Кремль в осаде

КРЕМЛЬ В ОСАДЕ

Памяти Кронштадтского и Тамбовского народных восстаний

Шатают волны крышку Гроба,

Они вплотную подошли,

Всосала водная утроба

Гробы и кости всей Земли!

Они дошли до Мавзолея,

И словно выйдя из глубин,

Поднялись, ширясь, не мелея,

До Красного Кремля вершин,

Как мужики из всех глубинок,

Из всех медвежьих уголков…

Как будто вновь на поединок

С Кремлём, как лес, пошёл Тамбов!

И вижу снова я сегодня

Балтийских волн крутой накат,

Как будто волею Господней

На Кремль опять пошёл – Кронштадт!

Все богоносцы и братишки

В бессмертный выстроились ряд,

За все изъятые излишки

Они его благодарят.

Их волны достают до неба

И обдают, как льдяный душ,

За взятые излишки хлеба,

За взятые излишки душ!

Как будто обступают Стеньки,

На подступающей волне,

Готовые поставить к стенке

Всех, кто в Кремлёвской спит Стене.

И пятясь, словно от цунами,

Москва обложена сполна,

Как Кремль былыми мятежами,

Россией вся окружена!

И никакой уже нет силы

Сдержать напор волны двойной:

Москва окружена Россией,

И обе – Чёрною Ордой!

ОН

С кем протекли его боренья?

С самим собой, с самим собой.

Борис Пастернак

Я шёл по высохшему руслу

Реки, погибшей в этот год,

И вдруг ручей метнулся узкий –

Был вод подпочвенных Исход.

Вода резвилась, как мальчишка,

Чей бег извилист, как прорыв,

Реки ожившей! О, излишек

Энергий юных и живых!

Он постепенно расширялся,

Как вена – от крови? живой,

И вместе с ним я возрождался,

Рекой вставал из-под песков.

И с новорожденною силой,

В себе всех мёртвых погребя,

Я, словно выйдя из могилы,

Клал на лопатки сам себя!

И завалив себя былого,

Как предначертано судьбой,

Я в новый бой рванулся снова,

Неужто вновь с самим собой?

Нет – это был какой-то третий,

Его я не узрел лица,

Он для меня сильнее смерти,

Во мне он будет до конца,

Во мне нашёл свою он нишу,

Словно в пещере у огня…

Его в себе в упор не вижу,

Он видит изнутри меня!

Нет,

Лучше бы

В себя нырял я,

В родную глубь, как в темноту,

Ведь неизвестно – что за  дьявол,

Мою заполнил пустоту!?

 

НАШ РАСКОЛ

Он – обезглавленный мятежник,

Как обезглавленный Собор.

В нас кровь его доселе хлещет,

Бушуя в жилах до сих пор.

Хоть мы его совсем не видим,

Но в свой расколотый черёд,

Меж нами ходит он незримо,

И словно ночь меж нас встаёт.

Как обезглавленный провидец,

Башку подставив под топор,

Он всё равно насквозь нас видит,

Скользя, как призрачный дозор!

Раскол церквей, как прежде, рыщет

И ищет голову свою…

А в Диком поле стрелы свищут,

Как в неоконченном бою!

В том незаконченном сраженье

Он Русь на части расколол,

И за собой тьму поколений

То на костёр вёл, то – на кол!

В нас кровь его, как площадь, плещет,

И как всегда, ведёт в разор,

Он – безголовый наш мятежник,

И наш безбашенный Собор.

НА МИГ ОДИН

В душе у Каина пустыня

Цветами всеми расцвела,

И словно мать – убийцу сына,

Как блудного, вновь обняла.

И все пустыни приютили,

Как матери, сынов-убийц…

На миг в своей преступной силе

Все Люциферы пали ниц.

На миг один – подумал Каин,

Что ждал его иной удел,

На миг один воскресший ангел

Над падшим сыном пролетел!

 

РВАНЬ-РВАНИНА

 

Не дай Вам Бог увидеть русский бунт,

бессмысленный и беспощадный.

А. Пушкин

Лишь палач на Пугаче тулупчик

Яростно и лихо разорвал,

Отвалило Время, как попутчик,

И разверзлась Вечность, как провал.

Не осталось у Емельки крова,

Дом в станице – выжженный оплот,

Что же рвань-рванина Пугачёва

Словно туча, до сих пор плывёт

П? небу над нашим вечным чадом,

Брошенных и выжженных земель...

Так бессмысленно и беспощадно

Русский бунт бушует в нас досель.

Потому что он – родной-родимый,

Снова нас ведёт, как бык, хрипя,

Мы за ним идём: огнём и дымом,

Оставляя выжженных – себя!

Оставляя за собой деревни,

Где остались только старики,

По земле родной идём средь терний,

Как её отбросы-сорняки!

Блудного идём дорогой сына,

Мы – земной отбросивши оплот…

Нам осталась только рвань-рванина,

Что над нами по небу плывёт!