В поле зрения «Эмигрантской лиры». Книги

ТРЕТЬЯ МОЛОДОСТЬ

    Ирина Василькова. Южак – М.: Воймега, 2016, – 100с.

    Ирина Василькова голос не форсирует. Её интонация сдержанна и доверительна, но тревога и боль, которыми наполнены её строки, ощутимей, именно благодаря этой сдержанности. Стихотворный поток прямой речи Васильковой развивается прихотливо и свободно, перемещаясь в пространстве и времени, но ещё – в глубине и высоте философского размышления. Стихотворение, скучно озаглавленное «Осенние размышления о русской душе, написанные вечером в холодной учительской», начинается намеренно прозаично, будто продолжая бытовую интонацию заявленной обстановки, мысль, которая должна получить своё развитие, заявлена, она несколько раз повторяется, но, словно бы, не обретя определённости высказывания, отступает. Отступает, чтобы найти себе точное воплощение в слове. Стихотворение набирает обороты, догоняя мысль, и, наконец, настигает её:

 
Восток ли, запад? Сумрачное племя,
жужжим не в лад ни с этими, ни с теми
и знаем – мы не запад, не восток,
мы – север! Тише, наступает время –
захлопни дверь, заколоти леток!
 
Вот тут и думаешь, что вся твоя планида,
вся грусть безмерная и вечная обида,
все наши трудности – не кризис, не предел,
а лишь условия для выживанья вида,
картографически означенный удел.

    Житейские события, факты, сюжеты происходящей вокруг жизни оказываются в поле поэтического зрения Васильковой, выстраивая книгу стихов в картину этой жизни. И хотя утверждает поэт, что «мы не запад, не восток», географический охват пространства в этой книге ширится от деталей европейского бытия до впечатлений от японского востока. «Гипреборейское» самоощущение не мешает радоваться южному теплу и даже влечёт к нему:

 
И всё сошлось – сорвались листья, ржавы,
зашелестели жестяные травы,
и, порохом взрывая каждый шаг,
завеса жара наливалась, крепла,
и, восхищённых, нас к степному пеклу
прижал южак.

    Лирические строки любовной темы у Ирины Васильковой тоже полны сдержанной напряжённости, которой живёт мятущееся сердце. Многие её стихи-размышления отдают печальной нотой, элегической грустью, но это никоим образом не выглядит залитературенным нытьём, особенно, когда стихи пронизаны остротой переживания и неподдельной болью. Тем убедительнее звучат интонации облегчённого вздоха и искренней радости. Радости, растущей из той же жизни, где достаточно не только боли и печали, но ясного света небес, с которых, по словам Васильковой, не суждено свергнуть её никакому «бесу». И тогда речь поэта обретает полную свободу полёта:

 
Над улицами ветер рвёт растяжки.
Мы весь коньяк твой выпили из фляжки,
сыра скамейка, но поёт душа.
Мне так легко, как будто в кущах рая.
Давно промчалась молодость вторая,
но знаешь – третья тоже хороша.

    Лучше не скажешь.

ПУТЬ СОТКАННЫЙ

    Андрей Коровин. Снебапад. Избранные стихотворения. – СПб.: Алетейя, 2016. – 128 с.

    Андрей Коровин издал книгу избранных стихов, отражающую почти три десятилетия его поэтической работы. Книга эта демонстрирует его творческий путь в развитии, путь на котором поэт утверждал своё мировидение, настойчиво подчёркивал свой необычный взгляд на действительность, настаивая на своих, ему свойственных художественных приёмах, но, при этом, постоянно расширяя диапазон осуществления своих творческих замыслов

    Коровин давно приучил читателя к парадоксальности своего мироощущения. Вот он размышляет об архитектурных трендах:

 
как достали
все эти
вертикальные города
 
это же настоящее уродство
торчащие вверх
бесконечные
каменные фаллосы

    Поэт недоумевает: неужели всё замешено на сексе? Ему не даёт покоя вопрос: почему никому из архитекторов не пришло в голову построить горизонтальный город?! Кажется, что такой взгляд автора слишком упрощённый. Но Коровин верен себе – мысль разворачивается неожиданным образом, поэт предлагает такой «горизонтальный» город назвать «Даная». Вот и думай, читатель: неужели всё замешено на сексе?!

    Земля – корабль, подсказывает другое его стихотворение, а люди – матросы этого корабля. Какие же механизмы движут кораблём?

 
мои золотые матросы
живут в небесах корабля
и тянут канаты и тросы
чтоб вечно крутилась земля
 
у них виноградные губы
и штормом исполненный взгляд
 и в солнцем отлитые трубы
они беспокойно трубят.

    Поэт – благодарный и вдумчивый созерцатель географических пространств, которые ему доводилось посещать. Идёт ли речь о янтарной Балтике Калининграда, о «поэтическом путеводителе» по Тбилиси, о видениях древней Армении, Коровин стремится уйти от общепринятых стереотипов туристическо-гостевого восприятия, стремится проникнуть в суть явлений, постигать душу и характер города или страны.

    Призма, сквозь которую поэт побуждает нас увидеть окружающий мир, обостряет наше восприятие:

 
звёзды
тоже любят купаться
ночью
голыми
 
смотрят
на спине лёжа
вверх на море
и на людей

    Увидев этот перевёрнутый мир, мы уже иначе видим привычный. Поэт приглашает нас в путешествие за земной красотой, подсказывает нам – куда держать путь и как обнаруживать эту красоту:

 
Морские звёзды в ночь на берегу
Я находил, блуждая после шторма.
И, как мальчишка, целясь на бегу,
Швырял их вновь в бушующие волны.
 
Я вздрагивал, когда они, припав
К сырой волне, вдруг вспыхивали ярко…

    И вдруг поэт снова переключает наше внимание, меняя перспективу взгляда:

 
Я, сам себе казавшийся царём
Всех этих волн, и берега, и мрака,
Я путь, сотканный на небе моём,
Указывал плывущим на Итаку.

    «Мы очнёмся в преклонных летах/ жизнь свою собирая», – замечает в одном из своих стихотворений Андрей Коровин. До преклонных лет ещё большое расстоянье, поэтому думается, что нынешнее избранное, это далеко не итог, а короткая остановка на пути к новым поэтическим открытиям автора.

ЗВУЧАЩАЯ ТИШИНА

    Игорь Джерри Курас. Ключ от небоскрёба. Стихотворения. – М, 2015. – 100 с..

    Игорь Джерри Курас – поэт, который настойчиво утверждает жизнеспособность классической культуры поэтического письма в современном мире. Он не расстаётся с гармонией выверенности слова, придавая ей, гармонии, современное звучание. Как верно заметил автор предисловия к этой книге поэт Владимир Гандельсман: «Формальная безупречность здесь обеспечена чистотой и благородством содержания».

    Курасу свойственна самоироничная интонация. Он не лишён сомнений во всесильности своей стихотворной речи. Но парадоксальным образом это лишь подкрепляет ощущение стилистической точности, остроты поэтического глазомера, музыкальной наполненности его строк.

 
Ты заметила? – воздух сегодня больной.
Моросит над осинами дождик дрянной,
в придорожной грязи суетится
бестолковая чёрная птица.
А над лесом, едва ли понятное нам,
шепчет небо надменно округлым холмам
настороженно важное что-то,
но вникать всё равно неохота.

    Последняя строчка словно бы ставит под сомнение остроту авторского взгляда, а на самом деле – подчёркивает эту остроту зрения и слуха поэта, описывающего то, что предстоит его взору. И хотя звучит в другом стихотворении тревожная нота, ей противостоит чувство убеждённой принадлежности к этому миру:

 
Не бойся ничего. Мне страшно самому.
Щерблённая луна опять кривится в кашле,
но отражённый мир в ночном окне – не наш ли?
А тот, что за окном? – не вторит ли ему?

    Внутренний спор автора с самим собой движет его поэзией, наполняя её свежим дыханием жизни. Жизни, быть частицей которой, по его словам, поэт почитает за честь.

    Стихи Игоря Джерри Кураса пронизаны музыкой. Это утверждение вызвано не только тем, что стихи наполнены музыкальными реминисценциями, а тем, что музыкален, собственно, его стих. И даже когда он призывает к тишине, тишина эта – звучащая, она таит в себе напряжённое переживание, которое всё равно находится в полной гармонии с миром:

 
 И понял про себя, что любит осторожней,
что чувствует нежней, но вслух не говорит,
что вот они – слова, но тишина надёжней,
и ближе красота невзрачная на вид.

    Высокая стиховая культура, приверженность к традиции, не ограничивающая свободу созвучного времени мировосприятия, способность отражать глубину мысли в её поэтическом преломлении являются самыми привлекательными свойствами поэтического характера автора. Завораживающая магия стиха не может не покорить чуткий читательский слух:

 
И вот я заснул, убаюканный ливнем –
и спал, и приснилось, и было легко:
деревья висели над берегом дивным,
и воды прозрачны, и дно глубоко.
Безмолвные в озере плавали рыбы,
бесшумная с ними дружила вода –
и мне показалось: мы тоже могли бы,
как рыбы, прижавшись, уплыть навсегда.

    «Я больше не умею говорить понятным языком…» – досадует поэт. Не соглашусь с ним. Говорящий на языке поэзии понятен тому, кто  поэзию истинную ценит. Истинную, как является поэзия Игоря Джерри Кураса.