Александр Штрайхер

Девочка с красным зонтиком. Худенькая девочка с острыми локотками. Рассказы

Foto 3

 

Родился в Одессе в 1950 г. В 1967 году, несмотря на золотую медаль, не смог поступить в нужное ему учебное заведение – помешал успех Израиля в войне. Окончив Политех, несмотря на отличные оценки, не получил место в аспирантуре. Работал инженером-испытателем паровых турбин. В Одессе входил в литературную студию «Круг», которую вел поэт Юрий Михайлик. В 1988 г. уехал в США с семьей после 10 лет борьбы за выезд. Живет в Нью-Йорке. В качестве журналиста под псевдонимами (Александр Норин, А. Норин, Ш. Александров и др.) Штрайхер печатается в русской и русскоязычной прессе. Издавал две газеты: «Еврейский мир» и «Компьютерный век». В журнале «Кольцо А» публикуется впервые.

 

 

ДЕВОЧКА С КРАСНЫМ ЗОНТИКОМ

Рассказ

 

Потный и распатланный, он мчался по улице, когда на другой стороне увидел ее. В руке она несла аккуратно сложенный красный зонтик. Каблучки отщелкивали каждый шаг.

«Никогда не видел в нашем районе», – подумал он. – «Наверно, в гостях». Но через пару дней он увидел ее снова, на этот раз из окна автобуса. Конечно, надо было бы выйти, но автобус был переполнен, и он удобно устроился у окна. А потом она была в окне автобуса, а он бежал за ним и махал руками, стараясь привлечь ее внимание. Но она смотрела куда-то в другую сторону.

Неудачи следовали одна за другой – то какая-то демонстрация разделяла их, то намертво привязывался ниоткуда взявшийся знакомый. Бывало, что, увидев ее кудрявую блондинистую головку, он протискивался сквозь толпу только для того, чтобы убедиться в своей ошибке. И при этом он должен был быть всегда готовым к встрече. Он стал за собой тщательно следить. Всегда был аккуратно одет, причесан, вымыт. Стал много читать…

Он решился выставить объявление: мол, хочу встретиться с блондинкой с красным зонтиком, проходившей тогда-то и там-то. Пришло много блондинок с красными зонтиками. Kроме нее.

От отчаяния он начал писать стихи. Потом рассказы.

Решил ее сфотографировать, но и из этого ничего не вышло – то толкнут в руку, то заслонят, то она отвернется. Да и встречать он стал ее все реже. И ни разу она на него так и не посмотрела!

А рассказы начали печатать. Вышел первый роман. Потом второй.

Он все-таки женился. Родился сын.

Воспитание сына, книги, преподавание – он успел стать профессором – занимали все время, забирали все силы. Казалось, что он должен был быть счастливым, но ему ужасно хотелось, чтобы она хоть раз на него посмотрела, что-то ему сказала...

И однажды сын, потный и распатланный, вбежал в папин кабинет с криком: «Папа, я только что видел такую замечательную девчонку с красным зонтиком, но я не знаю, как с ними знакомиться! Научи!»

«О, да!» – воскликнул он. – «Tут у меня огромный опыт!»

И они долго смеялись. Профессор был счастлив.

Абсолютно счастлив!

 

 

ХУДЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА С ОСТРЫМИ ЛОКОТКАМИ

Рассказ

 

Они сидели в парке. На скамейке.

Точнее, на скамейке сидел он, а она уютно пристроилась на его коленях.

Идти было особенно некуда, да, наверно, и незачем – секса она явно не хотела.

Так он думал.

Так ему было хорошо думать.

 

Обычно Яков страдал от запахов. От его закадычного друга, Шуры, всегда дурно пахло. Частое мытье ног и смена носков почти не помогали. И что самое смешное – Шура пользовался отменным успехом у женского пола.

Какой-то мазохизм!

 

Больше всего Яков не терпел запах молодых блондинок.

Резкий, дикий.

Старых блондинок он еще не нюхал.

 

В его родной Одессе повсюду дурно пахло.

Почти везде.

Иногда просто жутко воняло.

 

В этом смысле замечательным местом впоследствии оказался Нью-Йорк ? ну никаких тебе запахов! Правда, цветы и фрукты тоже не пахли, но что ж тут поделаешь. Зато входишь в метро, полный вагон черных, испанцев и китайцев и прочего добра – и ни от кого не воняет!

Разве что повезет нарваться на взмыленного русского туриста.

Иногда, правда, в вагон заносило местного бомжа, и тогда вагончик быстро освобождался...

 

Но все это было у Якова в далеком будущем, а в настоящем был неспешно догнивающий Союз, командировка в Харьков и девичья грудь, легко и доверчиво, как птичка, лежащая в его в правой руке.

Мягкая и упругая.

И сладкий запах ребенка.

Якову хотелось продлить эти мгновения на годы.

Ему даже в голову не могло прийти, что это волшебное существо, этот ангел, способен хотеть еще чего-нибудь...

 

А начиналось все так обыкновенно – командировка в Харьков.

Дыра.

Большая дыра.

 

Якову двадцать семь.

Инженер.

Холост.

Еврей.

 

Полдень в чужом городе.

Яков идет вниз по Сумской, в билетную кассу.

За билетом в Одессу.

По ходу вальяжной ходьбы – так ходили только одесситы – он пытается думать о своей жизни.

Получается плохо.

Все достало.

Серые улицы, блеклые витрины, спитые рабоче-крестьянские физиономии. Весь этот нормальный ландшафт брежневского «реального коммунизма».

 

Союзу было быть еще лет двадцать, но Яков об этом не знал.

Даже не догадывался.

Даже и не мечтал.

Союз возвышался гранитной скалой!

 

Очередь за билетами была небольшая, человек на двадцать.

Перед Яковом стояла довольно высокая худенькая девочка с острыми локотками, беззащитно торчащими из коротких рукавов откровенно отечественного платья.

Толстая темная коса не скрывала нежный девичий затылок.

«Из молодых да ранних!» – с неожиданной злостью подумал Яков.

 

Должен отметить, что хотя некоторые мужчины таки помнят какие-то свои достижения, ну там, решенную задачу, написанную книгу, доказанную теорему, построенный телескоп, – нормальные мужчины помнят баб.

Иногда даже не своих.

 

Оказалось, что они взяли билеты на тот же поезд, в тот же вагон.

Как потом оказалось, в то же купе.

 

Яков догнал ее на Сумской.

– Так мы едем в Одессу вместе?

Он никогда не боялся начать разговор с любой глупости.

Важен был тембр.

И текст.

И улыбка.

– Нет, билеты для мамы и сестры. Проведывали студентку.

 

То есть, уже не совсем девочка.

– И где вы учитесь?

– В университете. На мехмате.

То есть, совсем не девочка.

 

Они зашли в первый по дороге сквер.

Сели.

Закурили.

Яков, по привычке, пытался быть интересным. Он задавал вопросы из своего любимого теста на идиотизм.

 

Яков сам в свое время пролетел в пяти ответах из двадцати пяти, что было не так уж плохо. Зато он лично знал хлопца, который пролетел все двадцать пять вопросов!

 

Некоторые вопросы были внешне сложные, типа: расстояние между пунктами А и Б такое-то, из пункта А в пункт Б вышла машина с такой-то скоростью, одновременно навстречу ей из пункта Б вышла машина с другой какой-то скоростью; в момент выезда от первой машины ко второй полетела муха с такой-то скоростью и, долетев, повернула обратно, и опять, и так летала до тех пор, пока машины не встретились. Какое расстояние пролетела муха?

Были вопросы и совсем простые, типа: ночной сторож умер днем дома ? будут ли ему платить пенсию? Или: может ли мужчина жениться на сестре своей вдовы?

 

Девочка быстро и правильно ответила на все вопросы.

– Вы, наверно, это уже все слышали?

– Нет, а зачем?

 

Яков курил на углу Сумской, лениво рассматривая проходящих мимо девушек. Он абсолютно не понимал, зачем ему это свидание с молдавской, как оказалось, девочкой с острыми локотками из маленького молдавского местечка с трудно запоминаемым названием, заканчивающимся на «ы».

 

А место было отличное. За какие-то пятнадцать минут мимо Якова прошло не менее десяти дам, вызывающих массу добрых чувств. Наверное, где-то совсем близко были студенческие общежития. Очередная дама была просто звездой, глаз не оторвать, и только тогда, когда эта звезда оказалась в шаге от Якова, он понял, что это к нему.

 

В кафе, автоматически поедая мороженное, Яков поймал себя на том, что уже минут сорок не может оторвать взгляд от ее лица, от ее губ в бесцветной помаде. От ее сияющих серых глаз. При этом он продолжал чего-то умное нести, наслаждаясь ее мгновенной адекватной реакцией. Казалось, она заранее знала, что он скажет в каждый данный момент и при этом ухитрялась получать удовольствие от услышанного.

 

Вначале у Якова еще были мысли о ее шмутках и украшениях, наверняка собранных со всего общежития, о ее пальцах невероятного благородства и изящества. О феномене неожиданного наполнения декольте, но потом все это пропало, и Яков взлетел. Такого чувства полета, такой легкости бытия у него никогда еще не случалось. Якова переполнял восторг и покой, щемящее ощущение прибытия в пункт назначения.

 

Без сомнения, с ней происходило нечто подобное, ибо, когда в сквере он поднял ее со скамейки, чтобы пересадить себе на колени, она ничего не весила. Он мог бы ее поднять одним пальцем.

 

Вечер был наверняка прохладным, но он ничего не чувствовал, кроме тепла ее кожи и нежного детского запаха.

 

На следующий день, с букетом наперевес, он больше часа простоял на том же углу. Все проходящие девицы казались удивительно грубыми и несимпатичными. Вчерашнее чувство полета потихоньку улетучивалось. Как оказалось, навсегда.

 

Она так и не пришла.

 

А еще через день Яков обнаружил себя в одном купе с ее мамой и сестрой. Мамаша была обыкновенной гойкой, типа сельской учительницы, сестричка, когда вырастет, будет явно круче своей старшей сестры.

 

Мамаша оказалась разговорчивой, и беседа в купе легко перешла на предмет старшенькой, студентки. Младшенькая при этом нагло смотрела прямо в глаза.

 

В те годы Яков абсолютно не замечал двенадцатилетних девочек и, из последних сил стараясь себя не выдать, сочувственно слушал подробный мамашин расклад о легкомыслии дочки, не надевшей, идя на свидание, позавчера вечером ничего теплого ни сверху, ни снизу и слегшей в результате такого легкомыслия с тяжелой простудой.

 

Тщетно пытаясь вздохнуть, Яков выскочил из купе и вернулся уже поздно ночью, когда соседки уже спали. Никогда до того он не совершал такой тяжелый выбор. Повзрослев за ночь, он осознал, что навсегда понесет на себе вес этого выбора.

 

И принял это как данность.

 

С годами Яков забыл ее лицо, помнил только огромные блестящие глаза и покрытые бесцветной помадой губы. Но ощущение ее кожи навсегда осталось на кончиках его пальцев.

И детский запах.

 

В старости он обожал гладить детей...

К списку номеров журнала «Кольцо А» | К содержанию номера