Наверное, я осенью умру

В ноябре 2017 года ушла из жизни София Бронштейн.

Уроженка Крыма, она сохраняет в своих стихах его живописно-яркую природу. Кажется, особенно её тянет изображать осень, а изобразив – поддаваться её власти, иногда как бы пугаясь изображённого:

Чьи призраки в заброшенном саду

Шуршат по палым листьям залежалым?

А небольшое стихотворение «ЭТЮД» исполнено неизвестно откуда взявшейся пророчески-тревожной силы. И кажется: если уж писать о природе, то – вот так.

А если «о дружбе и любви»? … Ну, тут наша поэтесса даёт немало образцов, вот хотя бы «РУЧЕЕК» и «ЧАЕВНИК».

С.Бронштейн училась на филфаке, преподавала русский язык и литературу. Эта литературная закалка чувствуется в стихах. Возьмём, например, «ЧАУ-ЧАУ…» ? его можно считать переложением чеховского рассказа: дама с собачкой, увиденные глазами … нет, не Гурова, а «учёного» кота.

Здесь, конечно, надо отметить иронию, свойственную многим стихам поэта. Иронию, расширяющую изобразительные возможности (дающую обзор с дополнительных точек зрения) и – никогда не бывающую злой.

Читателям, пожелавшим больше узнать о стихах Софии Бронштейн (многие из них, положенные на музыку, стали песнями), мы советуем заглянуть в виртуальный журнал «Самиздат», содержащий все пять её прижизненных сборников:  http://samlib.ru/b/bronshtejn_s/

Дорогу осилит идущий. Удачи смелым! 

А пока – краткая подборка.

Илья Корман

ЭТЮД

 

Держи меня крепче за руку.

Неярким огнем горя,

Уже надвигается с запада

Воинство ноября.

И неудержима конница

Последних его ветров,

Что грудой смела за околицу

Убранство дерев и кустов.

На полосу цвета хаки

Мертвой уже травы

Залягут в сугробы вояки –

Пехота грядущей зимы...

 

РУЧЕЕК

 

Журчит ворчливый ручеек

За поворотом.

Давай попьем с тобой чаек

Да с бергамотом.

Жужжит июньская пчела

Над майским медом,

Снует проворная игла –

Халатик смётан.

Его я завтра застрочу,

Пришью оборку

И по воду схожу к ручью

За дом под горку.

И ты придешь ко мне на днях

Под вечер снова,

И встречу я тебя в дверях

В своей обнове.

И в чашки с розами налью

Отвар душистый,

Льняную скатерть постелю

На столик чистый,

И снова чаю вскипячу,

Глотну глоточек.

Тебе понравиться хочу

Я очень-очень.

 

Чаевник

 

Я умер в прошлый понедельник

От горя и тоски. Во сне,

Когда вечерний бриз-бездельник

Задернул шторы на окне.

 

Я так Вас ждал на чай в субботу,

Купил пирожное буше

И в чай добавил бергамоту,

Что Вам особо по душе.

 

И в воскресенье не пришли Вы,

А я так ждал, я был так рад,

Но трюфеля и джем из сливы

Свой потеряли аромат.

 

Тогда я взял себе и умер.

Зачем мне жить в такой тоске?

А мерзкий телефонный зуммер

Жужжал, как муха на виске.

 

Пришла молочница во вторник,

Я ей, конечно, не открыл.

Соседский кот, подлец проворный,

Сметану на крыльце разлил

 

И, нализавшись до отвала,

Кот вышел, видимо, в астрал.

А я лежу, мне горя мало,

Я умер, я же вам сказал.

 

Была жара, сметана скисла,

Полночный приближался час,

И жизнь, и смерть лишились смысла,

Но тут пришло письмо от Вас,

 

Что приглашаете к обеду,

Что будете скучать и ждать...

Придется мне воскреснуть в среду,

Я не могу Вам отказать.

 

 

ЧАУ-ЧАУ, или БАЛЛАДА ЛИСТОПАДА

 

Хаиму Хулину

 

В осенннем парке листопадная метелица,

И сквозь нее неторопливо-величавая,

На поводке ведет законная владелица

Свою мохнатую собаку чау-чау.

 

Хозяйка, как Вы хороши, поверьте слову,

Вы неприступны, словно княжество удельное,

И чау-чау языком своим лиловым

Вам лижет руки от восторга беспредельного.

 

Я под вуалью Ваших глаз не различаю,

Но уловив движенье рук в перчатках палевых,

Я захотел вдруг стать собакой чау-чау,

Чтобы меня по холке изредка трепали Вы.

 

У Вас походка и осанка благородная,

Но если я не стою Вашего доверия,

То тут же сдохну я дворняжкой беспородною,

Как рано вымершая рыба латимерия.

 

Мы в этой жизни все прохожие случайные,

А наша встреча – Божья милость беспредельная,

И понял я простую истину печальную,

Что наши судьбы, как аллеи – параллельные.

 

Так много листьев, даже ветру не убрать их,

Сквозь листопад я Вас почти уже не вижу.

Я Вас люблю сильней, чем сорок тысяч братьев,

А чау-чау Вашу просто ненавижу.

 

Так безответно и умрет любовь безгрешная –

Я не признаюсь сам, а Вы меня не спросите,

Вы не заметите страдальца безутешного

И, проходя, "кис-кис" небрежно мне не бросите.

 

Горят листвою золотой кусты нарядные,

Как будто пестрых угольков в костер подбросили.

И рыжий кот глядит глазами виноградными

Во след любви своей, что канет в недрах осени.

 

Наверное, я осенью умру

 

Наверное, я осенью умру

С последним поседелым георгином.

На утреннем пронзительном ветру

Ничейная меня отвоет псина,

 

И поздних яблок редкий перестук

По крытой новой черепицей крыше,

Наверно, будет тот последний звук,

Который в этой жизни я услышу.

 

ОСЕНЬ КЛЕНЫ ЗАПАЛИЛА

 

Осень клены запалила в опустелом парке старом

И под ноги нам швырнула горсти листьев золотых.

Ей не жалко – все богатства раздает нам осень даром,

Как поэт в толпу горланит свой последний лучший стих.

 

Осень – дерзкая девчонка и чванливая эстетка,

Улетевших птиц проводит меленьким дождем.

Вслед помашет полуголой, но еще изящной веткой,

Ни о ком скучать не будет

И мгновенно позабудет,

Так и нас она забудет, если мы уйдем.

 

Воробьям насыплю крошек в их кормушку под окошко,

И зерно с водой поставлю в блюдцах разных.

Пусть хотя бы гомон птичий оживит мой дом немножко,

Пусть у птиц беспечных будет нынче праздник.

 

Воробьи перезимуют на ветвях застылых кленов,

Осень просто их оставит ледяной зиме.

Может быть, дождусь я с ними первых листиков зеленых,

Если нет, хотя бы птахи пожалеют обо мне.