Ия Кива

В какую нам сторону. Стихотворения

***

думаешь, что включаешь Баха,

в колонках военные марши,

думаешь, что это Яша Хейфец,

слышишь жалобный свист снарядов,

скрипка звучит грубее,

колоратурное сопрано войны

на октаву выше,

кровь заливает уши,

смычок убили

 

memory

 

когда на землю первый бледный снег

опустится снежинки затолпятся

у входа в вечность

дом услышит эхо

звучания далеких голосов

 

и он ей скажет

был ли бог и был ли бег

я наг и пег

я пепел от коробки

с изображением недетского лица

 

а ты была ребенком ты была

ребенком ты была с ребенком

не от меня рожденным от меня

зачатым неумело и неловко

 

и вот его я встретил и она

живет во мне и смотрит как живая

я говорю ей не люби меня

и кровь из носа падает на скатерть

 

течет по скатерти и ухает в паркет

как я в тебя тогда потом когда-то

а ты мне отвечаешь тихо нет

здесь все не от тебя

ступай отсюда

 

 

и он уйдет хватая воздух ртом

катая звук под липким языком

что здесь еще они сказать могли бы

что жизнь прошла

а все-таки звучит

 

рагнарек

 

вот оно, ощущение, будто все филологи умерли

Аверинцев Сергей Сергеевич

Бахтин Михаил Михайлович

Лотман Юрий Михайлович

и далее по алфавиту

 

лежат себе в пыльных гробиках

серии «Академия»,

серии «Азбука-классика»,

печатаются, не читаются,

нерэзбэ, нерэзбэ некому даже поставить

 

на смену пришли все как один нефилологи,

говорящие, будто филологи давно умерли,

добавляющие почему-то фразу «Мы, филологи...»,

хоронящие каждый день по одному автору

 

голос с задней парты их обрывает:

«ну какие же вы, – говорит, – филологи,

если все филологи давно умерли,

и вообще это работа Ницше,

а филология еще вовсе не начиналась...»

 

вот вам и рагнарек,

вот вам и список литературы,

вот вам и рука, качающая колыбель античности,

а сейчас помолчим минуту,

итак, Жан-Батист Поклен – умер

 

***

не ходи на кладбище, там нет никого живого,

только тот, кого схоронили, очень любили,

морок, морг, колото-резаные, ножевые,

в рамочке черной сидит, на тебя глядит

глазами большими серыми, твоими

 

на кладбище нет никого, кроме сорок,

но о том ни гу-гу, о том никому, тсс.., молчок,

люди приходят, красят ограды,

кому оно надо, доподлинно неизвестно,

но время и место красить ограды,

и мы никого в живых не оставим

 

за ними приходят безбожные и травяные,

пьют, песни поют, ничего святого,

жалко их очень, зачем они все такие

работящие, мужики настоящие, а вот тоже плачут,

буду любить тебя всегда, я не могу иначе,

дайте, пожалуйста, смерть, без сдачи

 

третьи приходят, не издают ни звука,

смотрят перед собой, шевелят губами,

прозвища и имена перебирают,

трутся телами о потускневший мрамор,

смерть – это то, что опять случилось не с нами

 

месяц проходит, больно, как всему живому,

год проходит, больно, как всему живому,

пять лет проходят, больно, как всему неживому

 

июнь

 

когда закончится этот месяц,

                              полный неизъяснимой боли,

в котором все дорогое и самые близкие

                                                     от меня уходят,

не оборачиваясь на прощанье и не обнимая,

а я их не отпускаю, целую в глаза и не отпускаю,

выдыхаю медленно имена, как мыльные пузыри,

трогаю руками воздух, в котором они стояли,

улыбаюсь в сумерках вечеру, в который они ушли,

 

я вдруг вспомню, что на улице лето,

                                         сяду в обычный поезд,

заплету в волосы ленты тихой нежности и любви

и уеду в Одессу глядеть на длинное пенное море,

где меня никто не узнает, потому что там все чужое,

потому что о шум прибоя разбивается шум тоски,

и песок мое тело укроет от прошлого и успокоит,

и я буду, наконец, счастлива, стлива, сча, ли..

 

***

странная вещь фейсбук спрашивает

                                             о чем ты думаешь

так это теперь редко спрашивают

                                             о чем ты думаешь

в кого вы сейчас влюблены что сейчас читаете

нравится ли вам музыка Иоганна Баха

любите ли вы Брамса слушаете ли Губайдулину

какой из автопортретов Ван Гога

                                      цените более остальных

 

спрашивают как ты вообще все нормально да

отвечаешь как будто бы соглашаясь

                                       ок все нормально да

в кране вода повторяет ок все нормально да

все вокруг понимают что ненормально да

 

ты и сам себе не можешь ответить о чем ты думаешь

музыкальная школа пять лет филфака культурология

человек как бесплатное приложение

                                             к постмодернизму

никому не нужное и необязательное к изучению

если напишешь о чем ты думаешь станешь текстом

может быть его прочитают

                                 может быть даже расшерят

поставят лайк или смайлик прокомментируют

 

 

пока ты сидишь в черном квадрате

                                            маленькой комнаты

с низким потолком неудобной кроватью

                                            советской мебелью

сам себе мозг выносишь вопросом о чем ты думаешь

думая что ты думаешь что ни о чем не думаешь

 

***

били с особым цинизмом не убивали

насиловали не кончали

приучали жить долго

работать много

терпеть и того больше

 

что здесь произошло?

все здесь произошло

запротоколируйте

вызовите понятых

есть же свидетели

 

куда же все подевались

не их ли все прибывало

не они ли все это были

не их ли сюда не звали

не они ли вытоптали все тело

протянули жилы в ушко игольное

не они ли намертво затоптали

 

тише ты тише деточка успокойся

никто не придет больше

не станет выспрашивать больше

не будет другим про тебя трепаться

пялиться в лицо ухмыляться

пять уже лет как тебя схоронили

нешто не помнишь

 

дернули за веревочку

ты и упала

 

***

тебя еще не было

они уже говорили

они уже все сказали

понаставили запятых

 

ты все не приходил

не возглашал не проповедовал

не был ни словом ни голосом

не происходил

 

тебя еще нет

они уже все предрекли

они уже напророчили

понаставили фигур умолчания

и вознеслись

 

ты же все не родишься

никак не начнешься

 

***

я живу между Бабьим Яром

                                    и Сырецким концлагерем

каждый день, возвращаясь домой дорогою смерти

я оказываюсь в довоенном Бердичеве

 

там прадедушка Янкель и прабабушка Блюма

говорят, работают и живут на идиш

растят Хаю-Суру, Мишу и Лейбе

впрочем, а был ли Лейбе, я точно не знаю

на идиш покойники со мной не разговаривают

 

Мишу родители очень любили,

боялись на фронт отпускать, боялись, чтоб не убили

сказать, что было дальше? сразу убили

просто убили, не потому что еврей

 

Хая в Москву подалась, стала Софией

знала пять языков, в Бердичев писала на идиш

изучала в МГУ философию,

                            защищала город от немцев

метр сорок пять, хорошая еврейская девочка

 

говорят, в нашем роду была ясновидящая

поэтому Янкель и Блюма оказались в Донбассе

подвода, самое необходимое, ценные вещи

если б остались в Бердичеве –

                                  со всеми, на аэродроме

 

я их могил никогда не видела,

не знаю, где похоронены Миша и Лейбе

впрочем, а был ли Лейбе, а был ли Лейбе

где лежат Блюма и Янкель, я тоже не знаю

 

может быть, буду идти однажды в июле

по Бердичеву, рассматривать архитектуру

не узнаю улицы, на которой все они жили

пройду мимо дома, в котором все они жили

спасибо товарищу Сталину за историческую память

 

***

немцы приближаются к Украине

немцы совершают посадку в аэропорту Борисполь

немцы едут по Киеву в подземном вагоне

немцы выходят на станции метро Дорогожичи

немцы идут по улице Елены Телиги

немцы гуляют вдоль по Бабьему Яру

немцы смеются под памятником «Менора»

немцы подходят к черной-черной могиле

немцы стоят возле еврейского трупа

что же ты, Яша, молчишь, почему не стреляешь

 

***

смотри же смотри же

пальцы до крови стертые

но это не наши мертвые ты говоришь

это ихние мертвые ты говоришь

 

и опять попадаешь туда

то есть опять не туда попадаешь

думаешь господи как тут темно

что ж они все на одно лицо

наши и ихние

ихние наши и наши ихние

ихние ихние и наши наши

и звонишь и звонишь

...и звонишь

 

***

каждый день уменьшаемся в весе и росте

прибавляемся в бледности

всматриваемся в однотипные отражения

 

на карточки не переходили

питание не урезали

видно мудрое тело чего-то знает

демонстрирует посмертные снимки

подбирает надгробные рамки

 

здесь должно проживать много людей

где они все

в какую нам сторону

К списку номеров журнала «БЕЛЫЙ ВОРОН» | К содержанию номера