Стихотворения

Андреева Ольга родилась на юге Украины. Автор нескольких поэтических сборников. Публиковалась в альманахах и журналах. Лауреат конкурса «45-я параллель» в 2013 и 2015 году. Дипломант Тютчевского конкурса 2013 года. Финалист Прокошинской премии в 2014 году. По профессии инженер-строитель. Занимается проектированием автомобильных дорог.

 

 

                    * * *

 

Кто так коротко выстриг газоны?

жалкий ежик трехдневной щетины

на ветру, виновато-зеленый,

схвачен инеем. Рву паутину,

никого и ни в чем не неволю —

даже можете зубы не чистить,

не иду в поводу у тревоги —

хватит поводов, только причины.

 

Время нежных цветов отпылало —

терпкий, пряный горчит палисадник,

желтый, синий, и жесткие стебли

не согнут непокорные шеи.

Мост уходит трехмерным лекалом

к горизонту, бесстрастным глиссандо

резкий ветер акации треплет —

так позволь себе все, что умеешь.

 

Мы так редко себя отпускаем

полетать над прощеной землею,

но на то и октябрь. Суетимся,

все надеемся — может, успеем.

Но молитвенник на аналое,

и гроза где-то ходит по краю,

обессилев. Прощаются птицы,

и уже распевается певчий.

 

Каждый лист подержать на ладони —

будто карты лежат вверх рубашкой,

будто ждешь там увидеть такое,

чего не было сроду в колоде.

Но с улыбкой фальшиво-парящей,

как ворона над аэродромом,

мне предложат — коньяк или кофе,

стылый чай, разговор о погоде.

 

Лишь октябрь — он не может иначе —

мокрой подписью, синей печатью

заверяет в туманах творожных

наше право на вдох и на выдох,

и в объятиях сумерек прячет

суеверно иные объятья —

в лицах дождь и листва, невозможность

быть друг другом — исчезнуть из виду.

 

                    * * *

 

Зимы — как не было. Наверно, страшный сон,

чистилище из пуганой подкорки.

Очнулся мир — истрепанный, босой,

прозрачный. Горький, взрослый, непокорный...

В весну — без проводов и тормозов.

Глаза огромны и остры ресницы.

Так трудно начинать с ее азов.

«Я видел все» — на бледных тонких лицах.

 

«Что видел ты — забудь, забудь, забудь...» —

ласкает луч, щекочет — «мы играем».

Фантомный след оставила на лбу

беда неровным воспаленным краем.

И нас слегка качает от зимы,

и лес ослаб, он на ветру бледнеет,

но дышит мартом. Первобытной тьмы

полны озера, побережья немы.

 

Сбежать ли от того, что наяву,

к тому, что — истина? Несложное заданье.

Я заварю волшебную траву

и в щелку подгляжу за мирозданьем.

Но там — все то же. Путаный прогноз

о том, что доллар дорожает к йене.

А значит, хватит грызть граниты грез

и заниматься йогой сновидений.

 

Ты помнишь эту церковь на холме?

Ты помнишь — возносилась и парила

в лучах и в молниях? Но, выйдя к ней во тьме,

не допусти дешевой эйфории.

Весна влечет сверх всяких вер и мер,

и назовет ее всяк сущий в мире мистик,

и, площадью в квадратный сантиметр —

живой детеныш, виноградный листик.

 

                     * * *

 

                              Мой городок игрушечный сожгли,

                              И в прошлое мне больше нет лазейки.

                                                                                   А. Ахматова.

 

Я родилась в игрушечном раю.

Порой он, правда, притворялся адом.

Там в голову беспечную мою

назойливо ввинтилось слово «надо»,

такое инородное. Реки

изгибы в балке прятались без счета,

казались высоки и далеки

цветные двухэтажные «хрущевки».

 

Я родилась поддерживать очаг

и Золушкой копаться в мелочах,

учиться чечевицу от гороха

хотя бы понаслышке отличать.

И да минует случай страховой

лоскутный свет — и ласковый, и ладный,

где с миром был надежный уговор

у детства — в каждой клеточке тетрадной.

 

Рука слегка в чернилах — это я

теряюсь от сложнейшего вопроса —

какого цвета спинка воробья?

И бантики в горошек держат косы.

 

Тут раньше было дерево. Оно

пило корнями, возносилось в небо,

листвой светилось и цвело весной,

в ликующей головке быль и небыль

сплетая в пряди, дождевой водой

промытые, змеилось сквозь тетрадки.

Теперь тут только крыши чередой

и дымоходы в шахматном порядке.

 

Мы гаснем долго, искрами во тьме —

вдруг занявшись и описав кривую,

немыслимую, сложную — взамен

луча, стрелы, мы проживаем всуе

и неумело... Но горим пока.

Как только отпущу свое начало —

я стану тенью в роговых очках,

как все, кто больше свет не излучает.

 

 

                    * * *

 

Пока не чудо, рукотворно —

как из лучей собрать звезду,

из кирпичей огнеупорных —

очаг, из блоков — виадук,

 

набросок вечности несмелый —

пока не спорится, плывет.

Папье-маше. Рисунок мелом.

И едок дым. И ломок лед.

 

Так много грезишь о свободе —

брось. На крыло — и вот летим.

Галлюцинации мелодий —

примета верного пути.

 

Полынный воздух электричек,

плетенье скошенной стерни.

У этой канители птичьей

есть тоже скомканные дни,

 

но ведь — летят. Покинуть Гамельн,

пока не вырастешь большой,

своими нежными мозгами,

своей стерильною душой.

 

           ЛАСТОЧКЕ

 

Твой мир огромней моего,

стремительнее, необычней,

не зная слов — куда его

ты воплощаешь духом птичьим?

Не зная музыки — во что

ты проливаешь слезы, как ты

не задохнешься красотой,

ее простым и дерзким фактом?