Воспоминания о детстве

 

НЕСОЛЁНЫЕ КАМУШКИ

 

Дедушка говорит, что я и пошла-то сама в 10 месяцев – вот смех! – на чекушку! Я ещё боялась оторваться от стенки, хотя, держась за неё, довольно уверенно топала. Ножки у меня крепкие, хоть и толстые. А тут за столом взрослые что-то ели, и дедушка поставил на пол пустую чекушку:

– Диночка, хочешь новую бутылочку?

Я отпустила спинку стула и смело ринулась через всю комнату. И только схватив подарок обеими руками, хлопнулась на попку. И мордашка у меня сияла такой радостью (это мамины слова), что все рассмеялись.

– Как пьяница, – сказал Арик.

Ему было уже 16 лет, и он казался сам себе ужасно взрослым, ведь работал на заводе токарем.

– При чём тут пьяница? – досадливо откликнулась мама от печки. Она как раз вынула ухватом горшок со щами и собиралась ставить его на стол. – Блестит и всё. Игрушка.

– У неё за последнее время вон сколько их! – заметила бабушка. – И аптечные, и от одеколона.

– Ой, ну что вы хотите! – воскликнула Сима. – Должны же быть у ребёнка игрушки!

А вы знаете, что такое бутылка? Взрослые думают, это то, во что можно налить воду, молоко или керосин. Да что они понимают? Бутылка – это такое круглое, блестящее и гладкое, и сквозь неё видно всё не так, как на самом деле. Если смотреть на окно, получаются блёстки и солнечные зайчики, а если на людей, то толстые щёки и кривые руки. А у соседского кота одно ухо узкое и длинное, а другое короткое и круглое.

Эти споры Дине не интересны. Сейчас ей уже почти два года, и игрушек у неё много: целлулоидный попугай, кукла Катя и деревянная уточка, выстроганная дедушкой из чурбачка. Она даже плавает в корыте, когда Дину купают. И ещё у неё есть два настоящих ведра для воды, синих в ромашках, и коромысло к ним. Когда Дине совсем скоро будет два года, она вырастет совсем большая, и они с мамой будут вместе ходить к колодцу по воду. Правда, у мамы вёдра очень большие, в таком можно даже прятаться.

 

Да, и ещё мяч! Большой, зелёный и прыгучий. Один раз он потерялся на огороде – запрыгнул под куст картофеля, и его не стало видно. Это потому что зелёный.

А сегодня вечером будут гости. Мама сказала, что 8 марта – главный женский праздник и все мужчины будут их поздравлять.

– Мама, а я мужчина или женщина? – озабоченно спросила Дина. – Я должна поздравлять, или меня будут?

– Тебя, тебя, – засмеялась мама. – Подумай, кто у нас ещё женщины?

– Ты, бабушка, Сима... и я!

– Правильно. Давай посчитаем на пальчиках: бабушка – раз, мы с тобой ещё два... Загибай. Так. И Сима – четыре.

– Сима четвёртая, да? – уточнила Дина, растопыривая пятерню.

– Ну, четвёртая как раз ты. Как самая младшая. И ещё гости придут женщины: твоя Мила и её мама, тётя Рита.

Мама ушла в магазин. Это значит, Дина будет сама хозяйничать целый час. Мама и так большая, а в последнее время стала ещё и толстой, и ей тяжело ходить. Пока спустится с крутых ступенек второго этажа, да ещё их барачная улица такая длинная – аж до колодца, а потом очередь в магазине...

Так, надо навести порядок. Правда, всё уже на местах, и полы только что мама вымыла, и на столе нарядная скатерть с вышитыми петушками. Ой, а это что на полу валяется? Непорядок! Куда бы это убрать... непонятно. Что же это такое? Два длинных зелёных камушка... что-то они для камней слишком лёгкие и не такие твёрдые. Па-ахнут! Наверное, это игрушки для взрослых. Куда же их убрать? На полу они потеряются. О, вот чайник стоит, и даже пустой. Так, накрыла крышкой, встала на скамеечку и задвинула чайник на конфорку. Хорошо, что печка уже холодная.

К вечеру стала собираться семья. Дедушка, папа и Арик пришли первыми, Сима и бабушка немного позже. А вот и гости! Женщины хлопочут у стола, переговариваются, смеются. Вдруг прорвался мамин встревоженный голос:

– Сима, ты огурцы не брала?

– Я их из бочки в полумисок переложила.

– Да не солёные, свежие! Которые я вчера купила в парниковом хозяйстве к празднику!

– Нет, не видела. А ты куда их положила?

– На полу в уголке оставила, как только полы вымыла. Чтобы оставались свежими.

Вмешалась бабушка:

– Кто последний их видел?

 

– Да я и видела. Уборку закончила, в магазин пошла, а потом мы сразу столом занялись. Дома никого и не было, одна Динка.

Бабушка подозрительно посмотрела на внучку:

– Диночка, а ты не видела огурцы?

– Нет, ба, не видела.

– Ничего не понимаю!

На столе между тем появились солёные огурцы и квашеная капуста, солёные рыжики и селёдка с луком, пирожки с капустой и свежий хлеб.

– Ладно, потом разберёмся. К столу!

Уже к концу застолья мама захватила с печки чайник и пошла в сени, где стояло ведро с водой. Разожгла керосинку – будет чай с пирожками. Из сеней донёсся её возмущённый возглас:

– Это кто же огурцы в чайник засунул?!

Из комнаты в ответ грохнул дружный хохот. Дедушка схватил Дину в охапку и крепко прижал к себе. Чмокнул в круглую щёчку:

– Динка, твоя работа?

Дина откинула голову назад, упёрлась ладошкой в дедушкины усы:

– А разве это огурцы? Огурцы бывают солёные, в бочке, которая в сарае. А это зелёные камушки, они на полу валялись и их надо было убрать на место.

– Ага, значит, их место в чайнике?

В дверях стояла расстроенная мама, держа в руке два больших свежих огурца.

– Что же, я теперь их на сладкое подам?!

– Ах ты, моя хозяюшка, –растроганно сказал дедушка. – Идём, попробуешь несолёных камушков.

 

Э Х О

 

Море отливало светлой медью. Это рыжее солнце садилось в Генический залив, окрашивая невысокие пологие волны. Они впятером стояли босиком на тёплом песке – десятилетняя Рита и восьмилетняя Аня с мамой и подружка Риты ещё с детского сада Тома Динова, тоже с мамой. Они всего метров двадцать отошли от своего жилья – приземистого домика паромщика, который мамам удалось снять недорого на две недели.  

Домик состоял всего из одной большой комнаты и тёмных сеней с лавкой для ведра с водой. В ведре плавал синий ковшик. Уборная находилась за домом, в конце захламлённого двора, где в порядке были только две длинные узкие грядки с зеленью.

Им повезло: жена паромщика на всё лето уехала к детям и внукам, а сам он предпочитал находиться в трёх километрах отсюда, возле своего парома, который курсировал ближе к горлу залива, возле рыбхоза. А из города на ту сторону залива недалеко от их домика шёл пешеходный мост – неширокий, деревянный.

Они только сегодня приехали и жильё сняли не в городе, где все снимают, потому что тут вдвое дешевле. А денег у двух мам – впритык. Зато пляж – вот он, у самых ног.

В комнате было только две кровати, но хозяин принёс из сарая раскладушки-«дачки»: деревянные козлы, обтянутые парусиной. Привычная мебель. Шкаф хозяин запер, и им пришлось развесить свою одежду на больших гвоздях, вколоченных в стену. Вешалки-плечики соорудили сами из обломков веток и шпагата. Большой тяжёлый стол посреди комнаты и несколько табуретов довершали обстановку.

Городок небольшой и неинтересный, гулять можно было только в городском парке с эстрадой-раковиной, танцплощадкой и маленькой детской площадкой – пара качелей, песочница – и всё. Зато с футбольного поля целый день доносятся стук по мячу и азартные вопли мальчишек. За пару дней они обошли все улицы с небогатыми магазинчиками – в основном, продуктовыми, побывали на базарчике – это будет нужно постоянно, а главное – целыми днями прожаривались на пляже, не уходя даже в обед. Для того и приехали сюда. К обеду мамы вынимали из сумок оладьи, жареные кабачки, варёную картошку с укропом и по сосиске на едока. И фрукты, конечно.

Вода в городе была невкусная, как из водопровода, так и из колодцев. Покупали минералку в бутылках и ситро или варили компот из вишен и яблок. Девочек, конечно, это мало волновало – набили пузики, и ладно.

Зато пляж был что надо! Мелкий белый песок, чистое песчаное дно полого опускалось к середине залива. Можно было даже делать вид, что умеешь плавать: заходи в воду по пояс и плыви к берегу. Через два-три шага становишься на ноги и кричишь:

– А я уже плыву! – а то и у берега руками по дну.

Мамы кивают, даже не прерывая разговора.

Как ни странно, Рита с Томой через неделю уже умели проплыть 4-5 метров, а Аня вообще со второго дня заходила поглубже и отмахивала 10-20 метров, даже не запыхавшись. Вот тебе и младшая! А мамы обе не умели плавать.

Больше развлечений не было. Купили Рите один раз небольшую книжку – без книг она не могла, так они с Томой по несколько раз её перечитали. Другую мама не хотела покупать – и так потратила 25 копеек, а денег оставалось всего ничего.

– Надо было из дому набрать «Мурзилок» и «Пионера», – сказала мама Риты.

– Кто же мог знать, что даже в каникулы им без книжек скучно? – сокрушалась мама Томы. – Как-то не подумали...

 

По вечерам, когда становилось прохладно, гуляли по пешеходному мосту, любовались закатом. Один раз даже в кино сходили. Шёл хороший фильм «Неразлучные друзья», совсем новый, 1952-го года выпуска. А в главной роли учителя с партизанской кличкой Бурун – любимый артист Михаил Кузнецов. Сразу запомнилась песня:

 

                Берег родной синеет за кормой,

                Тёмная ночь да ветер штормовой,

                Да шаланда, да парус, да верный пулемёт.

                Хлопцы-партизаны двинулись в поход...

 

Там ребята помогали поднять затопленный боевой катер. После войны прошло всего 8 лет, и всё было ещё свежо в памяти взрослых. Переживали сильно.

А за два дня до отъезда домой произошёл случай, который запомнился на всю жизнь. Солнце палило вовсю, ветра не было, вода была гладкой, тёплой и ласковой. Только что мамы позвали девочек под самодельный навес (четыре палки, воткнутые в песок, и привязанная к ним простыня)обедать. Аня, как всегда, голодная, первая рванула на зов: она всегда была готова есть, и хотя не толстела, но ростом перегнала и старшую сестру, и её подружку. Так что Аня уже заняла место на подстилке поближе к оладушкам со сметаной и кастрюле с компотом. Тома тоже уже выходила на берег – она была мечтательной и довольно медлительной пышечкой, прекрасно играла на скрипке.

Рита ещё стояла по пояс в воде, лицом к маме и, что называется, тянула резину. Есть она не любила, да и очень не хотелось выходить из воды на жару.

Внезапно ленивую тишину полудня прервал оглушительный взрыв. В 1953 году у людей ещё не исчез навык – многие упали лицом в песок, прикрывая кто детей, а кто свою голову руками. Рита, как стояла в воде, так и застыла, открыв рот и уставившись вправо. В горле залива, в трёх километрах от пляжа, взмыл чёрный смерч до неба – земля, вода, дым.  Все подняли головы и в ужасе смотрели, как опадает медленно чёрный столб, уменьшаясь в высоту, но разбухая в ширину, захватывая берега у рыбхоза. Вот уже скрылись распятые на столбах рыболовные сети, сушильни и коптильня, кирпичные перерабатывающие цеха...

Слишком потрясены были все. И не увидели, как загнулась стремительная волна, в секунду пролетела залив и хлынула на берег, на пляж с сотнями отдыхающих. Риту отнесло на глубину и завертело. Она наглоталась воды и ничего не соображала, когда её вытащили на берег вместе с другими. Не помнила, как откачивали, очнулась только тогда, когда услышала мамин голос, который почему-то дрожал:

 

– Спасибо, теперь я сама справлюсь. Не волнуйтесь, опыт у меня есть.

Вечером по городскому радио объявили, что позавчерашний шторм (в городе его и не заметили, горловина залива была узкой и не пропустила волны) сорвал со дна немецкую мину. Всплыв, мина столкнулась с буйком, отмечавшим фарватер, и взорвалась...

 

ВЫ СЛЫХАЛИ, КАК ПОЮТ ДРОЗДЫ?

 

Маленькой Иринке был год, когда она впервые подошла к пианино и стала пробовать нотки на вкус. Одни были вкусные, другие не очень, а иногда две вместе звучали, как леденец. Особенно вкусно было, когда левой рукой возьмёшь тяжёлую медвежью ноту, а правой – как можно дальше от медведя – две сразу, лучше через одну друг от друга – лисичкины или даже зайкины. Это была увлекательная игра, уж намного интереснее, чем одевать и раздевать зачем-то кукол.

В семье никто не удивился, потому что ещё полгода назад, когда мама днём укладывала шестимесячную Иринку спать, та, уже совсем засыпающая, подпела маме колыбельную: «ты ж моя, ты ж моя перепёлочка». Конечно, без слов, а только мелодию. И не сфальшивила ни в одной нотке. Услышавшая такое диво соседка по коммуналке, бабушка Маня, долго ещё испуганно вздрагивала и бормотала какие-то слова на идиш.

Пианино подарили маме на её 18-летие, но больше всех и лучше всех на нём играла младшая мамина сестра, а мама – не очень.

В три года Иринку случайно услышала мамина подружка Розита. Как только стихла мелодия песенки и девочка отошла от пианино, чтобы уложить куклу спать, Розита озабоченно сказала:

– Ну так же нельзя. Ей надо учиться.

– Маленькая ещё.

– Сколько она уже песенок играет?

– Не считала, что-то около десяти.

–А покажи ты её моей тёте Фане. Она преподаёт виолончель в музучилище и дома у неё есть рояль. Я поговорю с ней.

Через неделю они уже звонили в дверь второго этажа очень старого, ещё дореволюционного дома на Исполкомовской улице31. Поднялись они по скрипучей деревянной лестнице с чугунными коваными перилами. Дверь открыла маленькая, худенькая пожилая женщина в наброшенной на плечи ажурной шали.

– Проходите прямо в зал, – пригласила она, – и не особенно раздевайтесь. У нас холодно. Отопительный сезон уже месяц как начался, а батареи еле дышат.

– Но обувь всё равно придётся снять, – ответила мама Иринки. – На улице такая грязь. Но вы тапки не ищите, мы в тёплых носках.

Когда Иринка увидела рояль, она не поняла, что это такое. Но когда открыли клавиатуру, она рванулась к нему:

– Ой, как красиво! Пианино лежит, а все нотки на месте!

Взрослые рассмеялись. Тётя Фаня Сказала:

– Это не пианино лежит. Это называется рояль, и он всегда так выглядит. А сейчас ты услышишь, как он звучит. – И она подняла крыло рояля.

Притихшая Иринка слушала «Итальянское каприччио» Чайковского, приоткрыв рот и не дыша. Потом сказала:

– Это намного красивей, чем у нас в садике. Там только детские песенки, а тут музыка. Настоящая, как на пластинке. Взрослая.

– А ты разве не маленькая девочка?

– Не очень, – подумав, ответила Иринка. – Я только кажусь маленькой. Я уже умею сама шнуровать свои ботиночки.

– Ну, хорошо. Давай послушаем отдельные нотки на рояле, а ты их споёшь. Сумеешь?

– Не знаю. Попробую...

Через несколько минут учительница сказала:

– Не берите грех на душу, в пять лет обязательно начинайте учить музыке. Представляете, она ни разу не ошиблась, даже когда в аккорде было не две, а три или даже четыре ноты. Слух абсолютный. Пальчики, конечно, крошечные, но к пяти годам подрастут. И вот что ещё: я вам сейчас дам одну книжку, это «Нотная азбука для малышей». Всё в стихах, картинках и всё легко запоминается. Занимайтесь. Постарайтесь сделать копию, а оригинал вернёте мне.

Дома папа только пожал плечами: – Не проблема! – и сфотографировал каждую страницу, и сделал большие фотографии. Целый альбом получился.Ксероксов тогда ещё не было.

 

В музыкальной школе жилмассива «Победа» объявили набор в подготовительную группу. Назначили дату отборочного экзамена.

Был яркий и тёплый субботний майский день. Иринка в новом палевом платьице, летевшем за ней как крылышки мотылька, не шла, а скакала вприпрыжку рядом с озабоченной мамой. Больше всего мама боялась, что дочку не примут по возрасту: шесть лет ей должно было исполниться только в декабре. А если примут, на будущий год предстоит нелёгкий разговор в обычной школе: до семи лет детей категорически не брали.

В просторном фойе собралось больше сотни человек: одних только поступающих малышей было больше шестидесяти, да с каждым кто-то из родителей, а то и не один. Вышла директриса, строгая, в очках, и объявила:

 

– Примем 24 человека. Две группы по 12 человек.

И зашла в кабинет, где уже собралась комиссия. Значит – конкурс. Температура эмоций в фойе начала ощутимо подниматься. Принимали с 6 лет, чтобы к окончанию подготовительного класса ребёнок пошёл в обычную школу и мог самостоятельно записывать задания.

Иринке было 5 лет и 5 месяцев, а выглядела она вообще трёхлетней – настоящая Дюймовочка. В толпе детей это было особенно заметно. Зато уже умела читать и писать, да и с задачками справлялась бойко. Родители в фойе обсуждали, кто у какого педагога готовился к конкурсу. Растерявшаяся мама Иринки спросила:

– Разве надо было специально готовиться  

– А вы разве не брали репетитора?

– Нет... Я не знала.

– Но кто-то же должен научить ребёнка, как отвечать на вопросы, какую песню нужно спеть на экзамене!

Мама совсем упала духом:

– Я думала, только слух проверяют... Иринушка, а что ты будешь петь, когда тебя попросят?

– Не знаю, – беспечно тряхнула медными кудряшками девочка. – Я подумаю, когда спросят.

Когда наконец вызвали Иринку, её мама встала у самой двери, чтобы лучше слышать. Она очень волновалась. Но дверь была прикрыта неплотно, всё и так было слышно.

– Здравствуйте, – храбро поздоровалась малышка, войдя.

– Девочка, сколько тебе лет? – послышался удивлённый мужской голос.

– Скоро шесть. На будущий год я иду в школу.

– Хорошо, – включился женский голос. – Иди сюда, к инструменту. Покажи, что ты умеешь.

– Вам сыграть песенку?

– Нет, нет, – засмеялся мужской голос. – Тебе будут играть нотки, а ты будешь их петь. И простучишь ритм, который тебе простучат. Хорошо?

– Ну, это легко, – облегчённо произнёс звонкий голосок. – Это я умею.

После нескольких нот и аккордов, после ритмов тот же голос спросил:

– А какие песни ты знаешь?

– Я их много знаю, все, что на пластинках. Моя любимая – Дрозды. Спеть?

– Это не детская песня.

– Зато красивая. – И спела первый куплет.

– А ещё что знаешь?

– Золушку.

– Это детская?

– Да. Начинается так: «Хоть поверьте, хоть проверьте...»

– Но это тоже взрослая!

– Ну вот, – расстроилась девочка,– как красивая песня, так сразу взрослая. Почему все красивые песни взрослые? Они их для себя пишут?

– Об этом мы потом поговорим. А детские песни ты знаешь?

– Хотите про котёнка и паровоз? – и спела смешную непрофессиональную песенку, которую они пели в садике. Комиссия долго смеялась.

– Ну, сыграй нам что-нибудь. Можешь?

– Двумя руками? Да, собачий вальс. – Опять смех.

– Ну сыграй.

Потом вместе с разрумянившейся Иринкой из кабинета вышла женщина.

– Где мама этой девочки? – очень громко спросила она.

– Я... – пискнула совершенно потерянная мама.

– У вас всё в порядке. Ваша девочка уже принята. Идите по коридору до канцелярии, узнаете подробности: какие надо документы, что ещё нужно.

Она вызвала следующего ребёнка.

Мама с дочкой, которая даже подпрыгивала от удовольствия, двинулись в указанном направлении. До них только донеслись слова одной из мам, стоявших рядом:

– Вот счастливые! И репетитору не платили, и сразу приняли.

Но Иринка, конечно, этих слов не слышала.

 

Лауреат международного конкурса джазовых пианистов Ирина Аркадьевна, стройная 36-летняя женщина в строгом костюме, вошла в комнату, когда бабушка заканчивала рассказывать эту историю своему внуку, вытянувшемуся подростку с такими же чёрными, как у мамы, глазами, только не медно-рыжему, а тёмно-русому.

– Мама, опять ты что-то обо мне выдумываешь, – целуя маму и сына, мягко сказала она. – Фантазёрка ты у меня!

Мама затаённо вздохнула. Конечно, маленькая девочка просто не запомнила этот эпизод, а у неё, переволновавшейся тогда чуть не до истерики, он запомнился на всю жизнь. Но разве объяснишь это дочке!