Жертвоприношение

Родилась в Риге, 19 лет живу в Мельбурне.

Муж, двое сыновей, две собаки, два кролика... две рыбки.

***

Поутру он белый вдохнет туман –

Выдыхает к вечеру черный дым.

Этот город сводит меня с ума,

Все равно что последний глоток воды

Перед долгой дорогой на крайний юг,

Где сухие версты в тоске песка.

Здесь никто не может найти приют,

Только все продолжают его искать.

Здесь любое слово бросает в дрожь,

Обернись на голос – и пустота.

Черный снег превращается в серебро,

Засыпает улицы,

замета –

Seasons

***

Xодики на стене, подтянуть бы гири,

Древние мерили время совсем иначе.

Горстка песка - и сразу же все – другие.

Вновь за стеной соседский ребенок плачет,

Время скользит, убегает, идет за нами,

Перегоняет, смотрит в лицо с укором.

Двое деревьев туго сплелись корнями,

Два силуэта застыли в кресте оконном,

Город - стекло и сталь на старинном блюдце,

Не повторяй "январь", холодней не станет,

Двери открыть, натянуто улыбнуться –

Мы опоздали. Просто – мы опоздали.

***

И кто о чем, и снова – нарасхват

Слова. А ты прислушайся – в лесах –

Аукаются звуки, тают листья,

Дверь отворить – и осень где-то близко,

И постепенно перестать молиться,

И наконец-то можно забывать.

***

Выбирай, говорит, свой собственный лабиринт,

А потом кружи по нему всю жизнь наугад,

Принимая врага за друга и день за ночь,

И когда-нибудь (веришь?) становится всё равно,

Понимаешь, что каждому овощу – свой сезон,

Свой дракон – герою, а парусу – горизонт,

А в конце (или в центре) – свой собственный Минотавр,

Под названием старость.

Жертвоприношение

Они все шли и река текла, трава шелестела "Барух ха-Шем",

И кто-то, шепотом: "Иншалла"... Cлужанки прятали малышей,

Седой привратник (нож в рукаве) , захлопывал дверь,

Проверял засов...

В клинике выключают свет ровно в десять часов.

Врач теребит на пальце кольцо, думает о Мари,

И накрывает палаты сон, переходящий в тревожный стон,

После – в сдавленный крик.

Приходит и говорит – не ори,

Зажимает ей грязной ладонью рот,

– Мириады миров у тебя внутри,

Тысячи лет, серебро костров.

Козочка, ты – бесценный сосуд,

Нести да не расплескать!

(Их было много, ханжей и сук,

Всех богомольных каст.)

И, захлебываясь слюной,

(Вдоль коридора кричат – врача!)

– Жидовской крови – разрешено

Пока что – восьмая часть.

И будет потомство твое – что грязь –

Рожать и рожать рабов.

В преддверии звонкого января

Грядет справедливый Бог!

Родишь царя к белоснежной зиме...

(Заклинило дверь, еще рывок –)

Ладони ищут острый предмет,

В кровь расцарапывают живот,

Врач второпях роняет шприц,

Санитар затягивает ремни –

В полях колосился капризный рис,

Они все шли и считали дни.

Туманы, тучи – за слоем слой,

В мутном небе хотя бы одна звезда!

Свивали четки цветной петлей,

И повторяли: "Не опоздать..."