаты режут, чтоб плашмя ускакивать на них,

мелкокалиберный верблюд попыткой платонично

вскарабкаться веселье портит остальных.  

 

У занавеса тот же всё, что тут, смирясь с судьбою,

лишь чаевые кротко ждал, эксгибиционист,

забыв вдруг о канве событий, гонит пред собою

замученные толпы девок в зал под дикий свист.

 

 

Нарцисс

 

Колени девушка острит, светла, с нарциссом в танце,

Вибрируя, он ей волОс лобзает синий вар.

Два жёлтые автО пыхтят при размноженьи в глянце

И тащатся до казино затем, ослабнув, в бар.

 

Шофёры и кокотки в гневе,

Но никнут перед голубком, в помёте оплеух.

Идёт политик Гёрэ со вселенной в чреве,

На что выкручивают шеи лошадь и петух.

 

Вершится мерзость: с облаков перины

Встаёт Мария, слыша жуткий ор.

В бегах дредноуты, вопят все цеппелины,

И в с опиумом шприц хохочет гренадёр.

 

Ни мопса с лона у мадонн, высок, от груды

Сенаторов и патриархов уж провис канат.

Продольных дуд блаженств на Sacco петлях гуды,

Ах, чёрт, что с воздуха стрелять всё норовят.

 

 

Посвящение для Шопена

 

Три моря, подобравших юбки, вальс выносит к суше,

Буравит кучерскую шапку в дрожках лунный луч,

Мозг мусорным катком трясом, а ночь всё глуше,

Мы блещем в ней сродни угрям, запевшим с туч.

 

Жирафья шея вознеслась к полярному сиянью,

Плетёт ей крыса воротник  из кружев на луне.

Тропическое бешенство жандарма душит рванью.

И вскоре справки наводить нам о иной стране.

 

Потоки гноя из ушей у нас льют на прогулке,

С монокля вьётся глаз распутный злак.

Богемец скромно подтекает с троса в закоулке,

И с мраморного цоколя, благословляя, хряк.

 

Тысячецветный снег. КокИтус. Кинохрамы.

В мешок штанов по-женски лезет холостяк.

Пылает на спине осла тавро с ладонь у дамы.

И кур, в прыжке вниз головой, вбирает шапокляк.

 

 

Intermezzo

 

Я грандиозный фокусник ВовЭр.

В пламёнах я вбегу сюда на свой манер.

Пред алтарями из песка я не встаю с колен,

В лиловых звёздах плащ мой разметает тлен.

Вступает Время у меня наружу изо рта.

Людей охватывает взор и слух мой до чертА.

 

Из бездны я фальшивый тут пророк.

Я за кругами солнца  сам стоять возмог.

Из моря, звуком тёмных труб заклЯт,

Лечу я сквозь молений лживых чад.

В тимпан я мощным боем бью моих осад

И пеленаю трупы в пенный водопад.

 

Я улыбающийся таинств еретик,

Король всех букв, болтун на всякий миг.

Hysteriaclemens распел я  даровит

Разврату вашему в обличьях, чей смешон был вид.

Насмешник, литератор и Поэт

Я оторопь как семена струю в словах побед.

 

Гимн 1

 

  Ты птиц, собак, котов Господь

и духов, плоти, призраков, шутов,

  Ты верх и низ, направо, влево,

прямо, стой-кто-идёт, кру-у-гом,

  Ты дух в себе и ты есть в нём,

и вам быть в вас, и мы есть в нас.

  Ты воскресавший, кой

одолевающим бывал.

  Оковы скинувший, свои кой

цепи рвал.

  Всемочный ты, всеночный ты,

роскошный при таком,

на голове с горящим котелком.

  Во всех ветрах и языках

есть в ящике твоём,

всё разрывающий кусками, гром.

  В благоразумье, неразумье,

в мёртвых и живущих царствах, блиц,

возносится твоя из жести шея

под  свист твоих же спиц,

  С великим рыком ты пришёл един,

смут буревой чепец, граетруба,

народов сын.

  В огня ты зеве, в пуль посеве,

в смертном визга гневе,

в без конца проклятье при ноге,

  И в бласфемиях без числа,

и в саже ты от типографской краски,

и в облатках, пироге.

  Так зрели мы тебя,  держали так, идя,

истёсанного из агата,

за облики дождя.

  На сокрушённых тронах,

на осколках пушек в бастионах,

на газет обрывках, на девизах,

актах встреч,

  Ты над запутанным,

разряженная пёстро кукла,

вознёс судебный меч.

  Ты бог проклятий и клоак,

фюрст демонов,

и одержимых бог, где вой,

  С фиалками ты манекен,

подвязками чулок, духАми,

и раскрашен щлюшьей головой.

  Твои юнцы, семь простаков,

семь, скалясь, кажут языков,

твои гросстёти будут не в почёте,

твой красный кугель твой же куколь.

  Недугов фюрст ты и медикоментов,

и Bulbo отче ты и Тэндэрэндов,

  Арзэниковых, сальварсанов

и револьвера, и намыленной петли,

и газовых всех кранов,

  Развязчик вязок всех ты ист,

ты всех извилин казуист,

  И ламп, и фонарей ты бог,

от конусов питаясь световых

и треугольника, и звёзд самих.

  Ты дыба, русские качели мук,

гомоцентавр, паря, пернат,

в крылоштанах в больницах

средь палат,

  Ты древесина, медь и бронза,

и башня, вил зубец, свинец,

железным, смазан, петухом

просвистываешь мимо  

под конец.

  Магический квадрат ты,

ныне слишком поздно, мол,

мистический постой, и ты 

амброзиусов вол.

 И нашего ты оголенья

господь кустов,

фундамент избавленья — 

пять твоих перстов.

 Господь охотно-кухонной латыни

и ныне нашей, ею зван,

lamento нашего существованья барабан,

и эфирнист, и коммунист, антихрист, о!

Высокомудрая и мудрость Salomo!

 

 

Поезд слонов

 

йолифанто бамбла о фалли бамбла

гроссига мъпфа хабла хорэм

эгига горамэн

хиго блоико руссула хуйу

холлака холлала

анлого бунг

благо бунг благо бунг

боссо фатака

йу йуйу йу

шампа вулла вусса олобо

хэй татта горэм

эшигэ цунбада

вулубу ссубуду улуву ссубуду

тумба ба-умф

куза гаума

ба —умф

 

 

*   *   *

 

трульба дори даула далла

зула лори вауга малла

тори дамма фусмалу

 

Дашэ мамэ камэ рилла

шуршэ зага молль васвилла

зури пауго фуцмалу

 

Долли гамба бокамуфти

забэль ицэ шпобагуфти

палуцума польйа гай

 

мула дампэ дори вилла

аллос вирдс шавиДрэштилла

оффи лима доцапау

                   поцадау

 

*   *   *

 

бфирр   бфирр

онгог

рорр   ссс

думра

файф   дирри

кху       габа

раур

сс

 

 

Эмми Хэннингс

 

Напев к сумеркам

 

    Для Хуго Балля

 

За эхом через серость лет бредут октавы сзади.

Скопленье дней крушИтся высью всею.

Я быть хочу только твоею –

В могиле желтые мои растут как прежде пряди.

В деревьях чёрной бузины живут чужие ныне.

Белёсый занавес всё шепчет тайну убиенья.

Глаза плутают беспокойно в тёмной комнат стыни.

Вокруг стола на кухне бродят привиденья.

Малышки ёлки – дети после смерти.

Дубы же древние – усталых старцев души,

О неудавшейся что жизни шепчут саги эти.

А песня Klintekongensee звучит всё глуше.

Я не была защищена от сглаза, и пока

Тут выползали негры из большого чана,

С картинки дочка палача – Красная Ханна

Меня заколдовала на века.

Морфин

 

Мы ждём последнего от жизни приключенья.

Что нам грустить по солнечному свету?

Нагроможденье дней крушимо в Лету:

Покоя нет в ночах – в Чистилище моленья.

 

И не читаем больше почты также оба,

Лишь улыбаемся  в подушку изредка украдкой.

Ведь нам известно всё, и взвИты лихорадкой

Мы вновь летим то здесь, то там с волной озноба.

 

Всем людям нравиться спешить за чем-то мимо –

Сегодня пасмурней и дождь над этим краем.

Мы через жизнь несём себя неудержимо

И, в ней запутавшись, её пересыпаем...

 

 

Девушка на набережной

 

Да, нет характера: один лишь голод.

Я пассажир меж палуб жизни – это ясно.

Люблю ли, ненавижу – всё напрасно,

И каждый вечер на углу в жару и в холод.

И всё искусство это – только ради хлеба.

Иль, вправду ли, чем от стыда нет лучше смерти?

Я так устала, в бёдрах стынь...но в этой круговерти

Всё ж зубы целы, красен рот, и в них – иных потреба.

Мадонна, дай мне в шахту пасть – туда, где мгла.

Лишь раз ещё – обереги в ночи, что столь глуха...

Любя, очисть меня от всякого греха.

Взгляни, я снова ночью не спала.

 

 

Эфирные строфы

 

Сейчас мне надо выпасть из большого шара.

При том, что праздничный Париж – ярчайшее из мест.

И люди сходятся на GaredeI  Est,

И флагов шёлк кипит в пылу веселия разгара.

Но нет меня средь их ликующих стремнин.

Вот я под куполом лечу, меняя позы,

И становясь восторгом каждой грёзы,

О чём читаю по блаженству тыщи сальных мин.

А предо мной: лежит больной, хрипя в подушку –

И гипнотичен для меня его последний взгляд.

Мы призываем летний день тоской назад...

А чёрный крест всё заполняет нашу комнатушку.

 

 

После кабаре

 

К рассвету мне идти домой одной.

Часы бьют пять, и брезжит утро еле.

И свет горит ещё в отеле.

Но, наконец, дверь в кабаре закрылась уж за мной.

А на углу ёжатся дети в рани,

И к рынку едут на возах крестьяне,

Чреда старух к церкви бредёт тиха,

Лишь первые звонят колокола,

Растрёпанная шлюха у своего угла,

За ночь озябнув, кутается в куцие меха.

Любя, очисть меня от всякого греха.

Взгляни, я снова ночь всю не спала.

 

 

Танцовщица

 

Тебе — как если б я была помечена уж смертью

и в список мёртвых бы внесения ждала как довершенья.

Удержит это от любого пригрешенья.

Как изнуряет, медля, жизнь всей этой круговертью.

И так пуглив мой каждый шаг стал ныне,

и сердце бьётся как сжигаемо недугом,

и всё слабее день за днём, идя их кругом.

И Ангел Смерти в комнате моей стоит посередине.

Но танцевать мне снова! И поверьте,

что скоро буду я лежать во тьме могилы,

и никому ко мне прижаться там не хватит силы.

Ах, целоваться бы до самой смерти!

Рихард Хюльзэнбэкк

 

Идиот

 

Опущены сереют жабры из гримасы,

с трудом топыря уши, точно гиря,

Он замер, тупо на миров ужасных массы

глазами экскремента расс тут зыря.

 

А их гремят вокруг него столовые приборы,

платками красными яря бычину в румбе.

Но, опустившись, он плывёт под оры,

вдали на синей от тюльпанов клумбе.

 

У носа, прямо перед ним, подвесили лампаду,

но не притронется он к ней и лапой обезьяны

и всё ревёт, залившись смехом до упаду,

хоть, вроде бы, к тоске и скорби нудят раны.

 

По кирхам красные висят ковровые дорожки,

ему отмыть священник хочет кистью уши.

Но воз горит. Его хватают тут чинуши

пред алтарём, где бродят свечек рожки.

 

Он упирается в ремни руками, и у швабры

трещит рябинник, стержень твёрд из стали,

и стены, что его тут в плясе обскакали,

рвут внизопущенные жабры.

 

Сидит колибри, щебеча на гнили лета,

ему ж заботливые ветви гладят ноги,

что, возбудясь от солнечного света,

из брюха зрят как указатели дороги.

 

Басят навозные жуки в бедре его и рьяны,

упившись гноем, сгоряча готовят бучу.

Дитя на пальцы ног ему бросает булдыганы.

И на него тут всяк батрак наложит кучу. 

 

Конец света

 

 В общем и целом сё на самом деле 

с миром сим пришло

 На телеграфных у путей столбах сидят

коровы и спокойно в шахматы играют

 Меланхоличен столь лишь какаду поёт

под юбками танцОвщицы фламенко

как штабс-трубач и целый день орудия

горюют

 Это и есть в лиловом тот ландшафт

о коем говорил херр Майэр око когда

он потерял

 Только с пожарною командою ночной

кошмар сей и изгонишь из салона

правда распороты кишки их пополам

 Да да тут Соня целлулОйдный пупсик

гляньте эдакий чертёнок и возгласите ж:

God save the king

Надымоходе „Meyerbeer“ симскопом

пук монист но только штурман тут один

с понятием о С и столь высоком

 Учёба начата всерьёз и с пальцев ног

анатомический я стягиваю атлас

 Видали рыбу перед оперою в Cutaway

коя стоит уж zween дня и zween ночи?

 Ах Ах Ваш Чёрт великий — Пасечник ах

ах Ваш и Комендантов плацев

 Воля wauwauwau Воля где где где и кто

не знает ныне что наш Отец-Гомер создал

в стихах

 Войну и мир в моей держу я тоге но в ито-

ге предпочитаю всё же шерру-бренди смесь

 Никто не ведает сегодня был ли он вчера

 К сему такт крышкой гроба отобьётся

 Коль кто-то только б мужество имел бы

чтоб отодрать трамваю хвостовые перья

Великое то было б Время

 Зоологи-профессора сбираются в лугах

 Они ладонями там отражают нападенье

радуг

 Кладет великий маг на лоб свой помидоры

 И не наполнишь ни куста ни замка наконец

 Скачет скакун свистит косуль самец

 (Кто же не стать тут слабоумным может)

 

 

Тристан Тцара

 

Негритянские песни

 

Занзибар

 

omamredemiky

мы от Wahha ускользнули ха ха

еа, ее ее, еа ее ее,

нам Wawinza больше не будут докучать ох ох

Mionwu не получит больше от нас ни платка ху ху

и Kiala  снова не увидит нас никогда хе хе.

 

 

Сото-Нигер

 

Песнопение при строительстве

 

а ее еа ее еа ее ее, еа ее, еаее, а ее

еа ее ее, ее ее,

палки двора мы ставим для вожака

мы ставим для вожака.

 

 

Suaheli

 

качать lyo качать

качать lyo качать

делай maasaiti иди на качель

сядь и качни

 

коль проса пора качнёт

мы хотим свежее просо качать

просо на месте и качать

от веселья качать

 

мать моя мне сказала прогнать бы кур

да я не могу прочь гнать кур

я сижу тут без ног

а матери рис птицы пожрут

ш  иш

 

 

Ханс Арп

 

Опус нуль

 

1.

 

Я мощный тотатот сперва

ригористичный полк засим

озонный стебель primaQua

один процент что аноним.

 

Я П.П.Тит и По По тож

без дыр и рта тромбон чуток

блюд Геркулесовых галдёж

ступни что слева правый кок.

 

Я смысл двенадцатый всех длин

в яичнике всю жизнь в пике

я вместевзятый Августин

в сём целлюлёзном сюртуке.

 

 

 

2.

 

Из гроба тянет он средь плит

за гробом гроб потупив взор.

Он плачет передком навзрыд

и кутается в скорби флёр.

 

Маг полу полудирижёр

без палки с альп он деловит

такт циферблату шляпы с гор

отбив уж с облучка летит.

 

Теснит за мебели края

с мольберта рыбу гетто в бок.

Двоя два раза он троя

три раза рвёт свой куб-чулок.

 

3.

 

Он сам с собой сидит в кругу.

Круг с плотью собственной одной.

Мешок сжат с гребешком в дугу

служа софою и женой.

 

Мешок и плоть свои по гроб.

Один и левая из кож.

Но из жены хоть всё tipptopp

плоть выпадает наго всё ж.

 

Он фунтом камень тычет свой

тряся жену в своём мешке.

Но выпадает в круг софой

из фрака плоть на гребешке.

 

 

4.

 

Он паровой машиной гнёт

из шляпы шляпы делу рад

и выставляет в хоровод

как если б делая солдат.

 

Приветствует он шляпой их

с трёхкратным ты весь на виду.

И Kakasie завет у них

меняет он на Kakadu.

 

Не видя их приветствий взрыв

он вкруг себя  мчит в грудь бия.

К приветам шляпы подключив

он крышку вовсе сносит с Я.

 

 

Снегофлеем

 

1.

 

Бездонен херр JeNichts уже.

Безмебельна JeNichts жена.

Что крест вам – вилка на ноже

в прилежном марше дотемна.

 

Херр Je жена Je вот уже

куснёт тут Nichts в живот сейчас

сглотнёт крест – вилку на ноже

и сажей с дымом сплюнет вас.

 

2.

 

Charybdisbybdis в лук укус

проносит памятник вкруг дум

от вымени герольда кус

и падает под подиум.

 

Ветреник-винт ввинтится вот

ветроневесту в ветр ввинтя.

Трещит Ветвь Чести и убьёт

седых и старца и дитя.     

 

 

3.

 

Вновь Белоснеж-и-градке пасть

как при падучке к разу раз.

Ибо любезность в ней что страсть

и с громким взрывом напоказ.

 

Она впадает в смертный час

в волосьях падалиц декор.

Тут парашют свой вздул атлас.

И смертный рукоплещет двор.

 

4.

 

В его бугре яйца росток.

В привете шляпа – пик на ней

из эльфовых и нимфных ног

в крови ж растут усы корней.

 

Вскорь изнутри усат он впрок

но радо лишь яйцо в поту.

Он вдавливает зад в горшок

надев на кладке в нём плуту.

 

 

Усобреднемолоки

 

1.

 

Несутся куклы на насестах без помех

в борделе комфортабельном по виду.

Народорот и виртуоз для всех

вот-вот повесят дрессированную гниду.

 

Сидит в пустотах духофат

и мчит в горшок в галопе спьяну.

Мяч пляшет светом гроз объят

на лебедя головке сальварсану.

 

 

2.

 

Как алтари раскрывшись под напев

они затычки всунут в чрево-ганг

и мраморные башмаки надев

тут ввинтятся надёжно в длинный шланг.

 

Вайдоизраненно в руке дубинка и лассо

они взойдут на публику под гром

закрутят се как мельниц колесо

и как вода тут зажурчат кругом.

 

3.

 

Она выкапывает ров надутых губ

и остригает розобородёнку

счищает чуждый свет в глазах как струп

и странствует вкруг посоха спросонку.

 

С коробкой человечинки она

вкруг посоха бредёт в кругу за пудрой

и станет сзади столь черна

и снежно- спереди  и носо-мудрой.

 

4.

 

Сей Комма что тут Берга движет коий стар

письмо тому шрифтом рондО писал.

И тут поднялся высоко он как воздушный шар

пока квадратен всё Внимание! взывал.

 

Затем раскрыл он парашют-вопрос

из шёрстки кошки сваренной вкрутую и летуч

он струи в их могилу снёс

и тут запенился уж как горячий ключ.

 

 

Зракоорехи

 

1

 

Кто полные тут сами

пакуют луны в луны

и с комфетти крестами

в кругу воль такта струны

 

не зная свяжут всё же

вкруг торсомаски с днищем

и петли смерти тоже

и с пнём и с топорищем.

 

2

 

О не катись от шпули

разломишь кос кирпич

и склюнут ветры-гули

из зоба пыл опричь

 

а то из труб где воды

звезд хлынет рыба-мгла

когтями первороды

тут вырвет со стола.

 

3

 

Как черезгородолоброд

живёт он как и подобает мужу

назад-назад вперёд-вперёд

налево вправо и наружу.

 

Как черезгородолоброд

по правилам искусства к датам

из четырёх орудий в детород

палит себе он по квадратам.

 

 

 

4

 

Как тьма темна про это

не знаю я давно

и вот тяну из света

я пробки раз темно

 

из дыр потёк он в течи

ещё темней во тьму

и тьма темней от встречи

во тьме в моём дому.  

 

 

Выкупанный пратекст

 

1

Звучит претонкий гномов рог.

Суда на крысах скачут стёжкой.

Вода стянула с пряжкой поясок.

Соитья молния желает с каждой вошкой.

 

Твердеет воздух чёрным камнем вод.

Крушимы клюв невеста роза.

Звёзд рвётся буйный хоровод.

И в бездну цирк слетает с воза.

 

2

Трубу в руке он держит от печИ.

И по щекам плоты во хмари впадин.

Он всходит по барометру в ночи

по лестницам без перекладин.

 

По длинным лестницам так долог переход

и облака в его пальто подкладке.

Пред жизнью страх его берёт.

И трепет матерью охватывает пятки.

 

3

Раз просто так раз ни за что

из удовольствия в ватеркорсете.

На третий разобьётся то

хоть полиспасты все в паркете.

 

И мышцы в ребусочасах

по костооси обшнуруют канты

всю полировку исцарапав в пух и прах.

И вновь отпустят бороды атланты.

 

4

 

Он от подтяжек на часах

в карман отскакивает в мыле.

От места Иногда впотьмах

оставив  шишки след в бутыли.

 

Как сколдовал он всё в одно

хоть бил в барду внутри с заглотом

а в кляксах лишь одно окно

что пред платком он нёс залитым потом.        

 

Море букваря

 

На море медленно чернея вАлит снег на рубки.

Звенит на водной ветке вымя-бубенец.

Рыб колесо взять напрокат желает трубки

так как шатается ужасно весь морской дворец.

 

На якорь ловят трупы звёзд вод фогты-побратимы.

Маяк запихивает ветер в свой мешок.

И с дойки звери янтаря в даль тянутся гонимы

детей обломками и гномом с течью из кишок.

 

В литавры буря бьёт трещит трещоткой в дёгте.

Всплывают губки с диким криком недотрог.

И ветер заново свои оттачивает когти

и капитанов вешает на рог.

 

 

Вальтэр Зэрнэр

 

Лучший пластырь также

красная благодать

 

Полокувыркная посуда:

под тост совсем столь сладки упилИсь

Prommery greno first Ниналлыгубы.

Минькофф, некто и вовсе  русский,

упадочен на околопутях.

Мимо ладошка девочки-подростка:

использована грудь вздувает бело-

курость.

Вся ль.                                   Шаль.

Глоток вина (длина 63 см.) в алоулуч-

шенные ноздри извергая, тот, всего

один.                                     Queen!!!

Ибо тапёр ансамбля обшёптывает

тучный Posterieur у Куно .

Клубок, которому в поту подергивает

всё предплечье.

ВпереднадгрОзово: вскрик Sibie

природно необъятен.

Гемоглобин вплоть до вершин.

Нынегорящая педаль в месте другом

столь восхитительно скользит

заглаженным уж животом.  При том.

Необгоняемо вперёд linqua-жирнейшие

свои всё обтирает ляжки:  Isidor. 

О как мила мне шайка жизни!

( вечерами природный элемент).

Крушевац пялится на ах-столь-

отдалённый в дельтоскладках Zuzzis.

BaynesDestiny (Мазохистско-премилейш)

скрипичнослюнно бьёт ключом угла

вкруг;

Жесть из того шатаясь тяжко вверх:

куцефлёрный пах (? Габи!) на то

волнами, полон такта.

«Верность — не зуб с дуплом...»

(Скрещение дитя и кегля)

MadamV. вяжет, взвешено столь,

в пальцы бокал Roger :

 Всё Целиком болтает стул-к-себе.

Загон.                            Перекривлён.

Кстати: вычтутся болезни пола,

стал коитус б всеобщей оживлённой

игрою общества,

был в лавке б,  даб иметь бы. Basta.

Хорошо темперированная chloral-pleiade

 

ложа двора крушима дрынами хмеля

дореми  et t aime beaucoup

гермоптица коротит поездку вежливых копыт

украшенной приамбуле вослед

кишки привратник кирхи облегчает

накладывая как на голову тюрбан

часто мнится что великолетние

ожившие изображенья циркошовинистов

держат за низки раковин гвинеи иль очки из супа

менструальные несомы самовары на средних по

величине плотах

от абиссинии к нагорью

ne balance jmais les belles paroles

белки восходят на этаж повыше чем потоп

из отношений конгожоров всех стерильнейшее

есть взрывное сердце

но генерал приветствует кораллы со слезами

на глазах

ladraperiemontesurunoeil

plantedansunplatane

godsavelafamillidesfeu-follets

etlefallots ouvreenframboise

шахматный ход несовершеннолетних коренеgach

вместеобогнаны колчан теряют футболисты

и плохим маханием руками начинают

они пылких кузнечиков конец

elasombrodedamasco (serenatadelascontadorasde

palmira) lunaelasombrodedamasco (duodetaheida

ygranvisirduettoydanzadelameca)

 

Симультанные стихотворения

 

Гипербола о крокодилопарикмахере

и прогулочной трости

 

  эльма огонь отдыхает вкруг бород

вновекрестителей

 что достают из своих бородавок

коксолампы

 и в лужи их гузки втыкают

 он пел на ледохода льдине

иглогалушку

 а свистни ей столь мило вкруг угла

распутное

 чтобы чугунная решётка по льду

скользила

 4 ойгэна на тур по скандинавии

миллович синий ящик

 есть бомбоуспех

 между волососливок каналоТрэттэра

 подолорадостнейший осапожил чиж

месивокол

 масломешок в оловоперьях

 испуг-поездка по крутой стене

 хороший фатэр погружает

в голову томагафк

 мутэр зовет закончив

в последний раз свой квак

 ребята  в хороводе

вступают тут в закат

 отец на канонерку вроде

взойти в поклонах рад

 на мармеладозоне блескоглупы

мартышечники в лад

все физкультурят в ужин

 задотаможни венской жути

вокабулы полны

 цирковраждебный киль

повесь профиль

в интернационалы каналы

 вечеремаршалы

 квартетомефистофель

 скандировоскандалы

 

 

Ханс Арп, Вальтэр Зэрнэри Тристан Тцара

 

 

Автоматический гасконец

 

тыквоутробны на задворках и плосковелИки куры

бегут в теченьях в храм из амбромяса сносят в лейке

штайнсимсона должно быть мешают снизу трубы

водопроводов под свиностадами naebel-виртуозам

ситом коий удаленье от его же nurse мерит кто изоб-

ретает средства против отлива и прилива и дешёвых

эмбрионов практичны абсолютно и держатели газет

в таких нехватка несмотря на всевозможные системы                

всё ещё между сосцов одну уборщицу-машину для

витрин и сумерка между другими одну рыбокоптиль-

ню модель на фреске что в помпеи сверх того так

называемые безделушки

 

Кокосокотты

 

приносят  много так паяльник он звучит leodegar

thoma он и его носитель был гражданский сын от

тодмана на производстве семени шварцвальд при-

шёл он к мысли вскоре дерева кусок чтоб просве-

рлить вскоре вся  семья участие в работе приняла

ему же в калифорнии далёкой быть модерный 

непокой сажает правда после обплавав все моря

и выщелАчив золотодобычу альфио названный

себе уж навсегда из головы повыбил но челове-

чий свод из льда тёк за ночной ширинкой рос-

кошны чистокровны обуздывались кони на на-

бережной без того чтобы о храм тереться джон

gilping как марионеткой остальным оставил не-

крологи себя чтоб девственно к глазам зайцеро-

гов прибавить симплекс вагон для дьяволоиг-

рульle diable est douceur bénéfice pater noster qui

esincoelo

 

Лучшая негритянская деревня с блёстками

 

граф молвил voilà так как он бегло изъяснялся

на французком та молочнопесня jese стОпы чу-

донежные ломает пена из кишечника белёсой

коровы и теперь ещё всё винА сини апис локо-

мотив шип от кирпича угла в том смысле  при-

беречь чтоб фейерверкосигареты б не применя-

лись как cumulus всегда ещё слабели гимадри-

лыкзавтраку second robinet de douleur froide

aumusic-hall на известковой куроклети клеят

хвосты кометы хлебА те christianséance и гри-

фель и дальнейшее но стрельнут елоюбки про-

тив жестезвёзд и шерсти клубок меж кучеров и

астрономов и фонарей стоит то твёрдо high-life-

серпантины гребни путей будут побриты и по-

сле полночи из трубок строятся деревья где на 

спичек коробкАх-плодах те приключеники с

соломобородой дают приют табак aromatique

erléger резиновые мячики  ведут но собствен-

ною жизнью вскоре трещат они что глаз один

столь скоро что другой на матерей-гимнастик

крепят монокль их мертвых сыновей под мы-

шкуипоютit  s a long way jusqu au bout встул

садится арп с сыроклещом в коленях несет в

руках кой пару минаретов и опускает мелкий

якорь против туманов тцары croixd honneur и

косовсталены зрачки растут на метрофилосо-

фиях и центнермассах нерегулярнооткрывае-

мых сидит и зэрнэр трость за ухом и вообще

как выучивший улицы тех городских частей

закрасив красным poussezpoussez в пчёлола-

ндшафтах чьих себя питает и устал он снова

тут садится зэрнэр и в глобусе желудочная

резь и думает о той стремянке коя один что к

тысяче в масштабе топографична на обоях the

misters срамнобородатых и горах и арп сидит

тут с тряпкой перед туннель-невестой le pant-

ofle voilà и говорит он и dada они есть зэрнэр

и тцара есть тут и полагал в отеле рядом мог-

ли бы бы к примеру рубинэра наличности ос-

танки кои лётчик долго не переработал новою

закуской раздразнить как бег в его венке из

мирта у левого колена к важно пескоструящей

в свисте marque déposée

 

Сербский Олимп или плохо убитый

Детектив

 

свеча стыдится на альпийском гребне

сердца вдрызг разбивают гонг канал и агнец

ещё замахивается колокольнею платон

лист и яйцо и дождь поют по кругу

сверкает в мёртвой рыбе фауна поста

желтковоголуба звездеет вошь луча

в уста растут псалмы брадато

и стол почасовой содержит loreley

стеклотрамвай есть метеор перчатка

за полюбившихся в июле кои

в свою же пользу как исполненья saldo

ressentiments и все иные monopolbarometereffekte

по книгам бухгалтерии проводят

 

 

Ханс Арп и Вальтэр Зэрнэр

 

MontgolfierInstitut для Ухода за Красотой

 

minuit définitif

  accolade des coucous

  progression des coucous

  cacadouoxygéné

  вниз большепало на помёт

  нюхательный боб поёт

  смазозвонок есть

drutведьмофрау окольцует

vivisection géomértrique des laryngites saturnales

  robinson sur mer camouflée

  journal amer pour lire à la chandelle

  l amour en profil le coeur sous le lit écoute

наподушкахласкаютгномыкассы

и вылижут цветы

  чьё мясо к этому ещё принадлежит

  чей головной убор ещё приветствует

се грустезаведенье

  он кликал стерва

  метёлкопалкокнопки нет не может

  отравоповара антона ослепить

  и пялится морозник

  как леденчиконесчастье

  очень

  массируют сердцестраданья непристойные

розомослЫ

 

 

Ханс Арп, Вальтэр Зэрнэр

 и Тристан Тцара

 

Rattaplasma

 

  horoscope satanique se dilate sous ta vigueur

  vigilance de virgile vérifie le vent virile

шлагбаумы взбивают барабанодроби в смерчи

  на рыбокостном виадуке  гербомельница горит

 кормится семенограбитель в стрелеющем

камерострупе

  и к целокупному ковриги проржавелых

дромедАров зеленит

  зови ж из зеркала прожорливого карлика

  он бросит ложкою своей два солнца в тигель

concert vocal musique météorologique

  subtil animal la clé du vertige

грохотоящик в бёдродырке заделывает начисто

  бараносмех горломиндалин

  величественно и беззаветно

  ребреющие рыцари вскрывают грёзопечати

 

 

Нездоровая флейта

 

lesucreallumalavisionintesinale

lecatarrhdeschalumeauxresteinfatigable

  совы блёстки распыляют в неуязвимую

сукноброню

perpetuamobile  передаются по наследству

в колибри в жертвоприношений крУжках

  асфальтопластыри стелькопротуберанцы

откармливаютнаубой

  inondation de sang parmi les colliers des villes

  der concours international lépine франков11

принёс

  on est prié ne pas crache sur  l esscalier

  epericolosovoich entrate

  денатурализированный унтер-ангел во фрак

и яблоко адамово

  коему воют конвертошапки и underwoods

  стар персободр

telegr. adr. A.R.P.

 

 

Вальтэр Мэринг

 

Коитус в Доме «Три девчушки»

 

(Мое новейшее стихотворение с новымнациональным гимном

в качествеприложения)

 

 Зад до лиловости себе стегай мой

сладкий шалунишка

 Плешь лунный свет ( и я внимаю

росту трав)

 Где прежде улюлю охот Дворов

(Феноменальнейшая дичь си манда-

вошки)

Германия Ты Штатс-кокотка

 И мне как раз одна щекотит Heerstra-

ße вдоль

 Как после ПОтсдама однажды в мае

 Не может тут ни кайзер ни король

 Лишь мазь сера

 1,25 гарантия чиста

 Из замковой аптеки бывшей средства 

 Тебе Kleene

 ЖАру что не поддает

 (Говаривал принц Ойгэн знатный ры-

царь от корпуса гвардейцев Pourle

Merite)

 И титьки из куста

 Так же республика нуждается в сол-

датах

 (НОскэ лыбится стыдясь

коль дойч-национально черно-бело

реют флаги)

 Сэсилия мой ангел

 Проветривай рубаху День рожденье

Кайзера  как раз

 Мы проведём к сему особый тур

 В Амеронген

 Окольными путями  сзаду

 Старый 175-ый

 Расчитываю я на Вас!

 Дисциплинирован полк Reinhard

превосходно

Дневным вознаграждением в пять

марок

 (Не путайте с Артуром Каханэ из

дойче театра)

 И Ящиком Пандоры

 Иль к стрельбе готов в любое время

 Да попадает в чернь всегда дойче

солдат

 Где нет уж белокурей

 Приветствуемо будь Ты дивное моё

Сорренто

 Ах пощекоти мне лацкан на штанах

 Человек в Ваймаре Эбэрт!

 Ну толстушка хочешь ты разок

 Последняя любовь от Йоте

 Дети и народопорученцы лишь за

полцены

 Без принужденья к чаевым

Обер, чашу девьих плев

И чтобы сверху Melange изрядно

Сей херр тут нов ещё

И теки же в развлеченья!

 Семейная купальня сё Националь-

ное собранье.

 

Ревёт, как отзвук грома, зов,

Как звон мечей и волн валов,

Дойче жены под шнапса дух:

Ах! в талии меня крючь! Ух!

 

 

Курт Швиттэрс

 

К Анне Блюмэ

 

О ты, возлюбенная моих двадцати семи смыслов, я

люблю тебе! — Ты твой тебя тебе, я, тебе, ты мне.

Мы?

Это (между прочим) сюда не относится.

Кто ты, неучтённая комната — женская? Ты есть

есть ты? — Люди скажут, ты была бы — дай  им

сказать, они не ведают, как стоит колокольня.

Ты носишь шляпу на своих стопах и странствуешь

на руках, на руках ты странствуешь.

Халло, твои красные платья по белым складкам

пропилены.

Красно люблю я Анну Блюмэ, красно люблю я тебе!

 — Ты твой тебя тебе, я, тебе, ты мне. — Мы?

Это (между прочим) к ознобу относится.

(Blume — цветок, винный букет, заячий хвост, око-

вАлок)

Красная Blume, красная Анна Блюмэ, как скажут

люди?

Вопрос оценки:  1.) Анна Блюмэ имеет птицу.

                                              (с приветом)

2.)       Анна Блюмэ красна.

3.)       Какой цвет имеет та птица?

Синий есть цвет твоих жёлтых волос.

Красна та воркотня зелёной твоей птицы.

Ты скромная девушка в повседневном платье, ты

милый зелёный зверь, я люблю тебе — Ты твой тебя

тебе, я тебе, ты мне — Мы?

Это ( между прочим) к жаровне-постели относится.

Анна Блюмэ! Анна, а-н-н-а, я выкапливаю твоё имя.

Твоё имя каплет как говяжий растопленный  жир.

Знаешь ты это, Анна, знаешь ты это уже?

Можно тебя так же сзади прочесть, и ты, ты

Прелестнейшая из всех, ты сзади как спереди:

«а-н-н-а».

Говяжий жир каплет гладя меня по спине.

Анна Blume, ты капельный зверь, я люблю тебе!

 

 

Назовите Вы это разделкой

 

Анна Блюмэ есть участь. Сразу перед

и сразу после укладыванья в кровать.

Анна Блюмэ и есть тебе та Дама подле

Анна Блюмэ и есть единственное чувство

к любви, на кое ты вообще пригоден.

Анна Блюмэ и есть Ты.

Анны Блюмэ разделать значит тебя забить.

Был ты уже раз забитым?

Анны Блюмэ забить значит разделать тебя.

Даёшь ты себя охотно разделать?

Забей Анна Блюмэ, настрой перед

укладываньем в кровать.

Забей Анна Блюмэ, тебе Дама подле.

Анны Блюмэ забить, есть та единственная

разделка, к коей ты пригоден вообще.

Коль ты не случайно совсем непригоден

быть можешь

 

 

Йоханнэс Баадэр

 

Фифи

 

 Починка по мерке специально работа по

раме...  Фифи кладёт 16 яиц в зелёный

сточный канал-Риннштайн. Нихт Айнш-

тайн. О ты зелёный сточный канал-Рин-

нштайн! Станешь ты 16 яиц высиживать?

Пожалуйста, ну пожалуйста, Фифи упрашивает.

 Зелёный желток в зелёных моих яйцах. И

у цыплят зелёные стеклоглаза.

  Фифи и чего ж ты крупу зелёную а не

красную берёшь в жидкость для волос?

  Но Фифи не слышит и не видит. Она всё

ещё думает о сточном канале-Риннштайне

и его зелёных вылупленных глазах.

 Что у тебя за большой рот, сладко-сточный

канал-Риннштайн! Мои цыплята станут есть

взбитые сливки. Я Фифи буду варить их. Го-

товить зелено. Всё зелёное что жёлтое. Фифи

синяя от радости.

 Стань же синим, зелёный канал-Риннштайн!

Мои цыплята хотят жрать лучше синее.

 Фифи сошла с ума. Фифи хочет ещё зелёных

жарить цыплят. И кто Фифи.

 Починка по мерке специально работа по

раме, поёт Фифи и свистит к тому синерант-

ными ногтями ног. Зелёные синь-глаза Фифи

вспыхивают жёлто сквозь резедослепящий

сточный канал-Риннштайн.

 Фифи хочет примерить себе сапоги на норд-

зюйдной железной дороге, Фифи покупает

коричневый билет для 16 цыплят и весь путь

мерит шагами. 400 миллионов стоит норд-

зюйдная железная дорога а раньше лишь З2.

И Фифи берёт зелёный канал-Риннштайн

под руку садится в траву и поёт серую песнь

о норд-зюйдной железной дороге:

O Fifi soda, fifi, fifi, fifi, ffa. ffa. Fifi soda, fifi,

fifi,ffa, ffi, ffa, fifi, ffa, fifi, ffa.

Идём, зелёный сточный канал-Риннштайн,

садись на норд-зюйдную железную дорогу.

И тогда мы сбудем 16 моих цыплят: кого за

семнадцать, кого за пятнадцать а кого и за

четырнадцать миллиардов красных круп.

 

Йоханнэс Тэодор Бааргэльд

 

Армада Дульдгэдальцэн

 

Первая боль афишной тумбе не была ребёнком

Но вторая была и встала рядом с ней и называлась

Армада Дульдгэдальцэн океана

Троицодева и принце-сса

С волоса к волосу с неё свисало

Глазоубранство уж тогда готово столь что

Литфасса псы лаяли сзаду под-над головой

Обпрыгивали первороды Но напрасно Армада

Дульдгэдальцэн обпрыгивали лишь самих себя

Меж тем как первые себя казали

Сто двадцать семь левых ушей от той что

Умная дева (от ушей) УшЕллой

Ушеллой Раковинослоги и назвала

Ушелла Раковинослоги до того и после

Была плющом её святынь

Она народ себе желала Только

Справа нагим должно ей было оставаться

Единственное ухо странное вскоре

Вскоре природная лоханка для бритья её улиток

Это качало пену по необходимости потом

Над жезлом с рожками

Так как решилась же её же плоть

Из слёзоцапф Лютера Мартина клеять

И спички Шведские да правда не

Головой на зоб как полюбил изобретатель О

Армада Дульдгэдальцэн Ты ж должна

Должна лебёдушка же ты на океане

 

Георг Грош

 

Песнопение миру

 

Ах, бОрзый мир, ты лунопарк,

Всех ненормальностей счастливый кабинет,

Смотри ж! Сюда приходит Грош,

Печальнейший в Европе человек,

«ФенОмен траура»

Проклеенная шляпа на затылке,

Не вислоухая собака!!!!

В черепной коробке Niggersongs,

Цветист как поле гиацинтов

Или трясучие D-поезда,

Что по мостам гремят, треща,

Танцор регтайма,

Ожидая у штакетника с толпою

Rob. E. Lee.

 

Horido!

При бороде обер-Учитель WOtan —

После обеда опушённые клоаки,

Закрашенная гниль,

Вонь парфюмерных —

ГрОзится Грош!

Parbleu! Здесь жареными деточками пахнет.

Boys, собирайтесь!!!

Заводите Benz — 150 km

По лентам улиц с горок

С пальбою на моторе,

Также тебя стошнит, когда холодный в ряху

Пот болвана.

 

Тряска мира!

Милые друзья — ahoi!

Через Атлантику приветствуемы будьте,

Ты I. W. Hurban, ты Lewis, ты Abraham,

Ты Theo F. Morse

ТыLillian Elmore.

Вы тянете пралес на нотах

Вашею музыкой для банджо в Новом Свете.

Цепенейте, башни растущих ввысь домов.

Свободен серый глаз.

Гладко побрит и широко открыт.

 

Гудзоном вниз скользит тот лодкодом.

Темень и ночи и

Чёрно требующих негров!

Что же люди изобрели себе?

Велосипед — лифт — музеи — гильотины,

Паноптикум — под фрак рубаху — варьете,

Коробки серые из камня,

Мерцающие зонтики от солнца

И ночи карнавала до Поста начала,

И маски —  —  —

Посмотрите!!! Две обезьяны отбивают

В варьете чечётку,

Гремит с высот пугач,

Как агнец кроток Mosoch ползёт в посуду.

Трещанье улиц — чады горизонтов.

В Верхней Силезии кувалдят углекопы.

Халло: Татуировки!

Халло:  Петрополь я, тот каучуковод!

 

Жужжа и шелестя, Свет Жизни

Ботаник Митис превращает в газ среди

Окаменевших пней и мебельной трухи.

Повесившихся дюжины в деревьях,

Блудные вспархивают онанисты.

Преступленье страшно со вдовой

В Аптечном переулке.

Криминальность возрастает.

От луж уж гнётся вся периферия.

 

Prost, Макс! Бежит та человечья муха

Вверху на стеклоплитах.

Движенье! Так задайте жару!

Портвейн, но с чёрной этикеткой,

Туда — Heidonc, en avant!

L homme masqie!!!!

Georges le Boeuf!!!!

Champion of the wold!!!!

Трескоспектакль.

Банкнотошёпот.

Халооо!!!!

Убийство Jaures.

Взрыв велодрома.

Небоскрёб — сенсация: пожар.

Новый теракт телефонистов.

В задних комнатах лежат

Кругом кровавые мешки.

Также снова больше не придут

Девятилетки.

В будни трещит тебе

Солдатский выстрел в пах.

Движение идёт и дальше.

 

Тысячи мрут, и без того,

Чтобы Гольфстрим увидеть.

 

 


Перевел с немецкого Алишер Киямов


 


 


 


 


 


 

К списку номеров журнала «МОСТЫ» | К содержанию номера