Эмилия Песочина

Слово и время. Стихотворения

Родилась в Харькове. Окончила медицинский университет, аспирантуру. Преподавала в Харьковской медицинской академии последипломного образования. Доктор медицины. В 2001 году эмигрировала в Германию. Член Врачебной палаты Нижней Саксонии.

Изданы четыре сборника стихов: «Ковчег и качели» (2001), «Чужой город» (2002), «Волкополье» (2006), «Разговор со звездой» (2011). Автор многочисленных публикаций в литературной периодике. Член Харьковского Клуба песенной поэзии им. Ю. Визбора. На её стихи написано около двухсот песен, вошедших в состав более тридцати песенных дисков, создано множество видеоклипов. Лауреат нескольких международных конкурсов.

 

В текстах Эмилии Песочиной острый слух хорошо различает музыкальность её стихотворной речи. Многие из её стихотворений рождаются с уже очевидной песенной интонацией, напрашиваются на поддержку гитарного перебора. Это не значит, будто её строки недопроявлены без такой поддержки. Просто она ведёт с нами доверительный разговор, избегающий резкость жеста. А образность её поэзии передаёт всю остроту переживания и осмысления жизни. 

Д. Ч.



 
СЛОВО И ВРЕМЯ
 
Ветер стирает линялые тучи в сером корыте.
Серою мыльной водою тропа в никуда покрыта.
Сырость и серость. Не нужно другого цвета
Для карандашно прочерченных линий веток.
Ливень в грязи бесконечную пряжу полощет.
В вязкой безликости путь не отыщешь на ощупь.
Время качается слепо на скользком графите.
Переведите его, человеки, переведите...
 
Волны стирают с песка побережья острые замки.
Ночь начищает посудину моря старою замшей.
Грозно над сушею шею прилив набычил.
Бездна всплыла на поверхность, ища добычи.
Миг захлебнулся в сетях потаённого мира.
В море отсутствуют напрочь все ориентиры.
Время отстало на час от текущих событий.
Переведите его, человеки, переведите...
 
Время такое, что в угол забилось людское.
Время такое, что зверское льётся рекою.
Катит эпоха назад в первобытный хаос.
Некто похожий на нас глядит усмехаясь.
Через барочность дворцов и барачную мрачность,
Сквозь миллионы веков продирается смачно
Кривоходящий, пещерный смурной прародитель.
Переведите его в человеки, переведите.
 
Главную истину с тёмного неба нам возвещали:
Слово – в начале... Запомните! Слово было вначале...
Свет – это после... Как следствие сути слова...
Жизнь – это следствие слова и света... Снова
Вечный вопрос о первичном творении духа...
Время летит по Вселенной на плазменных дугах.
Символом слова сигналит небесный водитель.
Переведите слова, человеки, переведите.
 
 
ДЕТСКИЙ РАЙ
                               
                                         Памяти моей бабушки
 
Покорна предписаниям Всевышнего,
Я улетела, с туч сбивая пенки.
Не существует больше хатки с вишнями,
Похожей на картинку из Шевченко.
 
Мой детский рот с деревьев тянет ягоды...
Варенье в блюдце... С творогом вареники...
На самовар сапог натянут яловый,
И бабушка несёт цыплят в переднике...
 
Кровать с периной... Мама в платье фрезовом...
Ракушка, привезённая из Крыма...
Кусочки детской памяти нарезаны,
Как булка или огурцы из крынок.
 
Над старой грушею – лесной красавицей –
Заря купается в небесном озере.
Но детский рай хранить не разрешается,
И хатка просто снесена бульдозером.
 
Мой детский рай и взрослый мир разрушены.
Холодный ветер веет над страною.
Живу в чужом краю с чужими грушами...
А бабушка... Её портрет со мною...
 
 
СНЕГ ПАДАЛ
 
Снег падал мимо фонарей
Толпою белых многоточий
На фоне неуютной ночи
В холодном чёрном декабре.
 
Снег был на свете не жилец.
Он умирал, не долетая
До луж, ладоней и сердец,
И погибающая стая
Кристаллов – или бывших душ –
Несовершенных, тонких, ломких –
Стояла в ледяных потёмках
И превращалась в колкий душ
Для лиц, деревьев и дорог,
И прочих, кто имеет кожу.
 
Снег выбирал среди прохожих
Всё неженок да недотрог
И вовлекал их в суету
И беспорядочность круженья,
Стремясь отсрочить темноту,
Своё последнее паденье
И смерть в касанье роковом.
 
Снег шёл из неба обречённо.
Он был так бел в пространстве чёрном,
так виден каждому… Тайком
не миновать прозрачный хаос,
Сиреневый фонарный круг.
 
И точка белая спускалась,
Как мотылёк на зимний луг…
 
 
ВОСПОМИНАНИЕ
 
Перебирая ключики событий,
Побед, провалов, почестей, потерь,
Один из них возьмите, отоприте
Забвеньем прочно запертую дверь.
Ах, как давно в неё никто не входит!
Как пуст не переступленный порог!
Замок и петли заржавели, вроде
Никто досель туда войти не мог…
 
Но вам-то ведь доподлинно известно,
Кто и когда за дверью тою жил,
Трубил и пел, стараясь вторить ветру,
Чем дорожил, кому и чем служил…
Его любила юность, осиянна
Росой звезды. Был мир их потаён.
Она ему являлась – без изъяна –
И окуналась в теплый окоём.
Вставала из воды, смущаясь светом
От глаз её ночного визави,
И водопады звуков с тёмных веток
На берег низвергали соловьи…
 
…Но где же та… и тот?.. Что сталось с ними,
Вы знаете, наверное, теперь…
Ах, как внутри темно и пусто ныне!
Как мутны окна и замшела дверь!
Там капли безнадёжного молчанья
Однообразно каплют с потолка.
Там сумерки наполнены печалью,
Да и тоски запасы на века.
 
И вроде бы не старость… Нет, не старость…
А просто день – не день, и ночь – не ночь.
Не то чтобы болезнь или усталость…
Всё валится из рук – и всё невмочь!
Но… тот, который… – он куда же сгинул?!
Никто не исчезает без следа.
Была ведь соловьиная лавина
И звёздная бездонная вода?
 
А, может, всё как было – так осталось?
Не здесь – так в измерении другом…
И юность, а не старость! – Нет, не старость! –
Стоит у входа в неоткрытый дом!
Переступает тишину и немощь
И растворяет окна к берегам,
И в воду опрокинутое небо
Покорно ластится к её ногам.
И сладкий запах новых сумасшествий
Пространство заполняет до краёв!
 
Вовек благословен себя нашедший
Под ливнями безумных соловьёв…
 
 
* * *
 
Снег странным образом валил,
Когда его уже не ждали,
Когда летели журавли
Из тёплой, синей южной дали.
 
Снег шёл и шёл, и покрывал
Собою лепестки черешен,
Лишь неуёмная трава
В снегу проделывала бреши.
 
По снегу шёл саксонский кот
И ставил лапы осторожно,
И думал: «Май, а снег идёт…
Как сложно жить… Майн Гот, как сложно…»
 
 
ПЕРВЫЙ СНЕГ
 
Нет, не летят седые парашюты
На мертвенность бесснежную равнин…
А небо то затянет в глубину, то
Ослабит на мгновенье эти путы,
И ты барахтаешься в нем один.
 
Все полномочия приняв у бездны,
Отчаянными звёздами горя,
Сияет воронёный свод небесный
Холодной красотою, неуместной
Над нищенской одёжкой декабря.
 
А ночь съедает облака краюшку,
Запив настоем тёмной пустоты.
Подставь от грусти треснувшую кружку,
И ночь плеснёт на донце: пей и ты!
Прошепчет: вот и всё! – тебе на ушко…
 
Однако же… Однако же… На коже
Земли печальной первый снежный знак…
И выдох лёгкой вьюги осторожен,
И тонкий купол снега ненадёжен…
Но всё же… Всё же… Пала белизна…
 
А ты стоишь под белым и над белым,
Запутан круговертью снежных строп,
Читаешь в синеве окоченелой
И постигаешь мудрость светлых строк,
Крошащихся на землю
Мелом…
 
 
ЗОЛОТАЯ ФИЛОСОФИЯ
 
Осень вязью да курсивами,
По заре – птицами,
Вечереющими ивами
По воде писана...
 
Вне наскучившей материи –
Просто так – мыслями,
Облаков летящих тенями –
Бывшими листьями...
 
И такая каллиграфия
В росчерках озера...
Замирающая грация...
Графика осени...
 
Ей в небесном предисловии
Должное воздано...
Золотая философия
Света и воздуха...
 
Если до заката дожили,
Значит, быть вечеру...
А философ ли, художник ли
Пишет про вечное...
 
Всё, что небом зашифровано,
Знаемо только им...
Божьим ангелом даровано
Пёрышко тонкое.
 
Не по-ангельски скрипучее,
Точное, строгое...
А художнику отпустится
Многое...
Многое...
 
 
ПЕРЕХОДНОЕ
 
Шиповник зелёный краснеет,
А розы скромнее цветут…
Холодное небо яснее
Являет свою высоту.
 
В багрянце стена винограда.
В рубиновых каплях кизил.
Терновник, как малое чадо,
В чернилах себя извозил.
 
Оранжево-рыжим отливом
Сияет кленовый янтарь.
Каштаны стучат торопливо,
Как старый сапожник-кустарь.
 
Каштанов и сердца биенье –
Не в такт шелестящим шагам.
С берёзы слетают мгновенья –
Листки золотых амальгам.
 
Лучи, как секундные стрелки,
По тени прозрачной бегут.
Сороки, прервав посиделки,
Минутную тишь стерегут.
 
Сквозь прорези клиньев гусиных
От солнца отняв золотник,
Часы переводит на зиму
На небе седой часовщик...
 
 
ЭСКИЗЫ
 
Раздали тополя последние билеты.
Остался верхний ряд у липы на углу.
Замкнулись небеса короткой вспышкой света,
Доверив журавлям нести ключи разлук.
Вот паутинки нерв – осенняя банальность –
Под вольтовой дугой вольфрамовых берёз
Дрожит, и тишина в саду ложится навзничь,
А с клёна к ней летит янтарный клан стрекоз...
 
Шар вечных лотерей вращают перемены,
И старый добрый мим смешит на злобу дня...
Театр лета пуст, но осень ставит сцену,
И слышен монолог окрепшего огня.
А в небе облака – небрежные наброски
Не выпавших снегов на лики октября.
Вот мостик в желтизну. Скрипят сырые доски
И с шелестом шагов о чём-то говорят.
 
Под пальцами дождя все клавиши печали
Расстроились давно, звучат не в унисон...
Как жаль, что глух артист и фальшь не замечает,
И дышит тяжело его аккордеон.
А журавли кричат больными голосами,
И тонет чёрный лист в оранжевой воде,
И лютиковый пёс с озёрными глазами
Приткнулся в первый ряд несбывшихся надежд...









Кирилл Василёнок. «Севастополь. 57й яхт-клуб».





К списку номеров журнала «ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА» | К содержанию номера