Игорь Силантьев

Две эклоги о звуке

 

-I-

Вспомни городок с чужим названием,

Колким, сухим, как степной кустарник.

Вспомни горькой полыни гроздья,

Спутанные с проржавевшим ветром.

Вспомни горбатые пятиэтажки,

А за ними столбы горящего неба.

И гул подступившей к горлу жизни.

 

Первые впечатления от музыки нелепы.

Будто ненароком на льду поскользнулся.

И локоть ушиб. И порвал куртку.

Мать будет штопать рукав устало.

Звуки не прошены. Не предусмотрены.

Непонятно зачем это. Без них проще.

К воздуху музыки нельзя привыкнуть.

 

Тропинка в траве по пояс. Кузнечик

Прыгает чуть не в лицо. Уроки

С утра до обеда. Потом с папкой

Учебных нот путешествие в дерзость.

Дворы с хулиганами, за ними дорога,

По ней пылят нецарские колесницы.

Огонь пылает в темном бараке.

 

Пылает из немоты, из половичного скрипа.

В бараке классы музыкальной школы.

Белеют венцы почернелых бревен.

Гудят органа древесного трубы.

Время расписано по нотной бумаге.

Урок сольфеджио как вскрытие лягушки.

Солнце глядит слепыми глазами.

 

Гаммы. И еще раз, и еще раз гаммы!

Дрожью звенит позвоночник рояля.

Но это в грезах. Высохшее пианино

Шамкает октавами, выпавшими зубами.

Струны как строй нетрезвых буфетчиц.

Гамма петлей треножит пальцы.

За барачным окном рыдает свобода.

 

Слетевшиеся ангелы сели на плечи.

Терпят идиллию школьных этюдов.

Бах. Чимароза. Скарлатти. Гендель.

В звездной слюде застыл Фрескобальди.

На белых клавишах изысканная скука.

На черных восторг овладения формой.

Но бьют мимо сердца аккорды финала.

 

Непросто свежие сломать побеги.

Дергаешь, крутишь, вертишь, мочалишь.

Так и оставишь ветку поникшей.

Нож нужен острый для этого дела.

Вот, наконец, в руке пара прутьев.

Сделаешь лук из того, что потолще.

Стрелу заточишь из тонкой ветви.

 

Консервные банки на кольях забора

Зевают гримасами бледнолицых.

Крадется в кустах краснокожий индеец.

Беспечным врагам не будет пощады.

Громыхает ярость в вышних сферах.

Бог закатный и неотвратимый

Звезд крещендо на бой выводит.

 

Стрела ушла в цель! А потом отскочила.

В листве ли, в траве густой затерялась.

И не ищи, не найдешь на ночь глядя.

А может, за небо она залетела.

И без возврата. Стрела или детство?

Уши зажмешь, но унять не сможешь

Ручьями сбегающие к тебе звуки.

 

Музыка – это стул со сломанной ножкой.

Хлопающая на ветру мокрая простынь.

Тяжесть колес самосвала на стройке.

Ругань полночная уличных пьяниц.

Музыка – это влекущее тебя и чужое.

Игольный взгляд стеклянной блондинки.

Слово, что ты не можешь вспомнить.

 

А еще она стыдная, будто нечаянно

Замеченное нижнее белье у соседки

По парте в школе. Нельзя так просто

Взять и дотронуться. Тем более дурно

Под ритм, что выстукивает метрономом

Учитель, натужно ее фортепьянить.

До потной шеи. До потери слуха.

 

Поэтому прочь от нее – на волю.

Первая любовь к любви не приводит.

Мяч, велосипед, рогатка, рыбалка.

Сыщик Холмс и три мушкетера.

Марки, конструктор, авиамодели.

Строение атома, бином Ньютона.

И первые прогулянные уроки.

 

Поэтому прочь от нее – на поиск

Стрелы, залетевшей куда-то за детство.

Нужно искать в глазах, в подворотнях,

В ошибках, в глупостях, в первой ссоре,

В первом снегу и в первой смерти.

И в травах осенних, черных, желтых.

Вот она – в путах припавшей полыни.

 

Утром все кажется ненастоящим.

Луч на стене. Овальный будильник.

Отсутствие смысла. Куском рафинада

Жизнь белеет в углу полутемном.

Недалеко. Привстать, дотянуться,

В руку забрать. И клетку грудную

Рванет мажор. Музыка, здравствуй!

-II-

Неровно светает. И ты еще дремлешь,

Но спустя минуту слетаешь с постели.

Предутренний холод жмет половицы.

Вода в умывальнике помнит зиму

И окончательна, словно выстрел.

Дрожь пробивает тебя от макушки

До пяток босых и уходит в подпол.

 

Чай – это единственное спасение.

Зеленобокий, фламингоносый,

Плачет от тайного жара чайник.

Плачет от тайны, которая будет

Тобой потеряна, тебе открыта.

Чаепитие – это терпкое начало

Того, что сегодня не случится.

 

Но рано об этом. Нужно сначала

Пространство дома измерить шагами.

Руками углы перебрать и стены.

А еще неподатливые натереть уши.

Глаза у орла, и нос у собаки,

А слух – это твой способ остаться

Сегодня, всегда в оставшейся жизни.

 

Но счет пошел уже на минуты.

Скорее надевай штаны и рубаху,

В долгие забирайся сапоги, а тело,

Словно в доспех, облачай в ватник.

Ступени крыльца набрались влаги

И провожают тебя без скрипа.

И небо тебя несмело встречает.

 

Растения ждут прямее правды.

Травы к рукам, к теплу прильнули.

Верхушки уже успели обсохнуть,

Но еще тяжелит роса подножья.

И если опустишься ты на колени,

Встретишь острое дыхание почвы,

Сложенное из вкуса смерти и соли.

 

Тропинка уводит тебя в низину,

Подернутую клоками тумана.

Осока становится выше, жестче,

В ногах норовят запутаться кочки.

И вот стеной камышовая заросль.

А дальше до леса стайки березы

И полное ночи ушедшей болото.

 

А зуд комариный растет паутиной

Настраиваемых оркестром скрипок.

И низкий шмель в тугой спирали

Натужную партию виолончелит.

В партер изволите? Или вы в ложу?

Простите, в лужу? Но выбор не важен.

Вот-вот симфония в мир грянет.

 

И взрывом ликующим летит со сцены

Под аккомпанемент жуков болотных

Всеутверждающий хор лягушек!

Гремят октавы, трепещут кварты,

Терции, квинты звенят в накале.

И радость слетает с небес искрою.

И воздуха грудь перебирает.

 

Тянутся вверх лепестки, тычинки.

Лезут по стеблям вслепую черви.

Птицы за ними следят с тревогой

И тоже хотят быть звуками оды.

А в руки к тебе прыгает ангел,

И слышится в хоре его голос.

А после в болотину он сбегает.

 

Но это не все. Солнце приходит.

И это лицо тебе странно знакомо –

Красное, сморщенное, как у младенца.

Это ведь ты, что был при рождении,

Каким тебя видела мать впервые.

И плачем младенческим солнце встречает

Бетховенский строй болотного хора.

 

А солнце становится совсем иное –

Глядит на тебя, младенца, любуясь,

Мать уставшая твоя после родов.

И слезы рождения, а может, росинки

Лучами высушивает кружевными.

И скромный шмель в хоботке приносит

Перемыкающую горло ноту.

 

Но квак лягушиный срывается в коду

И тонет в шелесте камышовом.

Глухой, немой, ты стоишь в болоте,

Лишенный чуда, облепленный гнусом.

Отмахиваясь, спотыкаясь о корни,

Без ног бежишь обратно в деревню.

И солнце нещадно палит затылок.

 

Что-то сложилось не так, не ладно.

Потеряны лица, слова опустели.

Младенец, мать, смерть, еще раз

Смерть как мера нелегкого стука

Неправильного последнего сердца.

И радость – самое трудное слово,

Тебе его нужно забыть, вспомнить.

 

Ложится закат неровным светом.

К земле припадают тихие травы.

Покровом служит им темное небо.

И вместе с трудными словами уходит

Неправильное последнее солнце.

Не бойся смотреть в слепые проемы

Туч, насилу разъятых ветром.

 

 

Ознакомиться с пдф-версией проекта:

№5

 

Ознакомиться с предыдущими пдф-версиями проекта:

№1 №2 №3 №4