Зимние песенки. из цикла «Песни минувшего, песни грядущего»

Кэрол

 

Вот они игрушки на ветке еловой,

Вырезаны споро, и пар оседает,

Будет, будет иней узорчатый скоро,

Будет, будет новый, обильны зверушки.

 

Вот они гирлянды, невскрыты, весомы,

Заячьи пореже, людские – крупнее,

Будут снова девы приветливо-свежи,

Позабудем всё мы до новой команды.

 

Вот они святые в епископском платье,

Вот они подарки – в мешочке круглятся,

Будут снова дети, пускай под огарки,

Хоть бы и не знатью, свои да живые.

 

Будем, будем, будем играть, веселиться,

Будем жечь омелу, и лопать от пуза.

Вот оно опять мимо нас пролетело,

Вот оно достанется – только б не людям.

 

Ткацкая

 

Как бранила меня матушка сильно,

Как за косы по деревне таскала,

Всё кричала – я ль тебя не любила,

Всё кричала – что те, курвище, мало, –

Ой, лютоньки-люто!

 

Как жалел меня отец втихомолку,

Как хлебал он самогон спозаранок,

Всё ворчал, что в батожье много ль толку,

Всё ночами голосил, как подранок, –

Ой, лютоньки-люто!

 

Как двором ходили люди, рядили,

Мол, корить отца да матерь негоже.

Вона, кровь да молоко, в самой силе,

А семью позорить вышла ли рожей, –

Ой, лютоньки-люто!

 

Как за ножик друг мой милый хватался,

Как родня его держала в сарае,

Он всё плакал-горевал, убивался,

Всё грозился – доля будет лихая, –

Ой, лютоньки-люто!

 

А как пристав-то поглядывал жадно,

Как бесчестил он меня принародно –

Мол, расплачиваться будет накладно,

А на что другое очень пригодна, –

Ой, лютоньки-люто!

 

А как жгли они прилюдно зачётку,

Как ругали меня, клятую дуру,

Мол надежда вся была на молодку,

А гулёна завалила дифуры, –

Ой, лютоньки-люто!

 

А за двадцать лет совсем захирею,

Кто бы выкупил меня у общины,

Ох, готова уж пойти к иерею,

Да горбачусь от жестокой кручины, –

Ой, лютоньки-люто!

 

Колыбельная

 

Молчаливо, кропотливо по аллеям сыплет снег.

Ляжет изморозь красиво на изгибы гладких век.

Нет поживы беспорядку, снег укроет всё равно

И убитую «девятку», и немытое окно,

Белой лапою несмелой тронет стынущего пса,

Сгладит рёбрышки умело, упокоит голоса.

Всё ровнее станут дали, всё никчёмней чернота.

Мы зимы, конечно, ждали... Площадь белая пуста,

И, почти на грани слуха – то ли звук, а то ли –

                                                                блажь, –

Оседают хлопья глухо на распахнутый гараж.

Город полон тишиною, нет ни берега, ни дна:

Ниспадающей волною (вот уж вправду – пелена)

Снег закроет и овраги, и живучие кусты –

Белый-белый лист бумаги... Все уснули, спи и ты.

 

Orpheus  blues

 

Я хотел переплыть это море, но я не успел

Мне уже не проплыть через море бурлящих тел

Но пока я держался, малышка, я играл и пел.

Я всегда жалел, когда в телеке кто-то тонул

В ресторане у пирса я очень любил акул

Но прости, малышка, мне не сыграть этот пул.

 

Я впервые за долгий завьюженный месяц один

Я невидим за вьюгой для коптеров и субмарин

И мой взгляд индевеет, малышка, от колотых льдин.

Мне сегодня как будто снился тяжёлый сон

Я не помню о чём, но в ушах был тягучий стон

Чёрно-серая рябь, малышка, со всех сторон.

 

Я оглядываюсь, наверное, в тысячный раз

Я истёр себе все зрачки до подошвы глаз

Только тени вокруг, малышка, Господь не спас.

Он со мною по-прежнему, этот проклятый груз

Я, пожалуй, решусь его заценить на вкус

Всё равно я синею и гасну, малышка, как этот блюз.

 

Солдатская

 

Под солнцем безбрежным, под дождиком нежным

Я охраняю склад.

Двести шагов до соседних постов

И двести шагов назад.

Стужею лютой, скорбной минутой,

В сумраке или в зной,

Двести туда, и двести сюда,

И мой карабин со мной.

Вот выпала ночка, сбоит слаботочка,

С юга идёт буран,

Тропу замело, и охота в тепло,

Но в холод не ссыт Гохран.

Пусть воет погода, ещё до развода

Сто шестьдесят минут.

Двести туда, и двести сюда –

Сменюсь, и тогда нальют.

В моём карабине, в его магазине

Десять по двадцать грамм.

Не мёрзни на месте, и двести, и двести,

Времени счёт по шагам.

Позёмка крадётся, о валенки трётся,

В поле кружит беда.

Отмеренный пост под пламенем звёзд –

Двести туда и сюда.

А ну-ка, не пялься – я чувствую пальцы!

Не кормит Гохран калек.

Не мёрзни на месте, и двести, и двести,

И двести, и снег, и снег.