Роман Файзуллин

Поезд. Рассказ

I
Москва. Время действия неопределенно. Место нахождения, по всей видимости, какой-то книжный бутик, в котором к тому же, можно приобрести сувениры на память в виде полированных шкатулок, маятников и прочей дребедени. Один из покупателей маскируется под продавца – консультанта надев белый респиратор. Нужно ему это для того, чтоб вынести товары без предварительной расплаты за них. Девушка заметила его. Обратилась со стандартным вопросом, каким именно не понятно. Он снял маску. Запаниковал. Афера может провалиться. Улыбаясь от волнения, парень поспешил покинуть магазин с награбленными книгами, указав покупательнице на дальнюю кассу и пояснив затем: «Обслужат без очереди». Я хотел было проследовать в дальний отдел, но что – то потянуло меня выйти на улицу. Боже, я же совсем не знаю Москву. Спокойно. С минуты на минуту за мной приедет Оля, моя провожатая по данному городу. Волнение слегка отступило. Как же красиво. Почему в прошлые мои приезды я не бывал здесь?
Пока я ждал у входа (выхода?) мне подумалось о том, что я совсем один. И никого из здешних не знаю.
Два знакомых силуэта приближающихся с северной стороны разбавили глухую тину внутри. Это были Кривой с Максом. Кривого зовут Сергей, Макса зовут Максом. Как же я рад видеть этих уродов. Серьезный, в меру аккуратный Макс и как всегда с каким-нибудь прилипшим куском дерьма к левому ботинку Кривой, с похмелья, неопрятного вида, с легким душком взором лукавым смотрящий юноша. Мы поздоровались и обратно зашли в магазин.
Два вида талонов выдаваемых женщиной – контролером на кассе позволяли беспрепятственно ходить по отделам. Только одни за десять рублей на время не больше часа, а другие за двести пятьдесят – время пользования не ограничено. Максон решил схитрить, взять тот, что за десять, а пользоваться, как тем, что за двести пятьдесят. Я решил повторить подвиг, но женщина неожиданно улыбнулась и спросила меня: «Вы один? Или у вас здесь кто-то есть?»
«Мама на родине осталась - ответил я, - был еще кто – то, но их я не помню».
Она снова улыбнулась. Ее лицо мне очень не понравилось.
«Хорошо. Проходите. Можете ходить, где захочется, вас никто не остановит. Денег не надо»
«Спасибо».
Мы решили перекусить в небольшой столовой, находившейся в конце торгового помещения. Большой выбор мясных продуктов. А мне как раз хотелось чего-нибудь такого, что бы было вкусно, как люблю и сытно, как положено. Неожиданно для себя, я достал ручку из правого кармана пиджака, с синей надписью: «Восьмой Форум молодых писателей Росси», и принялся писать послание на листе, где располагался прейскурант цен. Составлять послание в зашифрованном виде не зачем, подумал я, все – равно мой почерк никто кроме меня разобрать не может. Да у меня и самого то не всегда это получается. Настрочив пару абзацев, я загнул уголок листа, и мы с моими товарищами поспешили покинуть данное заведение, не откушав и хлебной крошки. Два гладиатора – бодибилдера немного смутили нас с Максом. «Да идемте, это просто козлы какие-то!» одернул Кривой, и мы продолжили движение.
На улице было все так – же благостно. И я, даже не вспомнил, что Оля, так и не пришла за мной. И тот факт, что вообще не появится, потому что она в Уфе, меня совсем не огорчал, поскольку я по-прежнему не мог об этом вспомнить. Да и я ведь встретил своих верных товарищей, и теперь, если мы и получим пизды, то вместе, а не по одиночке. А скорее всего не получим вовсе, напротив, - дадим.
Воздух пах озоном. Прошел дождь. Трепыхающаяся птица в луже. «Я не хочу здесь подыхать!» - вырвалось вдруг из меня. Макс с Сергеем посмотрели на меня, как на сумасшедшего, затем переглянулись. «Может отходняк от Крокодила?» - предположил Кривой.
«Да нет!» - возразил я, - «просто я не хочу здесь подыхать вместе с вами!»
Нам надо было где-то остановиться. Купить еды и наконец – то нормально поесть. Я предложил сделать это на моей съемной квартире в подмосковном Звенигороде. Живу я один, не считая черной кошки Бриоциллы. Почему именно Бриоциллы не знаю, это имя я придумал ей прямо сейчас. Ранее, она все девять лет жила без имени.
«А возьмемте мяса? - предложил я, - И наделаем пельменей, моих любимых, сибирских!»
«В легкую, - подхватил кривой, - братан, мы на двихуже. Приколем здраво».
Повторения, которые, я испытываю на себе, видя все, что со мной происходит никогда по – настоящему меня не обнадеживали. Словно ты постоянно готовишься к бою, который не случится. Оно конечно приятно, что тренируешься во благо, вот только понятие и определение этого блага смещается. И изначальная внутренняя надломленность, которая в первое время по юношескому слабоумию может расцениваться, как индивидуальность и тонкость строения, видеться уже совсем в ином свете. И хочется просто отснять, что-нибудь коммерчески успешное и уехать от всего подальше. Также, и думая, о тех, кого уже не помнишь, вспоминаешь то, о чем лучше не думать.

II
Я месил тесто. Кривой крутил мясо через ручную мясорубку. Макс, бормотал что-то в мобильный телефон, стоя у замерзшего окна. «Меси лучше» - приговаривал Сережка. «Крути внимательнее, твои закопченные пальцы мне есть не хочется!» - восклицал на это я и материл его благим. Лепили мы все вместе, сидя за кухонным столом. Болтали о какой – то чепухе. Я рассказывал, о том, что в русской поэзии ассонансные рифмы малоупотребительны, и этим она, - русская поэзия ущербна. Макс объяснял, как стрелять из автомата при холоде минус тридцать пять градусов. Кривой задумался над волнующей его темой шлюх, и нюансах их работы. От которых напрямую зависит его большая и полная ощущений жизнь. Когда я во второй раз побежал к туалету, дабы, проблевавшись избавиться на недолгое время от приступа тошноты. Он умолк, посмотрел задумчивыми глазами вверх, так, будто пытается разглядеть среди множества звезд на небе, одну, которая будет только для него. И видимо, нашел причину моего приступа ни в ком ином, как в себе. А еще точнее, в своем вольном пересказе интимных подробностей.
Вода закипала. Подходило время запуска пельменей. Кривой уже слюни пускал, наблюдая, как отправляются они в кипящую воду из моих рук один за другим. Макс вдруг встал, уперся головой в стену, и принялся вращать ею, - головой, в разные стороны, пытаясь пробурить дыру. Он немного отходил, что бы взять разбег, затем, упершись, снова бурил. «Серунька! - скомандовал я, - у твоего друга кончился завод!» «Я не могу» - ответил тот, дыша, как загнанный пес с высунутым языком,- «я глаз от пельменей не могу оторвать. Такое это чудо. Заведи его сам».
«Подойди сюда хороший мой, подойди». Макс подошел ко мне, как робот, механически болтая башкой. «Хороший, хороший. Сейчас я заведу тебя» - приговаривал я, гладя его по головке, - «Бурить больше не надо». Из его затылка не явно торчал небольшой латунный ключик, который я прокрутил пару раз по часовой стрелке. Макс затарахтел еще сильнее, как старый запорожец. «Бля! Кривой! Я, по-моему, перекрутил»
«Вытащи ключ. Вставь заново, и поверни только раз. Обычно это помогает»
Я так и сделал, но это не помогло, напротив, вдобавок ко всему, наш механический товарищ стал еще, и шамкать челюстями.
«Да это, жрать просто хочет» - успокоил Сережка, - «оставь. Через время сам успокоится» Мы направили его в зал, там больше места, и ему есть, где разгуляться и побурить. Сами же принялись сливать подоспевшие к обеду пельмени.
«Там у меня должна быть банка натуральной томатной пасты в холодильнике».
«О, да у тебя тут много чего…можно я креветки тоже возьму?»
«Можно, только жри их сырыми»
«Хорошо, спасибо»
Ели мы руками, не скрывая своего аппетита. Ели неистово, с жадностью вонзая клыки в теплую плоть пельмешков, заедая при этом ложкой алого томата. Наевшись, устроили импровизированное чаепитие, с малиновым вареньем и творожными плюшками.
«Уф, здраво откушали» - почесывая пузо, приговаривал Кривой.
«Слушай, Серый, а вот зачем ты живешь?»
«Ну, это, потому что хорошо жить. Жить – это клево».
«Ну, понятно. Ну а зачем? Ну, ведь должно быть, что – то несоизмеримо большее, чем это «хорошо» и «клево»?
«Я над этим не задумываюсь, потому что не могу. Мне это не нужно. Мне клево»
«А вот Кривой, зачем тебе девушка?»
«Чтобы трахать, а трахать, это значит любить. Мне нужна девушка, чтобы любить»
«Как посрать?»
Здесь Кривой заулыбался во все два ряда своих желтых крысиных зубов, почуяв подвох, но в чем действительно дело, так и не смог разобраться.
«А знаешь, в чем еще различие между тобой и мной, Кривой?»
«Ну и в чем – же?»
«Ты целовался с вафлершей и долгое время считал ее своей девушкой, а я бы никогда не прикоснулся к женщине, которая сосала. Вот так вот»
«Да мне до сих пор стыдно. Я не знаю, как это искупить»
«Оп! Оп! Оп! Серега станцуй цыганочку!»
Серж вскочил и стал, сверкая голыми пятками лихо махать ногами. Танцор из него, прямо скажем, как и человек, не важный. Но в некоторые моменты он искренне старается, в основном же движется по инерции, не осознавая хаотичности и бесполезности своих действий.
«Рано или поздно ты возьмешь свое…»
«Братан, ты о чем?»
«Да так, ничего конкретного. Наверное, меня здесь нет, или же, здесь нет тебя. Впрочем, уверен только в том, что один из нас никогда этого не поймет, а другой всегда знает»
Надев пиджак, я проверил, точно ли все газовые камфорки выключены.
«Ну, все Кривой, проводишь? Вы оставайтесь, а мне пора идти»
Мы ехали восемь этажей, восемь долгих этажей лифт толкал нас вверх. И не беда, что для кого – то ход из него закрыт, и выйти не удастся. Ведь лифт, как и попутку не выбирают, в него просто садятся. Хотя, и здесь один человек со мной поспорил бы.
«Ну, все. Еды у меня в холодильнике на месяц хватит. Еще на балконе кое-какие припасы. Как закончится, можно будет купить у соседей, там у них частное хозяйство. Не пропадете»
У кривого затрясся подбородок и на карих узких глазах стали появляться слезы. Он припал на колени.
«Отец, перекрести. Впереди неизвестное, позади, - лучше не вспоминать. И ты уходишь»
«Перекрещу сынок, перекрещу славный. Только тебе, овца ты чернявая, сие не поможет» - подумалось мне.
«Почему, отец? Почему?» - услышав мои мысли, залепетал он.
«Дюже говна ты в себя хапнул. Оно и не все по твоей воле, доля такая сыночка, кровиночка горемычная»
Я поцеловал Сергуню в лоб, предварительно затерев рукавом. Поднял с колен. Три раза перекрестил и хлопнул по плечу.
«Все, успокойся. Я не ухожу, я иду. Иду, понимаешь? Нельзя отцу больше с вами. Отец отца увидит, если с вами останется. Отцу с бычьем не по пути. Отцу дорога иная дана»
«Отец» - протянул он и снова заплакал.
«Все, иди. Макс, наверное, уже все углы собрал, окно к соседям проделал. Ему ты нужнее. Ты нужен. Кто его заводить будет?»
«Папа, что нам делать?!» - крикнул он мне в след.
«Молиться» - ответил я, и двери лифта захлопнулись.

III
Выйдя из подъезда, я смял в комок пачку сигарет, все это время лежавшую у меня в кармане, и бросил в урну. Она упала чуть левее. Я не стал поднимать. Мне наплевать на порядок в этих местах. И я не жалел о сигаретах, потому что угощать мне больше некого, а сам я никогда не курил. Люди, двигающиеся на встречу по-прежнему не замечали меня, от чего становилось еще спокойнее. Почему - то «мы» представились мне большими слонами, которые очень сильны, но при реальной опасности бегут, что есть мочи тряся хоботом. Мы - это четверо моих друзей-единомышленников. Пару лет назад собравшись вместе и выпив пива, решили мы сколотить рок – группу. Так до сих пор и играем. Днем работаем, кто где, - я например, на заводе слесарем, а наш барабанщик – Колька патологоанатомом, остальные еще где – то, а по вечерам репетируем в гараже. Автор всех песен, солист и духовный идеолог я, музыку обычно сочиняем вместе, если с моей аранжировкой группа не согласна. Но, обычно я до последнего стараюсь пробить песню в ее изначальном варианте. Периодически нас приглашают на различные Рок – фестивали, местного масштаба, даже один раз были на радио с нашей песней «Мясо виной всему», но этого, разумеется, слишком мало. Не достаточно для того, чтобы полноценно проснуться, потянуться и потерев глаза заорать во все горло: «Аа-аа!», и встать с кровати.
Раздвинув шторы, я ощутил, как Солнце харкнуло мне в лицо утренними лучами, я зажмурился. Вороны взлетели с веток. Пол – девятого на часах. Черт! В десять у Оли премьера в "Современнике"! А я еще совсем не собран, стою голый и заспанный у окна. Наспех поев, приняв душ и надев костюм и галстук, прыгнул я, выбежав из дома, в первое попавшееся такси.
Оля была неподражаема, публика в экстазе хлопала, на сцену летели цветы. «Брава! Браво!» - кричал очкастый юнец из второго ряда. Даже мне понравилось, а ведь я не люблю театр.
«Привет. Возьми этот букет, скоро все они успокоятся, и ничего не останется. Пускай останется хоть это»
«Ты странно выглядишь»
«Да? И что – же во мне странного?»
«Да, даже не в тебе, а в том, что ты здесь появился с этим букетом непонятным, в этом костюме черном с алым галстуком»
«Пожалуй ты права. Оль, вот ты мне как - то сказала, что ты с ангелами разговариваешь. А что они тебе обо мне говорят?»
«Я с ними на эту тему не общалась»
«И так ясно, что бы они ответили. Полагаю, у ангелов нет на это никаких аргументов»
«Тебя так много ждет там. Почему ты по-прежнему продолжаешь находиться здесь? Почему все время возвращаешься?»
«Наверное, потому что изначально меня все-таки никто не ждал. И с этим ничего не поделать. А ждут всегда того, кто появляется первым. Это свойственно человеческой морали. Это, так по-человечески»
«Я не понимаю о чем ты. Может, я просто с этим еще не сталкивалась?»
«Ты просто не видишь этого. Я не вернусь. Там, как и здесь, я никогда не буду полностью… Поэтому, где я формально нахожусь, не имеет никакого значения»
«Но у тебя же запись, репетиции. Тебе песни отрабатывать надо. Тексты писать, музыку…»
«Какие песни? Мне двадцать три года. Ни одной опубликованной книги, горы неграмотных стихов без всякого намека хоть на какой то выход в свет. И ненависть. Ненависть, от которой не избавиться. Желание грызть, горло того, чьего и лица то я не видел. Да плевал я на все это!»
Выбежав из театра, я быстро пошел, не осознавая, куда и зачем. Следующие часа три я просто слонялся по городу. Мне хотелось курнуть, шырнуться, не важно чем: героин, мак, фенобарбитал (крокодил)... Только бы хоть как - то отвлечь сознание и не чувствовать. Пить не хотелось, но я взял бутылку пива. Выпив до половины, оставил ее прямо на дороге, едва остановившись, и пошел дальше. Блуждая по незнакомым мне улицам и переулкам, я набрел на какой – то заброшенный двор. Там Илья Черт, сидя на выступе у подъезда пел песню «Братишка».
«Пилот. Живое исполнение во дворе Москвы - подумал я улыбнувшись, - а все-таки, мне не так уж не повезло».
Илья улыбнулся мне и подмигнул.

«Спи братишка, я не знаю, почему мы все такие.
Спи братишка, я не знаю, почему мы все другие»

Пахло осенью. Слабый ветер поднимал желтые листья и незатейливо кружил, опуская их на асфальт.
Зазвонил телефон. Оля.
«Приезжай. Я билет до Уфы на восемь взяла. Тебе нужно возвращаться»
«Да, обязательно нужно. Обязательно»

На вокзале я обнял Олю, ничего не говоря. Было немного холодно. Она поцеловала меня в щеку, и мы простились. Поезд тронулся. Я проследовал в вагон. Нашел место под номером двенадцать. Сел и заснул. Засыпая, я думал о том, что когда поезд приедет, то там меня будет ждать Она, - рыжая девочка с диким взглядом. Та, на которой все замыкается. Которая, по сути, и является всей этой реальностью, которую, так часто ошибочно называют жизнь.

К списку номеров журнала «ЛИКБЕЗ» | К содержанию номера