В стране, которой я не сын. Стихотворения

Закончил Львовский Политех. В Австралии с 1996 года. Печатался в различных российских и русскоязычных изданиях. Публикации: «День литературы», «Дон», «Лауреат», «Интеллигент», «Новая Немига литературная», «Альбион», «Острова», «Витражи», «Арфа Давида», «Австралийская мозаика», «45-я параллель», «Крещатик», «Белый ворон», «Золотое руно» и др. В 2012 году вышла книга стихов и прозы «На костре своих строчек...». В 2015 вышел поэтический сборник «Нам выбор дан...». Финалист конкурса «Пушкин в Британии» (2007, 2012), «Серебряное перо Руси» (2014), Лауреат премии «Герой нашего времени» (2015). Литературная премия им. Вениамина Блаженного (2014). Медаль журнала «Крещатик» (2015).

Залман Шмейлин приверженец повествовательной стихотворной речи. Ритмический рисунок его стихов достаточно традиционен, интонация узнаваема. Это по-хорошему старомодные, исповедальные стихи. В них размышления и переживания, которыми он делится со своими читателями.

Д. Ч.

 
* * *
 
А здесь декабрь – в разгаре лета.
Иду по улицам пустым
В час пик, но, будто, предрассветным.
Здесь не Одесса и не Крым.
Я в шкуре беглеца – поэта
В стране, которой я не сын.
 
И жарким летом не доволен
Мой друг трусит на поводке.
Он по-животному устроен,
Но прикипел к моей руке.
(Мы с ним одно, хотя нас двое,
А тень уже невдалеке).
 
Пуста проспекта перспектива.
Сегодня праздник – Рождество.
Вино – рекой, фонтаном – пиво.
Прикинь, афею каково!
Но я, поскольку не строптивый,
Хоть и не верую в Него,
Киваю встречным: «Мэри Кристмас!»
И пьян, не знаю отчего!
 
 
* * *
 
Ни слова фальши – это очень сложно,
Так хочется хвалить и величать:
То ножку женскую, то Чистый День морозный,
И червоточин в них не замечать.
 
Не замечать, что ножка кривовата
И поступь по-крестьянски тяжела,
Что облака легчайшие из ваты
Намокнут к полдню и нависнут, как скала.
 
Не замечать, как всё идёт по кругу,
Как почва ускользает из-под ног,
Не замечать, когда теряешь друга
И остаёшься страшно одинок.
 
Закрыть глаза и петь одну осанну,
Как соловей, задравши к небу клюв,
Жизнь тут же подкрадётся кошкой драной
И вырвет горло, замыкая круг.
 
 
ГРАММАТИК
 
Овидию изгнанье – катастрофа,
А наш, напротив, в удаленьи зрел,
Как, скарпелём обтесывая строфы,
Над словом чах, над рифмою корпел.
 
Он и себя поставил вне закона,
Стеною отчужденья окружил,
Чтоб год за годом грубо, исступлённо
Тиранить музу, павшую без сил.
 
Он выжимал пронзительные строки
Из капель прошлогоднего дождя.
В них зелень томно исходила соком
И шмель летал, назойливо гудя.
 
В них землю чёрную, сверкнув на солнце, лемех
Расчетливо изрезал на ломти,
Рука размашисто разбрасывала семя,
Зимой несла к губам аперитив...
 
В них женщина платочек нервно мяла
И пальцем крестики чертила и нули,
Луна взбиралась в небеса устало
И в темном парке лилии цвели.
 
А за стеной шла жизнь своей манерой,
Просачиваясь в каждую дыру,
По праздникам бесчинствуя в тавернах,
И вытесняя в дебри кенгуру.
 
 
* * *
 
Погода в Мельбурне как-то совсем не в кайф
Все сезоны за день – вовсе не эксклюзив.
Сосед мой продал магазинчик и драйв, драйв, драйв
В Брисбен, где круглый год тридцать и голубой залив.
 
Он держал много лет антикварный сток,
Но сырость вредна для неаполитанской души.
Его испытательный срок давно истёк.
Он сказал в сердцах «блади веза» и свет за собой потушил.
 
А меня держат цепи, тянущиеся за океан.
Я с каждой из четырёх сторон в чём-то убеждён.
Даже пьянствовать предпочитаю ходить в русский ресторан.
Я ещё на пути, чтобы стать раскрепощённым, как он.
 
 
ИСПОВЕДЬ
 
Душа моя на ветру дрожит,
И строка на бумагу ложится криво.
Верую – Создатель мой грех простит,
Что давно не видел меня счастливым.
 
Я забыл, когда это было в последний раз.
Может, с той поры как объелся мороженым в детстве,
В день, когда мама сказала: «Факир на час
Ты сегодня. Реформа, сынок – вперёд и с песней!».
 
В моей памяти каждый шаг запредельно крут.
Спотыкаясь о корни навязших в зубах берёзок,
Нарезаю и нарезаю, как скаковая, за кругом круг.
Только и научился, что смеяться сквозь слёзы.
 
Устремления живы – ни дать, ни взять,
Но за счастьем я, как за девкой, не бегал.
Мне знакомо – и это уже не отнять –
Только пахнущее чабрецом горьковатое чувство победы.
 
 
* * *
 
Говорят, что Муза – ангел с рыжими волосами,
Украшенными венцом.
Мне повезло, посудите сами –
Я точно знаю её в лицо.
 
Говорят, что она иногда появляется на пороге,
Не решается заходить.
Моя приходит хозяйкой, моет усталые ноги
И позволяет себя любить.
 
Моя подбирает гладкие камешки по дороге
И приносит ко мне домой.
И я соглашаюсь, что много чего такого
Лежит под ногами, только согнись дугой.
 
А бывает, что постоит за плечом, усмехнётся,
– Зачем ты терзаешься над строкой?
То, что ты ищешь, само прорастёт, пробьётся,
Только не дрейфь, оставайся самим собой.
 
Я спросил у неё: «Отчего ты раньше ходила мимо?»
– Оттого, что раньше ты был как все, –
Отвечала она с очень многозначительной миной,
– Я уж думала – безнадежный совсем.
 
 
* * *
 
Сколько раз начинаешь плясать от печки −
Две трети жизни − это сплошной простой.
И если глазами женщины на тебя смотрит вечность,
Ты понимаешь, какой ты маленький и пустой.
 
Люди ходят, любуются древними видами −
От умиленья прольётся порой слеза.
Но приглядитесь, у сфинкса под пирамидами
Совсем не кошачьи, а женские, с поволокой, глаза.
 
 
нтернационал XXI
 
И не верьте, не верьте, что, мол, коммунизм побеждён –
Где-то там на полставки устроен в далёком Китае.
Это вовсе не так, не спешите кадить на амвон.
Он живей всех живых и победно над миром витает.
 
И не мчитесь тотчас посетить его труп – в мавзолей,
Убедиться, что там он, ещё раз вздохнуть с облегченьем.
Поезжайте в Америку – это гораздо верней –
Там блат-хата его, климатрон разноцветных течений.
 
Все буржуи земли могут не беспокоиться, нет
Им отсрочка – зигзаг (так бывает нередко в истории).
Отменён неудачный, проваленный русский проект.
Всё обкатано, слито и всё получилось – в Претории.
 
Аутсайдеры, лузеры, братья (прошу извинить,
Но хиджабы сестёр – не сочтите распутством ошибки)
Ваше дело святое – по-честному то поделить,
Что заплыло жирком, стало тушей дебелой и хлипкой.
 
Время строить – одно из сомнительных самых времён,
Когда страсть к разрушенью как будто на время изъята.
Как призналась одна очень милая дама (каков моветон!):
«Я в глубокой тоске по Израилю семидесятых».