Александр Кобринский
Принцип
* * *
НКВД – воронок милицейский,
на сидение заднее вмиг усадили
под тучно-мордастым присмотром верзилы:
сиди и не рыпайся – дело житейское.
Убьют, не убьют, а в поездке не били.
Время фатально текло – Елисейские
поля вспоминал он, кладбище еврейское
и московскую осень – пшеницу косили.
Что поделаешь, коль над собой он не волен
и к тому же далёк от партийного клана,
но хранит он в уме картографию штолен
и алмазные тайны чукотских вулканов.
А допрос из обычных... Посмертно усвоен –
его в семь утра расстреляла охрана.
* * *
Для слуха приятное крон шелестение,
но при этом в земле коренятся стволы.
Что нового в сказанном? – только углы
наклонов светила – изменчивость тени.
Принцип один, что в Ливане, что в Кении;
костёр и задымленность неба – котлы
и пиршество... Чёрт накрывает столы –
он в поварах при мясном отделении.
Как проверенный мастер, от белой кости
отделяет он мясо, как будто в полёте
он способен на крыльях саванну нести.
Ад слишком устойчив – его не взорвёте,
он без призраков – сущее здесь во плоти,
что в Риме (при Тите), в Египте (при Тоте).
* * *
Если желаешь объять визуально
купол небес (искривлённый предел),
попробуй ввинтиться в полуденный мел
координат без булды – капитально!..
Зачем ты объёмно трёхмерность хотел,
как есть, на себе испытать фигурально? –
до свиданья! – ты, в зону попав аномальную,
чуждую бывшей планиде... Исчез!..
Канул в бездонность незримою птицей
или каким-нибудь, скажем, фотоном,
или в чуждые Солнцу вписался границы,
где по фене тебе перекличка и шмоны,
там идущих на смерть привечает Фелица,
и в команде, при ней же, бессмертные клоны.
Y
Y – это графика веток ствола –
ствол высокий со звёздами накоротке
и стекольщика резы на хрупком стекле,
или, может быть, это морщины чела.
Y – и на пробу похоже Пирке –
Зависит, с какого посмотришь угла
на палочки Коха... Не надо бабла
изначально тому, кто пытался в пике
себя ухватить – свой космический дух.
Что он бедности рад – показуха – фасон!..
А внизу разговоры и сплетни старух –
провинция – лузганье семечек – сон –
пчел жужжание, ос и назойливых мух...
Спасибо, что жив он – в окурках балкон.
Я СТРАДАЮ
Возле мусоросборников куча отбросов.
Ёмкости в пятницу вновь переполнены.
Птичьи крики кошачьими м-мяу дополнены.
Грянул день постирушек. Блестят купоросы.
В полночь рулады зверинца исполнены.
Ровный зуммер. Царят комары-кровососы,
и лишь для привыкших к мошке эскимосов
их укусы по фигищу – снами заполнены.
Не сплю только я, чтоб хламьё обойти
побыстрей – в отдалении дышится лучше.
А жара здесь такая – с ума б не сойти,
плюс долбёжная песенка «Besame mucho».
Я страдаю от страшной мигрени в пути
и от вида стаканчиков в урне вонючей!..
* * *
Тихий город, песчаные пляжи реки –
благодушие жителей провинциальных
вне политики, вне разговоров опальных,
вне тех, кто насилует наши мозги.
Здесь откровений бегут капитальных
ровно как те, кто слагает стихи,
или над костерком и кипеньем ухи
колдует с умением перинатальным.
Так что же такое стихи обалденные,
вернее сказать – сокровенное Слово?..
Часы были в норме не только настенные,
икона в прядке (на ней Иегова)
и в хате печи с поддувалом свечение:
озаряется пеплом Вселенной основа!..
* * *
Вестибюль перед входом, где кошка ждала,
что кто-то откроет скрипучую дверь:
кошке казалось, что дом этот – зверь,
бетонно бездушный с любого угла.
Безязыким уменьем озвучивать ерррь
и сама, по всему, кошка зверем была,
где придётся – на свалках ютиться могла.
От моральных она не страдала потерь,
Норильск приютил её иль Беэр-Шева.
В общем, жила не страшась заболеть –
без мысли об этом ни справа, ни слева.
В холода умудрялась мурлыканьем петь
и в жару не боялась она перегрева –
это счастье, без жалоб на жизнь умереть!..
* * *
Тебя изнутри не подводят часы –
в субботу движенье машин прекратится.
Господь бережет эффективней полиции –
Он сердце твоё положил на весы.
Здесь только авгуры – жрецы ауспиций,
вверх подъемлют глаза и горбинки-носы –
да у них, бородатых, набухли сосцы,
чтоб зигзаг угадать пролетающей птицы.
Но ты не пытайся в парящие зорче
крылья всмотреться, ведь держишь бразды
не ты их полёта, слетишь ли с обочины
или во сне кувыркнешься в Янцзы...
Под вопросом спасение! – разве что Отче
вдруг дёрнет случайно коня под уздцы.
* * *
Сюжет возможно повернуть и так и эдак.
Не счесть суммарного количества сюжетов,
владелиц ломано-жеманствующих жестов –
сатиры млеют в окружении нимфеток.
Кто был везунчиком ещё в разгаре лета,
перестарался – подустал, от счастья этого.
Что в результате? – оказался без гаджетов:
сон не похож был на безмерную монету!
Нуль от костей своих оставил он и клеток,
нуль от артерий, альвеол, венозных трубок;
но с продолженьем в виде малых деток.
За правду жизненную мы подъемлем кубок,
за суть древесную под топором – без веток:
коли не чурки от него, то лишь обрубок!
* * *
Не снился отроку роскошный Голливуд,
его ничуть не привлекла стезя артиста –
был слесарем, а надо – трактористом;
крещёным был, не допуская блуд.
Поклоны клал Всевышнему он истово.
Дышать молитвой не считал за труд.
Не ветерком, а красотой рябило пруд –
весь переливчатый – цыганское монисто.
Но что-то грешное внезапно снизошло
на отрока – он психом стал метаться,
житьё-бытьё, видать, с ума его свело...
На месте оного страшитесь оказаться –
в тисках смирительной рубашки НЛО
на Землю вряд ли стоит возвращаться.