Многие слова. Стихотворения

СУББОТА

Изнуряющий этот, 
влагой перенасыщенный зной
нас приучит когда-нибудь 
жить во смиренье овечьем,
повторяя «аминь» 
ежедневно на хлеб и вино.
Почему, дорогой, 
не зажгли мы субботние свечи?
Не  внушили нам с детства 
то, что грех – ожидать перемен.
За неделей неделя,

как в песне – куплет за куплетом,
и субботняя трапеза –        
как долгожданный рефрен.
Почему, дорогой, 
мы не спели сегодня дуэтом?
Почему ненавистен 
нам рутины естественный кат?
Очертания круга
зигзагом стремлений увечим.
Потому, дорогой,
мы опять прозевали закат,
потому, дорогой, 
не зажгли мы субботние свечи. 

ЧУДО-ЮДО

                                  Льву Ханину

Люди люты. Остров Чудо-Юдо.
Моисей как прототип Гвидона.
Кто не грешен? Камни! Просто груды
валунов для новых пирамид!
В эру возрожденья фараонов
мы бежим на остров Чудо-Юдо.
– Разве эти беженцы –  не люди?! –
подставляет спину Рыба-Кит.
Царь Салтан спит с бабой Бабарихой.
Кто не грешен? Камни! Просто груды!
Лиходеи вылепили лихо...
Лихо вышло в люди со двора...
От греха на остров Чудо-Юдо!
– Тихо, чтобы лихо не накликать!
Люди люты... Лихо многолико...
Всюду грех – гора камней... Гора...

ОДА ВОРОБЬЮ

Соловей – воробьинообразный. Видать, чик-чирик
задал тон жизнерадостный прочим прославленным трелям.
Измеряя пространство прыжками, воробушек-фрик
обживает все кроны: от елей сибирских до мелий.
Не одним чик-чириком, конечно, планета жива.
Бесконечна симфония разнообразия видов.
Воробей задал тон. Не случайно, что он рыжеват:
рыжина, по легенде, – знак царского дома Давида.

ДОЖДИ

1.
Скупые моросят дожди.
От редких капель не размякнут
и не смягчатся ни на йоту
глубокие морщины тверди.
Среда предаст... Четверг отвергнет...
А спятить можно и в субботу.
До понедельника никак нам
без воскресенья не дожить...

2.
Продолжение следует, то есть дождались дождей,
то есть сдвинут в глубины грядущего день-вырождень.
Продолжение следует: После, равняясь на Прежде,
снова воспроизводит нас в неутомимой вражде,
с нашей жаждой утроенной, с нашей нелепой надеждой.
Что не стая, то – стадо. Нельзя балансировать между.
Только в мертвую петлю повязаны наши одежды,
и лишь сдвинут в глубины грядущего день-вырождень.
Мы обещанных ждали-заждались-дождались дождей.
3.
За войлоком этих небес обложных
горят семицветные дуги.
Вода не разлей, как мы были дружны!
Косяк наших мыслей, благих да блажных,
ревел, как немая белуга.
На смену сезону дождей затяжных
пришла многолетняя вьюга.
Мы жили отважно, но вот не важны
под войлоком этих небес обложных
ни миру, ни даже друг другу.

         ЯБЛОКИ, ХАЛА И МЁД  

               Весь огромный мир – это очень тоненький мостик,

   поэтому главное – ничего не бояться.
                                     Из популярной ивритской песни
Прутиком трупик шмеля со скамеечки
скинула, шлепнулась на
татуировкой пестрящие реечки
и догадалась: весна,
высчитав сумму – Исра?эль плюс Ксения...
Только какая весна,
если в витринах плакаты осенние
«С праздником Рош-а-Шана»?
Всё перепуталось: вёсны и осени...
Глупо себя укорять,
что среди роз вижу белое с просинью –

«Мартовский снег» Грабаря.

Вечнозеленые будни и праздники –

фон для зеленой тоски.
Да и снега тоже...
Значит, без разницы,
где под ногами мостки

рухнут, и чавкнет трясина болотная.
Слышала, всех это ждет...
Значит, бежать в кутерьму новогоднюю –

в яблоки, халу и мёд.

ЛИЛЬ

Лиль – сын Лилит – лишь воздух ночи, дух.
Считать, что он присутствует, не надо
по шумному дыханию из сада –
то голоса обычных сов-сипух.
Лиль – дуновенье. Верится с трудом,
но знатоки твердят, что Лиль замешан
в том, что надуло ветром Гильгамеша
его мамаше, что богатырем
родился сын и героизм явил.
По правде, был он тем лишь интересен,
что звался по-шумерски Бильга-месом,
что на борьбу со смертью тратил пыл,
но проиграл, как все мы, и потух...
А дух святой, дарующий прохладу,
мерещится влетающим из сада
лишь в пору гнездования сипух.

ЛЕПТА

Там ночь зовут поющим словом «лайла»,
там пальма называется «тамар».
С предавних пор эстамп Йерушелайма
хранила память крови, но загар
вредит, однако, коже белоснежной…
Характерец –  противоречий вязь.
Отец напишет: «Ловятся, как прежде,
на удочку довольно крупный язь
и судаки. Маман гефилте-фиш
готовит летом каждую неделю».
Там в шортах в ноябре не пофорсишь,
там рдяную рябину свиристели
хохлатые клюют. Там снегири!
Лепту? еврейскую* я превратила в лепту…
Акцентом русским болен мой иврит, 
а русский мой –  сибирским диалектом…
Останки Храма звать Стеною Плача,
класть меж камней записочки с мольбой…
Стремительно вдруг юркнувший варанчик
разбудит нежность, а морской прибой –
стихи Романа Сефа о ракушке,
дом бабы Муси, сон про Бабий Яр.
Кукунью называют там «кукушкой»,
здесь пальма называется «тамар».
_ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __

*Лепта? – древняя еврейская мелкая монета.

МНОГИЕ СЛОВА

Как жидкость и камень, вещественно слово,
считали прапредки, считаю теперь я.
Стара, вероятно, для знанья иного:
для темных энергий, для антиматерий.
Вещь – слово, а многия сло?ва – пустыня*.
Не стоит грязнить зренье грезами, ибо
оазис –  мираж... Проще глупой гусыней
твердить «Я люблю», да «Ай лав», да «Ихь либе».
Мне больше не хочется сложного. Слово –

не больше, чем овощ, кирпич, древесина.
Стара, вероятно, для знанья иного.
Пора, вероятно, стать глупой гусыней.

_ __ __ __ __ __ __ __ _

* В иврите слова со значениями «вещь, предмет, явление», «речь», «пустыня» являются однокоренными