Я полагаю, Бог живёт в Одессе...

***

 

Я полагаю, бог живёт в Одессе

и по утрам один выходит к морю,

чтоб солнце встало, несмотря на войны,

шторма и катастрофы во вселенной,

пока друг в друга целятся Дантесы,

пока считают – с нами это можно –

друг друга мирно подрезают волны,

благоухает ночь самозабвенно.

 

Скажу сегодня городу и морю –

стопа тоскует по твоей брусчатке,

а глазу сухо без волны искристой

и скучно без изгибов и лепнины,

ажурных крыш, мостков, уютных молов,

когда опять запросит мозг пощады –

сбегу туда, где зелено и чисто,

где есть штрихи, нюансы, память, книги.

 

Конечно, здесь – в бутонах ранних улиц,

вдруг в площадь расцветающих несмело,

в листах и во дворах, в случайной фразе –

я здесь дышу – уже не задыхаюсь.

Со мной всё ясно, я пошла на убыль,

на место духа прирастает тело,

но ум да разум не даются разом,

а бесов можно распугать стихами.

 

Он здесь живёт – где музыка родится,

где статуям кивают светофоры,

где в перспективах сладко быть бродягой,

где зыбок свет, дрожащий над веками.

Равно свободны от идей, традиций –

тот не утонет в луже, в ком есть море,

по улице, к рассвету восходящей –

как по лучу… Излечит белый камень,

 

срастётся всё, и город держит нежно

меня в своих ладонях, как Венеру,

шаги едва касаются брусчатки,

пора отдать концы и взять начала.

 

 

***

 

Кишка Фейсбука стала мне тонка,

вот-вот порвётся этот хлипкий пост

от нежности, от ярости, от звёзд…

Так мало говорю, и всё с рывка,

но вилкой чай мешать – гонять чертей.

Весна, цыгане шубы продают,

уже тошнит от всяких новостей,

от честных – тоже. Выхожу к ручью,

 

топограф – он что видит, то поёт,

не брезгует ничем, рисуя план.

Я выдам свой невольный перевод

волны, и в ней створожится туман.

Не загоняйте человека в Гугл!

Бывалый конь вдоль выжженной стерни,

младенчество травы на берегу…

Но сломанной воды не починить.

 

 

АВТОБУС РОСТОВ-ОДЕССА

 

Золотые подсолнухи, тряска разбитых дорог,

серебристой маслины дичок раскудрявил пространство.

Это родина, мама, любовь, это дети и бог,

всё моё, всё, чем держится мир, соль его постоянства.

Павиличьего цвета растрескавшиеся дома.

Я вольна не спешить, не мудрить, быть блаженно неточной.

Но с другой точки зрения эта свобода – тюрьма,

значит, буду держаться подальше от названной точки.

 

Факты – вещь не упрямая, нет – их довольно легко

размешать, измельчить, выпечь с корочкой, сдобрить корицей,

но всегда горьковато у дикой козы молоко,

и всегда виновата от всех улетевшая птица.

А в разреженном воздухе пули быстрее летят,

это если – в горах, там и мысли мелькают быстрее,

а в степи – зависают… Лишь дикий горчит виноград…

С точки зрения ангела – быстро летим. Всё успеем.

 

 

***

 

Где же дяди и тёти, которых я видела в детстве?

Те же девочки, мальчики – что же я с ними на вы?

Эти бороды, эти седины, морщины… Вглядеться –

все, кому я так верила раньше,

похоже, волхвы –

не волшебники, просто учёные –

опытом жалким,

(был бы ум – меньше опыта было бы…)

Веки красны –

значит, завтра зима обнажит прописные скрижали

и к земле пригвоздит. Чё мы ждём-то? Растущей луны?

 

«Осторожно, ступеньки» –

внезапно в музее. Спасибо,

очень вовремя, всюду Италии тают холмы…

…И кофейник внести, белой шалью прикрыв от росистой,

зыбкой зорьки свой мир –

тихий завтрак во время чумы.

И пока под ковром обостряется драка бульдогов,

пробираясь под брюхом баранов, я к морю прорвусь,

быть в плену у баранов забавно, но очень недолго…

Сыр сычужных сортов я не ем, но не жить же в хлеву.

 

Беззащитные красные веки у женщин Ван Дейка –

это не обо мне,

я гляжу исподлобья в упор,

В этой цепкости рук, хоть и слабых, уверена с детства –

не отвертишься, вместе,

подумаешь – там светофор…

Жизнь становится слишком короткой –

была бесконечной.

Нервным кончиком ветка вцепилась

в последний листок,

просчитавший лекало своей траектории встречной –

что с того, что циклону на запад.

Ему – на восток.

 

 

***

 

Они не знают зеркал.

Их отраженье – полёт.

На волглых пролежнях скал

небесной манны склюёт –

и вновь вольна и легка,

что в ней? – всего ничего.

От сильных мира сего –

к счастливым мира сего.

 

 

***

 

Не мигрень – открылся третий глаз,

под лопаткой больно – крылья режутся.

то меня сослали на Кавказ

за грехи кармические прежние,

всё теперь смогу – поймала нерв

тех стихий, что в реках льды ворочают,

пьют от солнца, плачут при луне,

молнию творят летящим росчерком.

 

Недисциплинированный мозг

всё права качает – всё позволено,

кто ему сказал, что он бы – мог?

мы условиями обусловлены,

одурачены, обведены

вокруг пальца пущей осторожности,

только чтобы не было войны,

только чтобы мирно, по возможности.

 

Опрокинул кто-то Южный Крест,

нет контакта, только и останется –

отразиться в собственной сестре

через города, границы, станции.

 

 

***

 

Я с годами сильней привязалась к Итаке –

я вольна иногда выбирать несвободу –

от чего захочу – в том и смысл, не так ли –

нам решать, кто нас радостно встретит у входа.

 

Полный дом переломанных стереотипов,

в нём и жить невозможно – немного традиций

всё же надо оставить – иначе увянет

и цветок на окне и гирлянда на ёлке

(не пора ли убрать?) – ну ещё полстраницы…

 

Полстраницы всего – и на выход с вещами,

душу тянет в воронку – не спрячешь, не скроешь.

Мне моя голова ничего не прощает,

мы по разные стороны линии фронта,

объявила войну, скоро вовсе забанит,

будут добрые ангелы в белых халатах,

затворюсь под живучей, как кошка, геранью,

чтобы весь этот мир объявить виноватым.

 

Vita brеvis, а прочее – спорно, неточно.

Каждый день собираю себя из кусочков,

на которые ты меня к вечеру крошишь,

я срастаюсь всё дольше, теряются пазлы,

так и лезут, царапая, злые лушпайки –

нелегко отделяются зёрна от плевел,

плач дельфина – два вдоха и выдох – попробуй,

да помогут дельфины пройти этот левел.

 

 

***

 

Бог есть! – а значит, всё позволено,

пусть даже неугодно кесарю,

запрет – в тебе, дели на ноль его

в геометрической прогрессии,

 

уже задела ссылку стрелочкой –

теперь терпи, пока загрузится

и  разродится, и раскается,

отформатируй по возможности

весь диск. Дрожать над каждой мелочью?

Всё, что держало – да, разрушено,

пугает разве апокалипсис,

всё остальное – просто сложности.

 

А что осталось – то и значимо.

«Майнай!» – махни рукой крылатому,

спустившись, улыбнись бескрылому,

за безупречную сознательность.

Будь я китайским иероглифом,

я это так изобразила бы:

мир рассыпается на атомы

и разъезжается на роликах.