Пора на Марс

Родился в Казани в 1962г.. Образование: Филфак Казанского ГУ, высшие литературные курсы при Литинституте им. М. Горького. Публиковался с 1978 года в журналах «Новый мир», «Октябрь», «Сетевая поэзия», «Смена», «Студенческий меридиан», «ШО», «Сетевая поэзия», «Урал», «Сибирские огни», альманахах «День и ночь», «Истоки», «День поэзии», газетах «Литературная газета» и «Литературная Россия», «Труд» и т. п. Выпустил восемь книг стихотворений в издательствах Харькова, Киева, Петербурга, Москвы и Казани. Неоднократно принимал участие в международных литературных фестивалях (имени Максимилиана Волошина, Коктебель и др.), участвовал в поэтической программе «Биеннале искусств» в Венеции. Организатор трёх Форумов современной поэзии (2004, 2005, 2008) в Казани.

 

Инфлюэнсер

 

Мой тонкий юмор, как пинцет гомеопата,

едва заметен, ну и действует не сразу,

когда красотка не достаточно поддата,
кина не будет, пива нет, ушла на базу –

 

такая, значит, незадача – тейк ит изи –

хотя, смеялась и была полураздета.

Стоит дождливая погода на карнизе

и целый день стучит в окно, как кастаньеты.

 

Зато, в знакомой наливайке примешь лишку –

идёшь пошатываясь, будто ищешь ровню,

в груди гуляет пустота, как будто книжку

забрал товарищ почитать, а кто – не вспомню,

 

так, наблюдая ежедневно, как в улыбку

слились расшатанные зубы книжных полок –

каким-то чудом умудрился сесть на рыбку,

а остальное в поговорке – съел нарколог.

 

В кругу друзей, входя в одну и ту же Мекку,

где бёдра девушек и теплится ламбада,

пытался вспомнить всю свою библиотеку,

но это войско не собрать в границах МКАДа.

 

Миттельшпиль

 

Синицы за окном сосут ириски,

торчит на ёлке дятел-истукан. 

А ты себе плеснул ирландский виски,

по-русски – в оглушительный стакан.

 

Но, выпивая несколько поспешно,

как шахматист, за временем следи,

и если, невзначай, коснулся пешки,

есть правило, дотронулся – ходи. 

 

Одолевает комплекс  браконьера,

пусть даже не твоя фигура та –

коснулся, отвечай теперь, холера,

скачи конём хотя бы, гопота.

 

Устроишься в углу, такой нестарый,

в компании поэтов и актрис,

где сонную артерию гитары

зажал и держит пьяный гитарист.

 

Прозрачный, как дымок при разговоре,

глазеешь на мажоров и лепил,

тебя манила эта щель в заборе,

как будто там столица Филиппин,

 

и не впервой зарубкам на прикладе

доказывать, что ты не просто лось –

грудь незнакомой девушки погладил

случайно, и без мата обошлось.

Пора на Марс

 

Мороз, сорвавшийся с домкрата,

летящая в пургу страна –

ничё, что ночью темновато,

вдруг солнце – бац, и – обана!

 

 

Спиртовый воздух режет дёсны,

коптят далёкие миры,

и острозубые, как блёсны,

в квартирах ёлки до поры. 

 

История заходит с тыла,

кипит её густая взвесь –

а ты забил на всё, что  было,

поэтому сейчас и здесь,

 

но, как шахтёры из забоя,

наощупь тянутся на свет

газеты из прорех в обоях,

которых не было и нет –

 

как нет земли большой и плоской,

вестей со строек и полей,

пусть эти жёлтые полоски

почти разъел столярный клей,

 

гудят встревоженные дали

и ледяные провода. 

А может это я в подвале,

где хлеб и горькая вода,

 

и, в новом оперенье фарса,

шагаю к свету по хвостам,

пока рукой подать до Марса,

и запускает Казахстан.

Сила привычки

 

Из модема выгнали Адама – торрент Евы скачивал взасос. 

Месяц, словно ручка чемодана, к туче на колёсиках прирос.

Посыпают звёзды из солонки Эйфелеву башню без корней –

как у непослушного телёнка ноги разъезжаются у ней.

 

Сена под мостом синей Сенеки, у химеры иней на хвосте.

Видеть сквозь опущенные веки мне удобней  даже в темноте,

 

здесь любая статуя носата, то ли дело – в солнечном раю,

где не спят Роскосмос и Росатом, обнимая родину свою,

 

ласточки с весною в чьи-то сени прилетели брызгами с весла,

будто и не гложет червь сомнений этот мир, испорченный весьма,

будто не ослабла нить накала у всего, что двигает людьми –

ни старалась как, ни намекала на пустые хлопоты любви.

 

Милая, ты тоже заскучала над последним яблоком в меню. 

Дочитаю Библию сначала, а потом, ей Богу, позвоню.

Сомнение

 

Из глубины веков скажи-ка, няня,

уютная, как девушка с веслом –

коней на переправе не меняют,

но как мне поступить с моим ослом,

 

как показать клыки свои и норов,

пока враги грызут земную ось? 

Открыл намедни ящик помидоров,

лишь чудом без Пандоры обошлось.

 

Мне вырасти до звёзд не светит, да ведь?

Ну сколько можно в замети сплошной,

чтоб огоньку словам своим добавить,

по снегу чиркать палочкой ушной.

 

Возникнув, еле держится в секрете

желание уйти не нагрубя,
одно из двух осталось на планете –

ходить под Богом или под себя,

 

но вдруг удачу выследишь и – хоба,

петляешь кулаками, аки тать,

чтоб завести шарманку, или чтобы

на телефон наушники смотать,

 

объятый пьяным зудом новоселья,

тянуть белиберды зубную нить,

и в морозилке кепку от похмелья

до будущего праздника хранить. 

 

Поколение

 

Даже дворники смотрят влюблённо –

не чатланин, зачётный пацак,

нахватавшийся звёзд из бульона,

выхожу, сукин сын – весь WhatsApp,

 

путь кремнистый блестит, как бетонка,

только миг, за него и держись,

нос похож на зародыш цыплёнка 

из журнала «Наука и жизнь».

 

Ко всему, что возможно исправить,

сам давно оборвал провода,

обновить бы короткую память –

надоело сгорать со стыда.

 

Иногда пробивает на жалость

к тем, кого оболгал WikiLeaks,

мы попкорном, как кони, заржались,

кокаколой под нимб упились.

 

Пусть светило, и больше не блещет –

не спешим уходить на покой,

хоть ломаемся чаще, чем вещи,

и гарантии нет никакой.