Название птицы. Стихотворения

*  *  *

 

Надеешься на да, а если нет,

Вот нет и всё, и всем, смежившим очи,

Желают, так сказать, спокойной ночи

И аккуратно выключают свет.

 

Un vrais monsieur, единственно бесспорный

Знаток, как comme il faut держать лорнет,

Вертинский утверждал, что синий цвет

Для фрака предпочтительней, чем черный.

 

На сцене, в свете рампы, господа

(Товарищи, –  он поправлялся сразу),

Все черное покажется всегда

Как будто пыльным, а артист обязан

 

Быть вечно новым, свежим, как вода,

И – сбился вдруг – надеяться на да.

 

 

*  *  *

 

Какая-то птица скрипела,

Название птицы, увы –

Канюк? Пустельга? – улетело

Из ржавой моей головы.

 

Бывают же птицы на свете

И солнца круги и слои,

Где бабочки делают эти

Балетные взмахи свои.

 

Бывают же лес и черника,

И лес, и черника, и свет,

И ягель, и море – и дико,

Что этого, может быть, нет

 

В том месте, куда нас, понятно,

Не то чтоб пустили, но где,

Наверное, было б приятно

Сквозь сосны спуститься к воде.

 

 

*  *  *

 

Кто-то снизу крикнул: «Поручик!»

И поручик Сунцов прошагал к окну.

Ни души. Пустовал даже грязный стульчик,

На котором вечно кряхтит этот горе-сапожник, ну,

Этот жид – как его? – Шмульчик? Срульчик?..

 

«Господа, – ни с того, ни с сего прошептал поручик, –

Все пропало: Россия идет ко дну».

 

 

*  *  *

 

Когда мы подъехали к дому, было уже темно.

Дождь мерцал, ветер дул со стороны залива.

Ты была в белом свитере и сером плаще, как в кино

Бергмана или Годара, в общем, очень красивой.

 

Пахло жасмином, морем, соснами и травой,

Счастьем, сказал бы я, только не вечным, взрослым,

Где черный мальчик с факелом кружит над головой

Чуть ли не в каждом кадре, – взрослым, чересполосным.

 

Мы устроили ужин (кстати, может и нет),

Точно чего-то выпили – in vino ve... – иначе

Что ж за кино? Когда я позже выключил свет,

Снова стал виден сад и крыша соседней дачи.

 

 

*  *  *

 

Фет говорил одно, Блок говорил другое

При всей его любви к Фанасичу ФетУ.

Но если ты, ступив за некую черту,

Все мекаешь-гадаешь: «За кого я?»,

Твой ум увяз и месит пустоту.

 

Ну Фет, ну Блок, а ты-то, ты-то сам

Что думаешь про этот стыд и срам

Бессмысленных и беспощадных страхов,

Толкущихся вокруг, как пыль в луче?

В чем твой идейный вклад (помимо ахов)

В дискуссию о двери и ключе

Из золота и золоте из праха?

 

Скажу про прах и золото: одно,

Как свет во тьме, в другом заключено.

Способен всякий – в том-то все и дело –

Создать из праха золото, но дух

Ослабевает с возрастом, и тело

(О этот выбор одного из двух!)

Не в силах больше оставаться целым

Всегда, немея, выбирает тело

И в ямку – бух!

 

А ослабевший дух наоборот

Ныряет вверх и, затаившись, ждет,

Став начерно, как все, частицей неба,

Пока иные небо и земля

Не превратят его каля-маля

В мир-чистовик, где ты и был и не был.

 

 

СТИХИ И ПТИЦЫ

 

– Есть только птицы и стихи.

– А как же львицы и грехи,

Болезни, приступы тоски,

Беда и гибе...

– ДэДэ, да-да, спасибо.

– Ехидничаешь? – Извини.

«И то и то» и «либо-либо» –

Два берега одной реки,

Две версии фигни.

 

– А что же не фигня? – Стихи

И птицы, птицы и стихи,

Осколки света,

Короче говоря, слова поэта.

 

– А кто поэт? – Вот тут тупик, каюк

Всем умозаключениям; канюк

Парит, как мысль, описывая круг

За кругом,

И мышь, как мысль, сидит в своей норе,

И мы как мы стоим, воздев горе

Над дольним лугом

Две пары рук.

 

 

*  *  *

 

Сквозь скорбный скрип пружин и космы

Подъездной тьмы

Я выходил в открытый космос

Другой Москвы.

 

Другой не потому что Брежнев

Или Хрущев,

А потому что жизнь безбрежной

Была еще.

 

То небо как бы не кончалось –

Не так как тут,

И утро плыло и качалось,

Как парашют.

 

Был город желтым, небо синим,

Темнел подъезд,

Я плыл, как точка, посредине

Бездонных бездн

 

И мысленно, что твой Овидий,

Смотрел сюда

И все-не все, но что-то видел

Уже тогда.

 

 

*  *  *

 

Мармеладов и Каннингем – молодцы!

Верно поняли: без дома беда.

Вот идешь по городу – троллейбусы,

Водостоки, вывески, провода.

 

Вот проспект длиной с Миссисипи впадает в пло-

Щадь с пол-Люксембурга – где дом твой, ноль

Без палочки? Ой, мировое зло,

Ой да рассыпало вместо пшеницы соль

 

Ой да на раны... Бедный эфир-зефир

Ох загрустил тоже один-един,

Веять не веет в гнездах фатер-квартир,

В море голов, океане машин.

 

 

*  *  *

 

Я чувствую непобедимый страх

В присутствии людей, чья речь ясна,

Как день, и вместе с тем темна,

Как ночь – как будто я в горах

(А я тот парень, что в горах не ах)

На ватных, как бы не своих ногах,

Вот именно, на гнущихся мостках

Стою, дрожа, как нежная струна,

Шепча: словам числа нет, бездне – дна.