Дина Ратнер

То, что страшит, то воздаст нам рок. Продолжение романа о ибн Гвироле

Вот только наши еврейские имена звучат теперь по-другому. Например, к имени государственного деятеля, известного человека Иекутиэля бен Ицхака прибавили «ибн Хасан». А моё имя хоть и стало Абу Айюб Сулейман бен Йахья ибн Гвироль ал-Кортоби, я при этом вполне обхожусь своим собственным – Шломо бен Иехуда. Без желания мы принимаем эти изменения, однако подчиняемся воле властителей. Главное, они лояльны к нашей вере, и мы не возражаем, что Аллах велик, а Мухаммад – пророк Его.

Я не вникал в обязанности астронома, астролога и любителя поэзии с безупречным художественным вкусом Иекутиэля бен Ицхака при дворе эмира Сарагосы ибн аль Мундира Второго. И не могу знать его отношение к постоянным интригам и войнам между мусульманскими правителями отдельных княжеств. Хотя нетрудно представить, что от них зависит судьба евреев в Испании и придворного эмира, в частности. Жажда знаний, постижение божественной мудрости – главное, что я ищу в человеке.

Наверное, Иекутиэль – высокий, статный, с удивительно проницательными глазами, будучи ученым, тоже ценит именно эти качества; он на своей лекции об устройстве Вселенной из всех слушателей выбрал меня, на меня – шестнадцатилетнего, а не на почтенных седых мужей смотрел, когда говорил о том, что мудрость сама приходит к тем, кто ищет её. Мы с ним сошлись во мнении и о том, что космос, астрология в некотором смысле связаны с психофизиологическими свойствами человека. При этом влияние знаков Зодиака на людей не фатально, оно выражается всего лишь в предрасположенности к тем или иным занятиям, впечатлениям; что можно преодолеть, если приложить усилие, или наоборот – усовершенствовать. Астральные силы в любом случае сказываются с Божьего соизволения; ибо звезды – орудия Его Провидения. Да и созвездия нельзя толковать однозначно, никто не может знать их истинную природу, кроме Творца.

– Представления о звездном небе во времена наших праотцев, – говорил Иекутиэль бен Ицхак, на арабский манер – ибн Хасан, – не выходили за пределы наблюдений, какие делал пастух, идя за своим стадом. С помощью звезд определяли направление путей во время путешествий и смену времен года. В позднейшее время возникло представление о наиболее удаленной от земли звезде, которую назвали «начальником воинств». Очевидно, это Сатурн, которого ассирийцы считали «первым бараном стада». Пророк Захария семь звезд между землей и Сатурном полагал очами Господа.

После лекции приверженец размышлений о космосе пригласил меня к себе на обед, и сделал это так просто, будто мы давно знакомы, и теперь, само собой разумеется, вместе направимся в его дом. По дороге оказалось, что важный сановник при дворе эмира не только знаком с моими стихами, но и восторгается ими.

– Твоя поэзия – песня и плач еврейской души. Хоть мы и не свободны от влияния арабского стихосложения, ты независим в своих стихах. Только очень вольнолюбивый независимый человек может позволить себе роскошь быть настолько правдивым и искренним.

– В противном случае незачем заниматься поэзией, – заметил я.

Мы сошлись на том, что искусство, литература и различные области знания являются частями одного целого, и нет противоречия между учением о Творении, законами природы и проявлениями души.

– Учись мой друг, Бог дал тебе ясный ум. Чем больше знаешь, тем легче связать воедино все науки и постигать законы мироздания, – сказал мой спутник так, словно, распахнул передо мной неограниченные возможности.

Я хотел, чтобы этот нежаркий весенний день, с пением птиц и рассеянными облаками, сквозь которые проглядывало солнце, никогда не кончился, и чтобы не кончилась дорога с человеком, рядом с котором удивительно по-родственному хорошо.

Мы подошли к белокаменному дому на возвышении; откуда виден город с минаретами, церквями, арабскими банями, вдали подернутые легкими предвечерними сумерками горы. Ещё несколько шагов, мы миновали ворота, и я оказался в раю: апельсиновые деревья, редкие цветы, пальмы, арки с лепными узорами, выложенный зеленым мрамором водоем, увитая виноградной лозой беседка. В этой солнечной стране главное не садовая зелень, а садовая тень. Здесь есть всё: вода, тень, деревья; высокие пальмы и кипарисы отодвинуты к краю участка.

Я смотрю на витиеватую решетку окна, не покажется ли за ней девушка, которая полюбит меня. Это из области иллюзий, однако безумные надежды – за пределами здравого смысла. В окне мелькнуло лицо женщины, ещё мгновенье, и она спустилась к нам. То была жена Иекутиэля – Эфрат. На мой учтивый поклон хозяйка дома, едва взглянув на меня, ушла, не проронив ни слова.

В роскошном просторном зале я не знал, куда раньше смотреть: удивительной красоты керамические изразцы, причудливые орнаменты, цветные витражи, на которые невольно оглядываешься, на стенах – строки из Святого Писания и изречения Корана, буквы иврита и арабская вязь. Много книг на иврите и арабском. Под ногами мягкие, заглушающие шаги ковры, словно не идешь по ним, а плывешь, не ощущая своего веса.

Пока Иекутиэль снимал тюрбан, под которым была кипа, светловолосый юноша-слуга, должно быть, из славян, принес огромную вазу с финиками и персиками, разные напитки, щербет. Через несколько минут жена Иекутиэля, обнажив в деланной полуулыбке большие сияющие зубы, пригласила к столу. На меня она не обращала внимания, должно быть, приняла за очередного просителя, который, как и все прочие, не уйдет из дома с пустыми руками; «глаза мои на тебя б не глядели», – было написано на её лице.

Сервировка стола была настолько изысканной, что я даже забыл о не оставляющем меня после смерти родителей чувстве голода. Бокалы из тонкого стекла хорошо сочетались с прозрачным фарфором тарелок; стекло изящней тяжелых золотых и серебряных кубков. Омыв руки и произнося благословение на хлеб и вино, мы приступили к трапезе.

Хозяин дома, заметив мой интерес к многочисленным арабским книгам, произнес:

– В ходе завоевания восточных стран мусульмане за последние годы освоили пронесенные через века культурные ценности, перевели книги на свой язык. Арабская наука сейчас превосходит европейскую, именно в наше время труды арабских ученых по математике, астрономии, медицине питают европейскую науку.

– Труды античных философов также переведены на арабский, – заметил я.

– Что касается античной философии, то вы, судя по вашим работам, разделяете воззрения Платона. Я же не могу не согласиться с критикой Аристотеля платоновских, оторванных от реальности, идей. Платон не мог доказать их взаимодействие с действительностью, то есть идеи остались, по выражению Аристотеля, всего лишь поэтическими образами. Высшая идея, как бы она ни называлась, благом или добром, не была связана с жизнью, с её конкретными проявлениями.

Ну да… произнес я, но если мы не можем с точки зрения высшего смысла изучить действительность, окружающий мир, значит, следует обратиться к помощи интуиции, что и делали Платон и его школа.

Иекутиэль молчал, и я, радуясь возможности проговорить недавно обдуманные мысли, продолжал:

Непостижимый Бог – Высшая Сущность творит универсальную материю и универсальную форму актом своей Воли. Сочетание универсальной материи, которая существует в знании Бога, и универсальной формы порождает интеллект, душу, природу. Универсальный Интеллект – порождение Бога, из него эманирует Универсальная Душа. То, что мы называем творением в нашем физическом мире, принадлежит Универсальной Душе…

Сложно усвоить, что от чего происходит, в замешательстве проговорил хозяин дома, но насколько я понял, первоматерия обусловлена интеллектом и проистекает из Универсальной Души. Сочетание материи и формы ведет не только к созданию реальных материальных явлений, но и к возникновению духовных образований.

Это так. Например, у Прокла высшее познание связывается с этическим началом и верой, в его «Первоосновах теологии» существует много «типов телесности», вплоть до вечного и неизменного тела души, которое соответствует её высшей сущности. Форма души это разум, иерархия душ определяется степенью их разумности.

Что же заставляет сочетаться материи с формой? – спросил собеседник, стараясь вникнуть в мои слова.

Воля Творца, ответил я так, будто давно усвоил эту истину. В основе Воли Творца Божественная Мудрость, она же Божественная сущность, что служит посредницей между абсолютным и конечным, если хотите – идеей и ее материальным воплощением. Над универсальной материей, содержащей в себе возможность всех дальнейших превращений, властвует Воля Творца, которая определяет сочетание материи с той или иной формой, служащей в качестве интеллектуального, духовного начала. Всё существующее можно свести к трем категориям. Первая сущность – Бог. Далее – универсальная Материя и Форма, то есть мир. Третье – Воля Творца, промежуточное звено. Душа человека развивается посредством волевого и разумного начала, это дает ощущение осмысленности жизни, личностного диалога с Творцом, что и составляет жизненный стержень нашего мироощущения.

Другими словами, стремясь к Богу, мы должны считать главной своей задачей самопознание, но самопознание не всегда предполагает самореализацию, в нетерпении заметил Иекутиэль. – При этом мы с вами разделяем мнение о том, что совершенный человек мудр не только разумом, но и душой – сердцем, он постоянно размышляет над устройством мира и своего назначения в нем. Только ведь мы управляем собой лишь в идеале, в действительности подвержены неразумным желаниям, страстям, нами часто владеют страх, печаль. Борьба тоски со здравой рассудительностью не всегда кончается так, как мы этого хотим.

Не помню, кто из мудрецов Талмуда сказал по этому поводу: «Разум – крылья души, которые она приобретает учением и смирением». Я пришел к единству Бога также и независимым от религии путем с помощью разума…

Случайный взгляд на скучающую жену только что обретенного друга отрезвил меня:

Извините, не знаю интересно ли вам… Я говорил всего лишь о схеме устройства Мироздания и человека в нем. Сейчас думаю, каким образом наполнить эту схему конкретным содержанием, живыми образами. Впрочем, вся наша жизнь…

Должно быть, вы не часто находите столь терпеливых слушателей, холодно заметила жена Иекутиэля.

Не часто…

Пока я увлекся возможностью рассказать свою прочувствованную и продуманную теорию, исчез со стола поднос с рыбой. Теперь я мог заняться мясом, но хозяйка дома – худая, угловатая велела слуге подавать десерт. И прежде чем я успел положить себе на тарелку кусок зажаренного, дивно пахнущего гуся, слуга унес и это блюдо. Как ни мучительно было сознание упущенной возможности отведать столь редкого для меня лакомства, краем глаза я заметил скользнувшую усмешку Эфрат, кажется, так звать жену Иекутиэля. Впрочем, может быть, мне это только показалось, ведь она, пока я говорил, старалась привлечь внимание к разным явствам.

Основная примечательность лица Эфрат большие, не помещающиеся во рту перламутровые зубы, они были бы красивыми, если б не были такими крупными. Две взрослые миловидные дочери, унаследовавшие выразительные глаза и высокий рост отца, сидели, подобно матери, со скучающими лицами; им неинтересна была непроизвольно возникшая беседа за столом, и они с нетерпением ждали, когда я наконец уйду.

Иекутиэль же, желая продолжить разговор, пошел меня провожать.

Книга Творения Сефер Иецира, заговорил он, едва мы оказались одни, занимается главным образом космогонией, где Творение мира представляет собой соединение качества, то есть формы, с количеством – материей. Каким образом это соотносится с воззрениями ваших любимых философов?

Будучи удручен впечатлением, которое произвела на меня безликая, унылая жена обретенного друга, я не сразу сообразил, о чем он меня спрашивает. Казалось, что та, которая сопровождает по жизни столь удивительного человека, должна быть королевой, то есть под стать ему в смысле ума, проницательности. У каждого человека есть соответствующее его сущности окружающее облако, а у хозяйки дома, из которого я только что вышел, его нет, я не помнил её лица, выражения глаз. Эта женщина, должно быть, не дает себе труда хоть как-то приобщиться к интересам мужа, живет только внешними впечатлениями и раздражается, когда их недостает.

Иекутиэль словно услышал мои мысли и как бы мимоходом заметил:

Друг мой, не следует рано жениться. В юном возрасте мы ещё не знаем себя и берём то, что плывёт в руки. Потом оказываемся один на один с чужим тебе человеком. Опять же обстоятельства. Ну, да сейчас незачем об этом говорить, у меня взрослые дочери, которых нужно выдать замуж. А сына нет. Я мечтал о сыне, с которым можно было бы разговаривать, как с тобой. И по возрасту ты мне годишься в сыновья. Люди становятся близкими, если одинаково чувствуют, думают; интеллектуальная привязанность прочнее физической. Ну, да как есть. Давай вернемся к теме нашего разговора; ты говорил о Воле Бога.

Да, да, я помню. К Воле Бога ближе всего первичная материя и первичная форма, из их сочетания рождается интеллект, от интеллекта происходит эманация мира душ. Первичная материя существует сама по себе и может принимать разнообразные формы; другими словами, материя – начало воспринимающее, а форма – начало дающее, формообразующее. Можно сказать, что форма оплодотворяет материю. Об этом писал Ицхак Исраэли.

Я читал его, философ и врач из Египта, обмолвился мой старший друг и замолчал, о чем-то задумавшись.

Затем продолжил:

Арабский ученый-неоплатоник Аль Фараби также рассуждал о Интеллекте, основанием которого считал деятельный разум. Он же развил учение Платона об идеальном государстве под управлением философов. Правда, он говорил не о государстве, а о «добродетельном городе», правителем которого избирается философ, знакомящий своих сограждан с основами мудрости. «Добродетельный город, писал Фараби, подобен совершенному здоровому телу, все органы которого помогают друг другу». При этом главу города он отождествлял с халифом, обладающим проницательным умом, совестью, разнообразными знаниями и добрым отношением ко всем своим подданным. Впрочем, любое государство без мудрецов, укротивших свои потребности и созерцающих мудрость Творца, не устоит.

Я часто думал о том, что от одного человека – правителя зависит состояние страны и благополучие его граждан.

От нас с вами, во всяком случае, ничего не зависит, усмехнулся мой собеседник, мы только и можем, что работать, не задаваясь вопросом, кому это понадобится. Интересно что по мнению Аль Фараби, вечны только души совершенные.

Согласно нашему учению, душа снова и снова возвращается на землю в новом воплощении, до тех пор, пока не выполнит своё предназначение.

Об этом сказано не только в нашем учении, заметил Иекутиэль. Ну, да трудно рассуждать о том, что за пределами возможностей нашего познания. Легче говорить о стихах. В арабской поэзии благородные идеи, точные наблюдения, однако темы ее однообразны, и часто недостает искреннего чувства. Усилия поэтов сосредоточены на изящных сравнениях, необычных метафорах. Получается что-то вроде орнамента с замысловатой абстрактной формой. И наоборот, насколько близки к жизни, богаты переживаниями и мыслями твои стихи. Какое стихотворение ты написал последним? Можешь прочитать?

Не знаю, понравится ли вам, в последнем стихотворении, как и в предыдущих, я обращаюсь к Вседержителю; сколько себя помню, стою перед лицом Его…

Я с самого утра к Тебе спешу,

Твердыня Ты, Ты – сила, Ты – оплот,

К Тебе свою молитву возношу,

К Тебе, что день и ночь во мне живет.

Перед Твоим величием стою

И нищ и слаб, и глазу Твоему

Доступно всё, что я в себе таю,

И от него не скрыться ничему.

Что может молвить жалкий мой язык?

Что может сердце? И какая власть

Есть в той душе, которую привык

Я понукать, и спрашивать, и клясть?

Но знаю я, как любишь Ты раскат

Тех песен, что в Твою слагаю честь,

В веках Тебя восславлю я, пока

Во мне душа божественная есть.

(Перевод В.Лазариса)

Мой спутник молчал.

В еврейское искусство, заговорил я, должно вернуться пророчество…

Твоя поэзия и философия об одном и том же. Ты, мой достойный друг, познаешь мир. С помощью интуиции прослеживаешь переход от «единого и всеобщего» к действительности, то есть к материальному воплощению. Я же пытаюсь мыслить более конкретно: с одной стороны, мы зависим от Провидения, с другой у нас есть понятие «мера за меру», то есть человеку воздается за его труды, усилия. Я знаком с твоими стихами, и у меня такое впечатление, будто ты прыгнул через непреодолимую пропасть, Провидение подхватило тебя и перенесло на другой край – сделало свободным от этого мира.

Спасибо за добрые слова, но только вы преувеличиваете  мою свободу, я так же зависим, как и прочие. И мне дано то же, что и всем: разум и желание совершенствоваться, то есть учиться. Знание освобождает, помогает приобщиться к тайнам универсальной материи. Не помню, у кого из философов я прочел: «Если ты возвысишься до Первичной Универсальной Материи, и тебя осенит ее тень, ты увидишь то, что превыше всякого восхищения; самозабвенно посвяти себя этому, ибо именно для этого существует человеческая душа и именно в этом огромное наслаждение и человеческое счастье».

Я стараюсь, но у меня не хватает воображения представить то, о чем ты говоришь. Опять же «свобода выбора», которая, согласно твоим словам, дана каждому человеку, кажущаяся; мы поступаем только так, как можем.

Люди, идущие нам навстречу, почтительно расступаются перед моим спутником, приветствуют поклоном. Должно быть, удивляются, что такой важный вельможа идет пешком с неизвестным человеком в одежде простолюдина. Это тем более странно, что поднявшийся ветер, затянувшееся тучами небо и накрапывающий холодный дождь не располагают к прогулке.

Я не заметил неблизкой дороги от дома Иекутиэля к хибаре, где снимал  комнату, служившую спальней, кухней и рабочим кабинетом.

Извините, не могу пригласить вас к себе, может быть, в другой раз… С  вашего разрешения, теперь я провожу вас в обратный путь.

Не беспокойтесь, друг мой, карета следует за нами, просто я не хотел отказать себе в удовольствии пройтись и продлить нашу беседу. Если тебе будет угодно, мы будем встречаться, разговаривать об астрономии, солнечном и лунном календаре, о твоих философских изысканиях. И, конечно, о поэзии. Я тоже пытался писать стихи, потом бросил по причине отсутствия поэтического воображения.

Спасибо! Я не избалован вниманием и буду счастлив видеть вас!

Ещё раз благодарю за беседу, очень высоко ценю достоинства твоих стихов и научных размышлений. Хотя, признаюсь, умозрительные построения мне не всегда удается соотнести с реальностью. Ну, да мы с вами поговорим об этом. Поговорим и о том, что в теории мироздания мы исходим из априорных представлений, а уж каким образом их доказать, это дело будущих научных разработок. Впрочем, уверяю тебя, наука придет к тому пониманию, которое было дано в Откровении нашего Святого Писания. Будь благословен, и до новой встречи, мой юный друг!

Я переступил порог своей комнаты, оглушенный счастьем признания; нашелся образованный человек, способный оценить мои старания соотнести наш разум с Высшим Разумом. Об этом сказано в Писании: «И сказал Бог: Сделаем человека по Нашему образу и Нашему подобию…» (Берешит 1:26).

(Продолжение следует)


К списку номеров журнала «Литературный Иерусалим» | К содержанию номера