Этот день наизусть. Стихотворения

 

 

1. НА ДАЧЕ

 

Р. Ц-р.

 

Хоть вечер всё же в полночь переходит,

Но летом он ленивей вó сто крат:

То взглядом медленным и дом, и двор обводит,

То в сад бредёт, задумчив, вдоль оград.

В лиловых сумерках – неспешная работа:

Тут – золотит, тут – чернью кроет пруд;

И мiр сейчас так тих, смиренен, кроток:

Все ждут звезду, что первой здесь зажгут.

Теням лишь нéвтерпь – всё бегут быстрее

От всё быстрее гаснущей зари,

Покуда тень от телеграфной реи –

Как тень креста – их бег не усмирит.

...Но мига чудного не ýзрит взгляд нескромный:

Нет, не звезда – зажёгся звёздный свод,

И тени вечера вдруг сходятся в огромный

Театр теней – куда свободен вход!

Сдвигаются кулисы, темень тянет

Луну на привязи заоблачной тропой,

И лес вот-вот у рампы дачной встанет –

Принять участье в драме роковой!

Всё кончится всеобщим погруженьем

В последнем акте в инфернальный мрак –

И нет почти надежд на пробужденье,

И век ночных – не приподнять никак.

Стоят дубы, задумавшись как боги

Над судьбами берёз и пышнокудрых лип,

И вязов тех, что дремлют у дороги, –

Чей слышен и сюда извечно-дряхлый скрип.

Туманны – думы, неподъёмны – плечи;

И правда здешняя – чужда людской молве.

Едва чуть теплятся бледно-зелёным свечи:

Лукавы светлячки – и гаснут вдруг в листве.

Доверься им – и ты погиб навеки,

И никакой суфлер тут не спасёт:

Смешает даль привычных реплик вехи –

И занавес бесшумно упадёт.

И тут уж вовсе станет непонятно –

Чтó там горит: фонарь, светляк, луна?

Тьма ест глаза, и речь огня невнятна:

Как речь спросонья – так же неясна.

...На дачи сон нисходит отпущеньем

Июльских, мелких, сладостных грехов,

Но дышит ночь языческим сомненьем –

Над вечной истиной насиженных углов.

Ну что ей вера в высший смысл творенья?

Бормочет, знай, речонкою впотьмах

И глубже, глубже прячет откровенье –

Зелёной вспышки в пышных лопухах...

 

    2. НАИЗУСТЬ

 

Пусть в кувшинках тяжёлых и жёлтых

Будут тлеть, отсырев, фитили...

Под дождём и проныре стрижонку

Не угнаться за краем земли.

Но едва лишь осокою ржавой

Сухо срежется промелька тень,

Он стрельнёт вдруг куда-то направо –

Чёрной пулей в сердца деревень!

Где уж тут уследить за полётом –

Сквозь машинную строчку дождя,

За ближайшим опять поворотом

В подмосковную скуку уйдя?

И почувствовав: колет в затылке,

Вспоминай этот день наизусть –

В быстром холоде мятной пастилки

Растворяя налипшую грусть...

 

3. В ЭЛЕКТРИЧКЕ

(PRO ET CONTRA)

 

1.

 

Червей десяткой бит валет;

Вагонный воздух, как резина, плотен;

Компостер щёлкает проворней кастаньет,

И контролёр от вежливости потен.

Охотник нежит спящее ружьё;

Грибник с надеждой, дачный завсегдатай –

Все предвкушают сладкое житьё

Среди берёз с осенней бабьей статью.

Однако Божий мiр – божественно жесток,

И, слава Богу! – хоть куда-то едем…

И пусть у каждого билетик есть – исток

Пути его, но где же, братцы, слезем?

И все ли бабы на Руси – в обхват?

И та, чернявая, с чего б – с такою рожей?

Весь мiр, похоже, – гад! – пред нею виноват:

Такой сосуд любви – и сплошь! – в змеиной коже…

Но кто там за окном промчался на метле?

Пусть злобный дух-закат вагонную обитель

Всё жаждет сжечь! Увы, томясь во зле, –

Лишь только давит клюкву на стекле…

А жизнь всё мчится вдаль – безмерно ядовитей…

Былин отеческих коварней – крик ворон

Пророчествует вслед – по-русски запоздало…

Но поезд наглым глазом поворот –

Во прах поверженным предписывает шпалам...

Куда летишь, вагончик вечных грёз?

Что встретит нас на станции конечной?

Стучит колёсный бег и в головах – вопрос:

Что делать нам с сей жизнью быстротечной?

Но нет ответа… Всё вокруг – молчит…

Ужасно быстро пролетело лето!

Вот так и жизнь – и жизнь вся пролетит…

Сожрёт и нас, резвясь, речонка Лета…

 

2.

 

Не наживёшь священный геморрой

В сумбурном, грешном, тамбурном мажоре –

Не так ли на одной ноге и Ной

Стоял в ковчеге, вглядываясь в море?

И лишь в пророчествах дорожной болтовни –

Единственная ноева опора,

Покуда в откровение равнин

Несёт ковчег российская рессора.

Покуда теплится и в нас

Дух противленья, дух лукавый,

И жизни льётся луч из полузрячих глаз,

Всё – слава Богу, слава Богу, право!

…Святая Русь субботних поездов,

Перемывая кости, косточки, костяшки,

Шумит толпой вольнолюбивых слов –

И не боится бодрой перепашки!

 

ПРОСТЫЕ СТИХИ

 

                        Льву Рыжову

Как крапива, прижавшись ко храму,

верно, чует его благодать, –

так и я вновь к нему спозаранок

всей душой припадаю опять.

 

Не был здесь я давно, а берёзы

как и встарь, у могил шелестят,

и июля дождливые слёзы

всё кресты их кропят и кропят;

 

голубеет небесная синька

на щербатой извёстке стенной –

чтобы колокол тренькал да тринькал

в тишине здесь – уже неземной,

 

чтобы плыл в облаках этих белых

над главою смиренною крест

и стоял бы средь изб опустелых

храм – хранитель блаженных сих мест…

 

 

КОРАБЛИК

 

Вспомню: косят в июле, и дождик – напасть!

Я ведь тоже по лужам бегал мальчиком всласть,

 

я пускал корабли из обрывков газет,

а они уплывали навеки в ответ;

 

уносилась словесной трухи их тоска –

до корявой реки, до скупого леска:

 

только даже и к ним веселей всё же плыть,

чем паршивым листком жизнь в сортире дожить –

 

там, где ветер свистит средь картофельных гряд

и на гвоздике мёртвые строчки висят…

 

То ли дело – на воле поднять паруса:

пусть до ржавой реки, омывающей сад,

 

пусть и ближе – до чахлой канавы в саду

(в ней сапог догнивает – у всех на виду),

 

там, где рядом скамейка в коросте белил

(дождь давно их проел – но не полностью смыл),

 

где гусиная травка приятна ноге,

где гремят якоря – и скрывается брег,

 

где сияет и остров сокровищ, и рай:

– Поднимай же, брат, грот! И марсель поднимай!

 

Даже в этой вот луже – и то веселей:

бьют крылом паруса средь прекрасных морей;

 

орудийный бы залп да кровавый бы пир,

гибнуть чтобы – лишь так полюбив этот мiр!

 

В голубой глубине, там, где небо на дне,

он чудесней вдвойне и гораздо видней –

 

где вдруг облако вспыхнет, как ядерный зонт…

Ах, прощайте, прощайте, зовёт горизонт!

 

Поплыву я бумажным корабликом вдаль –

ничего здесь не нужно, ничего здесь не жаль;

 

поплыву, поплыву – и навряд ли вернусь:

ах, прощай же, печаль, ах, прощай, моя грусть…