Трое в пейзаже. Поэма

Пролог

 

O ангелы эти,

по всей планете

крылья свои и пятки

ъб камни сердец, человечьих путей

стирающие без оглядки

на Бога, который – 

                          седой и мудрый отец

(хоть глянешь – не поверишь: 

                                              младенец,

молодец среди овец) –

говорит сквозь слёзы: "Не надо,

не спасть вам стада

бедных сирот, ибо ад – их суть,

ъни не изменят путь.

Они, возлюбленные мои букашки,

воспламеняются, как козьи какашки – такая жуть! –

                                                     человек – пожар!

Зачем я наделил его вашим светом,

не подумав сделать огнеупорной – плоть?

Но не было б всех этих храмов – 

свечей, разгоняющих чёрную ночь

мироздания.

                      Мы

не вышли бы з тьмы,

ведь вы, ангелы – ветер,

сияющий ветер,

но только – ветер.

 

 

Иисус

 

О ангелы эти,

так тяжело им без неба,

что друг без друга – не могут.

Узнают друг дружку в толпе (во тьме),

подходят:

"Здравствуй, ты как?

А какое ты выбрал имя

                                           в этих краях?

Чем занимаешься?

Я вот..." и всё в таком роде.

Один знакомый знакомой

(оба – ангелы)

некто по кличке Иисус

в бытность свою антифа

встретил с толпой своих в Биарице

другого ангела:

                              налысо, в берцах,

парой взглядов они обменялись:

— Как же ты так?

                              - Да понимаешь,

в этой войзне

они несчастней и вас, и детей цветов;

такие же злые, как пакистанцы,

что от голода едят младенцев своих

и в товарных фурах рвутся туда, где еду

бросают собакам и ветру;

но так же нужны им и нежность, и нежное слово;

ъни даже не знают, что ж с этим делать,

пытаются издеваться, смеяться, но чувствуют – вот оно,

то, зачем следует жить,

и точно, как у собак:

недоумение и счастье.

 

А потом его били, кричали

и Иисус кричал громче всех,

только звёзды на далёком горизонте

(естественно, не этом)

подёрнулись все туманом.

 

 

Трое #1 Плач-палач

 

О ангелы эти,

идут себе в сопровождении самом бизарном*

по грешной планете,

видел бы кто из архангелов – столько смеху,–

а те – плачут,

и дюны заносят острова,

и леса вырубают ради исполинских голов

(рады вы? гол ваш остров: один скалистый остов,

мглистый илистый берег

да каменный оберег –

только некого больше беречь,

смолкла речь).

Пустыня в море людском –

архангельский плач.

 

* От фр. bizarre – странный.

 

 

Бог – это тот, кто изрёк архангелов.

Язычник – это тот, кто узрел архангелов

и принял их за богов.

 

Боги, а, боги,

зачем напророчили вас пророки?

Что будет нам проку, что эти ноги

свои об дороги

да наши пороги

растерли, как зубы – булку;

как губы – ласку, прося огня,

гоняясь за сказкой,

ветер арканом ловя?

Думали мы,

слова их – дымка,

а, оказалось, куски кремня.

 

О боги, о боги,

огонь, огонь

ваших седых сияющих глаз

прожигает нас

нас-

квозь. Небо-рай,

дай дожщ,

не то совсем сожжёшь!

 

Боги, о боги,

огонь, огонь

пожирает нас. Око за око.

Окинь, окинь

взглядом песчаную землю.

Зелень где? – вера. Что уготовит завтрашний день?

И кто из пророков

готовит нам завтрашний день?

 

 

NВ

 

Архангелы, дайте сердцам зачерстветь.

Божьего плача

хватит на всех.

 

 

Трое #2 Потлач

 

О ангелы эти,

идут себе в сопровождении самом бизарном

по грешной планете.

 

Точно так и со мною было

(точнее, я это видел).

Впереди шёл ангел, он звался Тристан.

Нёс он –

или то сон,

нет, сны все потом! –

огромный бумажный пакет

набитый хлебом, ему бы букет –

за ним шла девица

влюблённая в него, словно птица

Абу Харун – в сердца, пустыни –

в лужу или в родник,

и мы шли к ней домой,

в сердце пустыни,

les deux chevaliers*и les chloppars des walers**,

как нас нас называют и ныне,

(третьим, как вы понимаете, был я,

и тоже тащил бумажный пакет).

 

Я нагнал Тристана и шепнул:

— Спасибо.

                    - За что?

— За то, что позволил увидеть

твои крылья.

В небе луна и звёзды

переливались, словно северное сияние.

 

* Два рыцаря

** Фраза "сучьи воры" - "les salopards des voleurs" - произнесённая с сенегальским акцентом.

 

 

Трое в пейзаже

 

Девушка, увы,

одержима была.

— Демоны дирижировали?

— Естественно, нет, сама

собой.

Пламени в ней –

на сейдесят лет

плача.

 

Жалость же Тристана...

— Жалость – слово неангельское

какое!

Будто бы улей

злости.

 

Каждый тёмный сезон

мы приносим друг другу цветы,

 

Тристан-бедняга так сострадал,

что на стеблях подъёмных кранов

мерещились виноградные гроздья, а на востоке, где соком

ночным наливался небесный

                                                   склон –

соколы белые

дуги чертили

вокруг луны –

ангел любой

такие о небе

сны...

 

сообщения о перелётах,

ценах на воду на небеси,

последние погодные сводки

по Би-Би-Си...

 

А девица спросила:

— Самолеты видишь?

У них там праздник. А как же? 7:0 – точно тебе говорю.

 

передачи о подлёдном лове, подпольном лете...

Каждый тёмный сезон

 

Она не видела ни винограда, ни птиц...

 

мы становимся перед незашторенным окном

просторной гостиной

 

Ей не терпелось прийти домой и включить футбол,

её команда играла толи в полу- толи в полном финале.

 

и смотрим, как лампа сердечно-сосудистой же

тлеет, желтея

в кромешной осенней

печали...

 

 

Полифем

 

Каждый день – священен,

даже в нашем мире, где счастье

людям дают футбол или распродажи,

где вода стоит дороже

крови, неба и честности.

И вот вместо того,

чтобы расстелить в земле

десяток-другой существ,

или, по крайней мере, одно-единственное – себя,

ты внушаешь людям эту простую

и, вероятно, ложную мысль,

в то время, как тот,

кто коснулся самого дна

правды –

проклят.

 

 

Эпилог (самая капелька прозы)

 

Теперь Иисус просит милостыню в Тулузе,

читая круглые сутки

«Джая Шива шамбо».

По чистой случайности, его любимая песня –

«Айко-Айко» – та самая,

под которую ангел, поведавшая о нём,

последний раз теряла девственность

(лет семь назад).

My grandma and your grandma were

Sit-tin  by the fire. - My grandma told

Your grandma "I m gonna set your flag on fire."–

два болгарина подобрали её по дороге,

и пока она была с одним из них на заднем сидении,

то и дело соскальзывая с кожаной куртки и несвежих порно-журналов –

это доставило больше боли, чем удовольствия –

у того, что вёл,

чаще всего глядя в зеркало заднего вида,

не переставая, кровоточила рана на правой руке

под эту песню, полную солнца –

контрапункт из американского триллера –

Look at my king all dressed in red

I-ko, I-ko, un-day. I betcha five dollars he ll kill you dead

Jock-a-mo fee na-né…