Глядя сквозь пламя. Стихи

Несвоевременность (не путать с несовременностью!) — признак большого поэта. Поэтому его — либо убить, либо замолчать. Как-нибудь сделать вид, что его нет. Это вполне биологическая функция общества. То есть происходит автоматически, без зазрения совести. Причина этого проста: мы не хотим отражаться в реальности и не хотим помнить. Сатиру мы любим, потому что в ней легко смеяться не над собой. Поэзию мы не любим точно так, как не любим природу и детей: слишком ответственно. Нам некогда. Некогда чувствовать, некогда помнить. Нам неудобно за самих себя, и тогда мы делаем вид, что нам скучно.

Владимир Алейников — великий русский поэт, более сорока восьми лет неустанно пашущий на ниве отечественного слова. Слава мира запечатлена в его стихах с такой силой, что нам легче всего отказать ему в той славе, которую раздаём сами,— в мирской.

Несуетность — признак большой работы. Её тоже удобно не замечать, чтобы не сравнивать со своей.

Пришла пора издать Владимира Алейникова так, чтобы всякий взявший книгу в руки заподозрил, кто это. Я вижу том, в жанре «Библиотеки поэта», с предисловием, раскрывающим масштаб и уникальность его творчества, с академическим комментарием, изданный не как сумма текстов, а как единая большая книга, представляющая собою художественную ценность сама по себе. Эта книга должна попасть по адресу — в руки подлинного читателя.

Алейников — это не человек, не тело, не член общества — это облако. Облако поэзии. Надо поймать его в переплёт.

Я счёл бы для себя честью написать о нём для этой книги. Я бы постарался исполнить это на уровне, достойном его поэзии.

Андрей Битов


* * *
Разметало вокруг огоньки лепестков
Что-то властное — зря ли таилось
Там, где след исчезал посреди пустяков
И несметное что-то роилось?

То ли куст мне шипами впивается в грудь,
То ли память иглою калёной
Тянет нить за собой — но со мною побудь
Молодою и страстно влюблённой.

Как мне слово теперь о минувшем сказать,
Если встарь оно было не праздным?
Как мне узел смолёный суметь развязать,
Если связан он с чем-то опасным?

Не зови ты меня — я и рад бы уйти,
Но куда мне срываться отсюда,
Если, как ни крути, но встаёт на пути
Сентября молчаливое чудо?

Потому-то и медлит всё то, что цветёт,
С увяданьем, сулящим невзгоды, —
И горит в лепестках, и упрямо ведёт
В некий рай, под воздушные своды.

Лепестки эти вряд ли потом соберу
Там, где правит житейская проза —
Бог с тобой, моя радость! — расти на ветру,
Киммерийская чёрная роза.


* * *
Уходит какая-то сила,
И вроде бы пусто в груди, —
Так что это всё-таки было?
А впрочем — постой, погоди.

Не новую силу ли чую,
Пространства вдыхая размах?
И старые раны врачую,
Покою внимая впотьмах.

А воля — она многогранна,
Её не бывает полней —
И, видимо, вовсе не странно,
Что тянемся издавна к ней.

В поступках своих своевольны,
Мы сдержанней стали уже —
И, участью этой довольны,
На грозном живём рубеже.

Что было — уже миновало,
Грядут снегопад, ледостав —
И в рёве девятого вала
Нам кажется: каждый был прав.

Ещё не рванулись мы просто
Сквозь дрёмой очерченный круг,
Сквозь драму сомненья и роста
В трагедию времени, друг.


* * *
Привыкший делать всё наоборот,
Я вышел слишком рано за ворота —
И вот навстречу хлынули щедроты,
Обрушились и ринулись вперёд,
Потом сомкнули плотное кольцо,
Потом его мгновенно разомкнули —
И я стоял в сиянии и гуле,
Подняв к востоку мокрое лицо.

Там было всё — источник бил тепла,
Клубились воли рвенье и движенье,
Земли броженье, к небу притяженье,
Круженье смысла, слова и числа, —
И что-то там, пульсируя, дыша,
Сквозь твердь упрямо к миру пробивалось, —
И только чуять снова оставалось,
К чему теперь вела меня душа.

Бывало всё, что в жизни быть могло,
И, как ни странно, многое сбывалось,
Грубело пламя, ливнями смывалось
Всё то, что к солнцу прежде проросло, —
Изломанной судьбы я не искал —
И всё, как есть, приемлю молчаливо,
Привычно глядя в сторону залива,
Где свет свой дар в пространстве расплескал.


* * *
Для высокого строя слова не нужны —
Только музыка льётся сквозная,
И достаточно слуху ночной тишины,
Где листва затаилась резная.

На курортной закваске замешанный бред —
Сигаретная вспышка, ухмылка,
Где лица человечьего всё-таки нет,
Да пустая на пляже бутылка.

Да зелёное хрустнет стекло под ногой,
Что-то выпорхнет вдруг запоздало, —
И стоишь у причала какой-то другой,
Постаревший, и дышишь устало.

То ли фильма обрывки в пространство летят,
То ли это гитары аккорды, —
Но не всё ли равно тебе? — видно, хотят
Жить по-своему, складно и твёрдо.

Но не всё ли равно тебе? — может, слывут
Безупречными, властными, злыми,
Неприступными, гордыми,— значит, живут,
Будет время заслуживать имя.

Но куда оно вытекло, время твоё,
И когда оно, имя, явилось —
И судьбы расплескало хмельное питьё,
Хоть с тобой ничего не случилось,

Хоть, похоже, ты цел — и ещё поживёшь,
И ещё постоишь у причала? —
И лицо своё в чёрной воде узнаёшь —
Значит, всё начинаешь сначала?

Значит, снова шагнёшь в этот морок земной,
В этот сумрак, за речью вдогонку? —
И глядит на цветы впереди, под луной,
Опершись на копьё, амазонка.


* * *
Так в марте здесь, как в Скифии — в апреле:
Рулады птичьи, почки на ветрах,
Произрастанья запахи и цвели,
С восторгом вместе — неизжитый страх,
Неловкая оглядка на былое,
На то, что душу выстудить могло,
В ночах пылая чёрною смолою,
Выкручивая хрупкое крыло.

Подумать только — всё же миновало
Удушье — и в затишье мне тепло —
Бог миловал, чтоб снова оживало
Всё то, что встарь сквозь наледь проросло,
Чтоб нелюди не шастали, вполглаза
Приглядывая, где я побывал,
Чтоб сгинула имперская зараза,
Как хмарь, что вновь ушла за перевал.

Не так я жил, как некогда мечталось,
Да что с того! — какое дело вам
До строк моих, чья вешняя усталость
Сродни стряхнувшим зиму деревам?
Их свет ещё расплещется с листвою
В пространстве Киммерии,— а пока,
Седеющей качая головою,
Сквозящие встречаю облака.


* * *
Вечерами — яблоки да чай,
Тихий жар, оставленный в печи, —
Головой тяжёлой не качай,
О былом, пожалуй, помолчи.

Что за пламя стыло над рекой —
Где-то там, в далёкие года,
Где к тому, что было под рукой,
Не вернёмся больше никогда?

Что за голос пел из облаков
Где-то там, в смятении моём,
Чтобы стаей вился мотыльков
Каждый миг, постигнутый вдвоём?

Запоздалой странницею ты
В тишине склонялась надо мной —
И теснился сгусток темноты
В стороне нехоженой лесной.

Дни пройдут — на счастье, на беду,
Прошуршат, сводящие с ума, —
Нет, не время было на виду
В этих снах, а музыка сама.

За волною новая волна
Захлестнёт где камни, где песок —
Не томит ли давняя вина? —
Серебрит затылок да висок.

Что-то к горлу вроде подошло —
Где он, вздох по далям золотым? —
Прорвалось — и встало на крыло,
Всё сбылось — так вспомним и простим.

Тихий свет увидим впереди,
Даже то, сощурясь, разглядим,
Что спасёт,— постой, не уходи! —
Не горюй, усталый нелюдим.


* * *
Тирсы Вакховых спутников помню и я,
Все в плюще и листве виноградной, —
Прозревал я их там, где встречались друзья
В толчее коктебельской отрадной.

Что житуха нескладная — ладно, потом,
На досуге авось разберёмся,
Вывих духа тугим перевяжем жгутом,
Помолчим или вдруг рассмеёмся.

Это позже — рассеемся по миру вдрызг,
Позабудем обиды и дружбы,
На солёном ветру, среди хлещущих брызг,
Отстоим свои долгие службы.

Это позже — то смерти пойдут косяком,
То увечья, а то и забвенье,
Это позже — эпоха сухим костяком
Потеснит и смутит вдохновенье.

А пока что — нам выпала радость одна,
Небывалое выдалось лето, —
Пьём до дна мы — и музыка наша хмельна
Там, где песенка общая спета.

И не чуем, что рядом — печали гуртом,
И не видим, хоть, вроде, пытливы,
Как отчётливо всё, что случится потом,
Отражает зерцало залива.


* * *
Взглянуть успел и молча побрести
Куда-то к воинству густому
Листвы расплёснутой,— и некому нести
Свою постылую истому,
Сродни усталости, а может, и тоске,
По крайней мере — пребыванью
В краю, где звук уже висит на волоске, —
И нету, кажется, пристойного названья
Ни чувству этому, что тычется в туман
С неумолимостью слепою
Луча, выхватывая щебень да саман
Меж глиной сизою и порослью скупою,
Ни слову этому, что пробует привстать
И заглянуть в нутро глухое
Немого утра, коему под стать
Лишь обещание сухое
Каких-то дремлющих пока что перемен
В трясине тлена и обмана,
В пучине хаоса,— но что, скажи, взамен? —
Труха табачная, что разом из кармана
На камни вытряхнул я? стынущий чаёк?
Щепотка тающая соли?
Разруха рыхлая, свой каверзный паёк
От всех таящая? встающий поневоле
Вопрос растерянный: откуда? — и ответ:
Оттуда, где закончилась малина, —
И лето сгинуло, и рая больше нет,
Хоть серебрится дикая маслина
И хорохорится остывшая вода,
Неведомое празднуя везенье, —
Иду насупившись — наверное, туда,
Где есть участие — а может, и спасенье.


* * *
Вновь я свет узнаю с небес —
Ни с того ни с сего нисходит
На холмы — и несёт, выходит,
Продолженье сплошных чудес.

Вновь я вас узнаю окрест,
Золотые глаза людские, —
Не напрасно деньки такие
Всех живущих срывают с мест.

Не подвластны они, пойми,
Никому — и не жду хвалы я,
Ну а вспомню года былые —
Так дивлюсь, что не лёг костьми.

Знать, не просто они царят,
Посреди сентября сияя, —
Но, незримую суть ваяя
Из обломков, гормя горят.

Некий образ из мглы встаёт,
Как сквозь сон, различим прекрасно,
Некий голос — я слышу ясно —
О любви мне опять поёт.

Что за грусть в нём и что за страсть! —
Словно в трансе, я это чую —
На скрещенье времён врачуя,
Он в пространстве не даст пропасть.


* * *
Вздохнуть бы о прошлом,
Да что ему вздох? —
Меж пришлым и дошлым
На грани эпох
Ненужным и лишним
Упрямо стою —
И ведомо вышним,
О чём я спою.

Но слишком известно,
Что песня и боль
Всегда поднебесны —
И вкривь, а не вдоль,
При доме — вне дома,
Вне правил и благ,
От смуты и дрёмы —
На пядь иль на шаг.

И слишком знакомы
Приметы беды —
От зимнего грома
До талой воды
Легло расстоянье
Без троп и дорог,
И слава — за гранью,
Свидетелем Бог.

Да много ли надо? —
Лишь выйти, пойми,
Из чуда и сада
Для встречи с людьми! —
Когда бы не слово,
Что сделал бы я
Для света и зова
В кругу бытия?


* * *
Ты думаешь, наверное, о том
Единственном и всё же непростом,
Что может приютиться, обогреться,
Проникнуть в мысли, в речь твою войти,
Впитаться в кровь, намеренно почти
Довлеть — и никуда уже не деться.

И некуда бросаться, говорю,
В спасительную дверь или зарю,
В заведомо безрадостную гущу,
Где всяк себе хозяин и слуга,
Где друг предстанет в облике врага
И силы разрушенья всемогущи.

Пощады иль прощенья не проси —
Издревле так ведётся на Руси,
Куда ни глянь — везде тебе преграда,
И некогда ершиться и гадать
О том, кому радеть, кому страдать,
Но выход есть — и в нём тебе отрада.

Не зря приноровилось естество
Разбрасывать горстями торжество
Любви земной, а может, и небесной
Тому, кто ведал зов и видел путь,
Кто нить сжимал и века чуял суть,
Прошедши, яко посуху, над бездной.


* * *
Что же мы видели, глядя сквозь пламя? —
Семя проросшее? Новое знамя?
И в зеркалах отражались мы сами
Вроде бы вниз головой, —
Всё бы искать для себя оправданья,
С грустью бесслёзною слушать рыданья,
Строить в пустыне, как зданье, страданье —
Пусть приютится живой.

Новое знанье и зренье иное,
К сроку пришедшие, ныне со мною,
Время прошедшее — там, за стеною,
Имя — и здесь, и вдали, —
Выпал мне, видимо, жребий оброчный,
Вышел мне, стало быть, путь непорочный,
Выдан в грядущее пропуск бессрочный —
Не оторвать от земли.


Из «Большого Мадригала»
Мифологии жаркое лоно,
Предрассудки, крушения, кроны,
Восходящие звуки цевниц,
Голосящая толща темниц!
Ахерон, Ипокрена, Элизий!
Непокорное логово близи! —
Да воспримешь ли верность мою,
Что отныне тебе отдаю?


* * *
Мне оставлено так немного —
Крик слепого да взгляд немого —
В этом хаосе на ветру,
Где обрывки ненастья вьются,
Связи рвутся и слёзы льются
На окраине, на юру.

Клок не выкроишь из раздора,
Бранным стягом не станет штора,
Дом не выглядит кораблём —
На веку только вздох пожара,
Мокрой гари душок из яра,
Да и то тишком, под углом.

Столько видано мной сумбура,
Что уже не затащишь сдуру —
И охоты, конечно, нет
В это месиво лезть крутое
И в пустые вникать устои,
Чтоб ничком выходить из бед.

Может, это мне только снится? —
Но заблудшая бьётся птица
О стекло с лезвиём листа —
Просто время теперь иное —
И утраты встают за мною,
Чтобы совесть была чиста.


* * *
Свечи не догорели,
Ночи не отцвели, —
Вправду ли мы старели.
Грезя вон там, вдали?

Брошенная отрада
Невыразимых дней!
Может, и вправду надо
Было остаться с ней?

Зову служа и праву,
Прожитое влечёт —
Что удалось на славу?
Только вода течёт.

Только года с водою
Схлынули в те места,
Где на паях с бедою
Стынет пролёт моста.

Что же мне, брат, не рваться
К тайной звезде своей?
Некуда мне деваться —
Ты-то понять сумей.

То-то гадай, откуда
Вьётся седая нить, —
А подоплёку чуда
Некому объяснить.


* * *
Где в хмельном отрешении пристальны
Дальнозоркие сны,
Что служить возвышению призваны
Близорукой весны,
В обнищанье дождя бесприютного,
В искушенье пустом
Обещаньями времени смутного,
В темноте за мостом,
В предвкушении мига заветного,
В коем — радость и весть,
И петушьего крика победного —
Только странность и есть.

С фистулою пичужьею, с присвистом,
С хрипотцой у иных,
С остроклювым взъерошенным диспутом
Из гнездовий сплошных,
С перекличкою чуткою, цепкою,
Где никто не молчит,
С круговою порукою крепкою,
Что растёт и звучит,
С отворённою кем-нибудь рамою,
С невозвратностью лет
Начинается главное самое —
Пробуждается свет.

Утешенья мне нынче дождаться бы
От кого-нибудь вдруг,
С кем-то сызнова мне повидаться бы,
Оглядеться вокруг,
Приподняться бы, что ли, да ринуться
В невозвратность и высь,
Встрепенуться и с места бы вскинуться
Сквозь авось да кабысь,
Настоять на своём, насобачиться
Обходиться без слёз,
Но душа моя что-то артачится —
Не к земле ль я прирос?

Поросло моё прошлое, братие,
Забытьём да быльём,
И на битву не выведу рати я
Со зверьём да жульём,
Но укроюсь и всё-таки выстою
В глухомани степной,
Словно предки с их верою чистою,
Вместе с речью родной,
Сберегу я родство своё кровное
С тем, что здесь и везде,
С правотою любви безусловною —
При свече и звезде.


* * *
Страны разрушенной смятенные сыны,
Зачем вы стонете ночами,
Томимы призраками смутными войны,
С недогоревшими свечами
Уже входящие в немыслимый провал,
В такую бездну роковую,
Где чудом выживший, по счастью, не бывал, —
А ныне, в пору грозовую,
Она заманивает вас к себе, зовёт
Нутром распахнутым, предвестием обманным
Приюта странного, где спящий проплывёт
В челне отринутом по заводям туманным —
И нет ни встреч ему, ни редких огоньков,
Ни плеска лёгкого под вёслами тугими
Волны, направившейся к берегу,— таков
Сей путь, где вряд ли спросят имя,
Окликнут нехотя, устало приведут
К давно желанному ночлегу,
К теплу неловкому,— кого, скажите, ждут
Там, где раздолье только снегу,
Где только холоду бродить не привыкать
Да пустоту ловить рыбацкой рваной сетью,
Где на руинах лиху потакать
Негоже уходящему столетью?


* * *
Мгновенья памяти в дожде
Трепещут листьями ночными.
Но где твой дом? И люди где?
И ты зачем не рядом с ними?

За что волхвующею тьмой
Ты брошен в омут наважденья,
Где в знаках азбуки немой
Почуял речи пробужденье?

Не тем ли опыт наш так жгуч,
Из мук не сделавший секрета,
Что в некий час мы видим луч
Сквозь мрак пробившегося света?

О нет, не прошлое с тобой,
С тобою — мира измененья:
Они гранили голос твой,
Судьбы твоей ковали звенья.

К чему о будущем гадать?
Будь собеседником природы,
Попробуй сердцем передать
Дерев рыдающие оды.