Елена Коро

Время диалога. Марина Цветаева - София Парнок. Эссе

Марина Цветаева, женщина-поэт. Она – путеводная звезда, она – путь к логосу, она – вехи и рубежи. И смерть. Она одна по-настоящему жива без речи.

Внутренний диалог с поэтом в себе.

Поэт приходит в мир частицей, частью слова по ту сторону корня, по сути – за сутью. Поэт приходит в речь – отголосками речи. Для того чтобы состояться в мире поэзии, он начинает говорить, его речь как будто косноязычна вначале, он произносит звуки и буквы.

Немотствует и вновь произносит – слоги и частицы.

Так постепенно в становлении поэт вступает в диалог с поэтом в себе.

Сущность поэта – корень-логос – за пределами мира реалий – в тиши иного света, не познаваем, не досягаем. Частицы, звуки, слоги, части слова постепенно в сознании поэта начинают складываться вокруг общего знаменателя, желая вступить с ним в диалог познания с целью слияния в единое целое. Поэт говорит и говорит, его косноязычие звучит скорбью, в его глазах – во глубине, на самом дне – ответная скорбь – в тиши иного света. Поэт открывает свой внутренний логос, выходя за пределы своего косноязычия, – возвращаясь в себя и к себе. Поэт становится собой и говорит своё первое слово.

Мир начинает слышать поэта и отвечать ему.

В хороводе созвучий, чужих отголосков, своих звуков и полутонов, поэт находит единственно верный путь – к логосу в себе.

И женщина вбирает в себя – запредельную ношу – и крест, и путь, и тишь, и слово – поэта, рождает в муках в сердце – поэта, логос, слово. Так рождается она сама в новом естестве, не Евы, но Лилит, и так она становится поэтом, тем, кто сказал Слово. И Логос как София, соборность душ, и женщины-поэты, новые Сафо, рождающие в крике Слово – поэта, и мудростью – в софийность Логоса – от Сафо к Софии.

Марина Цветаева – София Парнок.

Их творческий диалог, как преодоление пауз междуречья, сквозь страдания страсти, сквозь все перипетии в слове и в сердце романтического противостояния того, что в логосе, в соборности – единство и софийность.

То, что отторгает от себя Марина, принимает в глубины души своей русская Сафо – София Парнок. Но это принятие уже не дань трагической Сафо, в Софии – мудрость, в ней то, что сквозь века – софийностью, прощением, принятием в себе – и в подруге-поэте – дара, что един – что дан обеим – что в диалоге творческих их душ мог проявиться, и раскрыться – и раскрыть единство и софийность Слова.

Марина отторгает этот дар, в ней говорит голос глубинной индивидуальности гения, что принимает в себя всю запредельность ноши, но Марина – женщина, и эта запредельность ноши поэта – убивает женщину. В этом глубинная трагедия Марины, её высший катарсис – ей нельзя разделить ношу в софийности, в этом парадокс гения Марины – всё испытать и пронести – одной, не выдержать, уйти – одной. И в этом дар и крест Сафо – катарсис чистой древнегреческой трагедии.

София Парнок, как русская Сафо, принимает соборность русской речи, её софийность, единство с высшим, с логосом в себе.

И через годы в посвящении другой Марине звучит:

 

Но я простила ей!

И я люблю тебя, и сквозь тебя, Марина,

Виденье соименницы твоей!

 

София Парнок «Ты молодая, длинноногая! С таким…»

 

И этот диалог женщин-поэтов и в пульсирующем катарсисе трагических противоречий, и в высшей соборности Логоса – от Сафо к Софии – сквозь тысячелетия – звучит поэтической речью, раскрываясь, кричит и звенит, и плачет, – и в унисон, и в неизбежности столкновения – полифоничен.

К списку номеров журнала «ЮЖНОЕ СИЯНИЕ» | К содержанию номера