Александр Крупинин

Волшебная комната. Стихотворения

***

Есть на Руси, говорят,

Где-то волшебная комната.

Розами пахнет она

Или морскою водой.

 

Там два поэта творят,

Это Потапов и Потапов.

В белой фланели  один,

В чёрной фланели другой.

 

Новых созвучий творцы,

Олухи света весеннего

Лепят из глины слова

И выпускают, как птиц.

 

Слово летит по домам,

К людям садится на головы

И незаметно для них

Клювом их темя долбит.

 

***

На лестнице чёрной  Бетхудов 

уже две недели живёт, не уходит оттуда,

сидит там и днём и ночью, 

в квартиру зайти не хочет.

 

Жена стоматолога знает,

                        что встретится с ним едва ли.

Она опять и опять играет

              ему на рояле ‎квартет Оливье Мессиана

‎в собственном переложении для фортепиано.

Бетхудов слушает, но думает о салате,

               и, когда выходит домработница Катя

(Обычно часиков в шесть

она приносит ему поесть),‎ 

ворчит: «Опять эти противные котлеты.

                   Вчера котлеты, позавчера котлеты.‎ 

Вот бы сделала оливье ты. 

Вроде, прошёл Новый год, 

а оливье почему-то никто не даёт».

Стоматолог выбегает на лестницу и говорит:

                                                        «Бетхудов, 

ты заходи погреться, ведь у тебя простуда.‎ 

Я покажу тебе фокус, или сыграем в карты.»

Бетхудов ему: «Отстань.

                         Вечно жужжишь, как комар ты».

Стоматолог идёт на балкон

                               и долго смотрит на звёзды,‎ 

ищет на небе планету, где Человек был создан. 

В чёрном небе сверкают Млечный путь и Плеяды.

Он бы хотел улететь. Но должен жить здесь.

                                                            Так надо.

 

Жена стоматолога шепчет:

                        «Мой родной, мой хороший», – 

режет картошку и лук, сыплет зелёный горошек.

 

На лестнице чёрной Бетхудов, он разозлён ужасно,‎

думает: «Разве мужчина может так унижаться!»‎ 

Жена стоматолога ухо прижимает к стене.  

Ей радостно: «Он так близко

                                  и помнит всегда обо мне».

 

Стоматолог плачет. Будет гроза.

                          Все звезды закрыло тучами. ‎ 

«Отчего же люди друг друга мучают?

И любят мучают, и не любят мучают».

 

***

Луны прозрачен свет. Ночные пчёлы

Слетаются на запах апельсинов.

Камилла делла Дзенга в платье чёрном.

На лоджии  сидит за клавесином.

 

Холодный свет какой-то тайной силой

Пронизывает спящую Тоскану.

На лоджии поодаль от Камиллы

Стоит поэт Валерий Обезьянов.

 

Камилла от безверия устала.

На клавиши она роняет слёзы,

Когда поэт читает мадригалы

Под звуки Джезуальдо де Венозы.

 

Всё исчезает, молодость и свежесть,

Одно искусство в мире постоянно.

И слёзы льёт Камилла: «Где же, где же

Ты был все эти годы, Обезьянов?»

 

А под балконом графского палаццо

Растёт цветок Нефритовые уши.

Над ним  нетопыри всегда теснятся,

Как чьи-то  нераскаянные души.

 

Быть может, и они стихи любили,

Но пробил час, мышей летучих стая

Ночами у цветка летает, или

Все это наши выдумки. Кто знает?

 

***

‎Ты прости, Мухаббат. Ты ведь сможешь. Прости.

Мы идём очень долго. На нашем пути

Раскалённый асфальт и песок светло-жёлтый

                                                            и рыжий.

Превращаемся медленно в пыль и в труху.

Ты и все, кто остался стоять наверху,

Долго будете жить, только я никого не увижу.

 

Мне так страшно, родная, здесь царствует зло.

Здесь банкиры, убийцы, глотатели слов

И какие-то люди ещё, потерявшие веру.

Беспрерывно кричит проповедник слепой.

Все мы движемся вместе огромной толпой.

А в отдельной коляске везут революционеров.

 

Я, наверно, смогу написать только раз.

Серафимы на почту подбросили нас.

А доставят письмо или нет, я не знаю.

Мне так стыдно теперь. Я всю жизнь тебе врал,

Даже в карты однажды тебя проиграл.

Ты молчала тогда, но, конечно, всё знала, ‎родная.

 

Мухаббат, перепёлочка, ты ведь поймёшь,

Ты отпустишь грехи, ты не вспомнишь про ложь.

Время вышло. Я должен уйти в половину шестого.

Помолись, помолись за меня, Мухаббат.

 

5–15, суббота, Дорога на ад,

 

Покосившийся домик почтовый.

это  путь  на  калище

 

                      Александре Герасимовой 

 

это свет поездов зеленеющих скал

это путь на калище сестра сестра

это красное око ночное кого оно ищет

там на рельсах где отблески чёрных следов

где всё после всё после а может быть до

мы с тобою сестра по пути на калище

 

там базальтовый угольный блеск черноты

там кроты вылезают на землю кроты

вылезают из нор сокровенных и воют как волки

там свекровь твоя косы стоит распустив

её руки обуглены взгляд её крив

нету слов у неё как и в жизни одни недомолвки

 

по пути на калище не видно ни зги

там по шпалам шакалом шаги шаги

там цепочкой неровной идут восемнадцать

эти люди идут кадыки теребя

чуют запах кого-то быть может тебя

но не надо бояться сестра но не надо бояться

 

только час до рассвета сестра сестра

белокрылый вернётся на плечи с утра

из китая из рая из сада я знаю

там снегами покрыта гора цзинганьшань

Там метели в июле шевелят герань

там вода как слюда ледяная

 

слушай слушай сестра это аккордеон

будто отзвуки песен ушедших времён

долетают копытом забытым по рельсам

среди красных огней, среди воя кротов

это алик тебе говорит мазал тов

или что-то ещё по-еврейски

 

Манна

 

Осколок зеркала накрыт газетой «Правда»

В соседней комнате. А я пока жива.

И штукатурка продолжает падать,

Как падала и год назад, и два.

 

Здесь очень тихо. ‎С неба сыплет манна,

Как снег. Она бела и чуть горька.

Не сразу, по кусочку, беспрестанно,

За часом час слетает с потолка.

 

В остывшем доме манна  вместо хлеба.

Зима. Закрыты шторы. ‎Я одна.

Мне дрожь унять, к тебе прижаться мне бы.

На зеркале газета. Тишина.

К списку номеров журнала «БЕЛЫЙ ВОРОН» | К содержанию номера