Ольга Черенцова

Плагиат. Рассказ

I.


 


Каждое утро, просыпаясь, Лиза видела склонённое над ней лицо – бледное, круглое, расплывчатое. Как луна.


– Какой заботливый муж, не отходит от вас ни на шаг, – говорили ей.


«О ком это они?» – не понимала Лиза.


Всё было нечётким: какие-то люди в белом, потолок и стены, по которым разбегались трещины. Или это пауки? Да, вот они качаются на тонких нитях, срываются и падают на её кровать. Лиза сбрасывает с себя в испуге одеяло – липкое, пахнущее сыростью. Её насильно укрывают, что-то вкалывают в руку. А рядом громко стучит вентилятор, всё сильнее, невыносимее. Она тянется к нему, чтобы выключить, но кто-то нарочно отодвигает его в сторону. «Не волнуйтесь, вам снится, никакого вентилятора здесь нет, пауков тем более нет», – обманывают врачи.


«Бежать, бежать отсюда!» – стонало у неё всё внутри. Бежать подальше от больницы-тюрьмы, от лгущих ей мучителей в белых халатах, а в первую очередь – от незнакомца с лунным лицом. Он то и дело дотрагивался до Лизы, поглаживал. Его прикосновения вызывали у неё отвращение. Позже, когда Лиза полностью очнулась, она уже не сомневалась, что он самозванец. Не могла она любить этого человека, жить с ним, лежать  в одной постели! Но, выписавшись из больницы, она безропотно уселась к нему в машину. К кому ещё идти, она не знала. Родных, судя по всему, у неё не было. Кроме него, Лизу никто не навещал.


Квартира, в которую привёл её Яков (так представился чужак-муж), была неприветливой, тёмной, с неприятным запашком. «И я здесь жила?!» – ужаснулась Лиза, оглядывая с раздражением неуклюжую старомодную мебель, стоявшие повсюду статуэтки, тусклые пейзажи на стенах. А тут ещё начали бить часы с маятником! Их звон отдавался в висках, изводил, как и вентилятор в палате.


– Это мои акварельки. Помнишь? – с оживлением спросил Яков, видя, что Лиза смотрит на пейзажи.


– Не помню.


– Не расстраивайся, обязательно вспомнишь, – успокоил он. Обнял её и выдохнул: – Я так соскучился. 


Под предлогом, что хочет рассмотреть картины поближе, она вывернулась из его рук.


– Ты художник?


– Нет, занимаюсь этим делом на досуге… хобби, так сказать.


Из-за мерзких часов гудела голова, а в душе нарастал гнев – совсем ей несвойственный. Лиза помнила, что всегда отличалась спокойным характером, покладистостью, ни с кем не спорила, избегала конфликтов. Хотя уже не была уверена. Дорожная авария превратила её память в обломки. Каждый – загадка. Вроде настольной игры: гадаешь, в какое место вставить кусочек мозаики. Она порывалась крикнуть Якову: «Врёшь ты всё!», - но выяснять правду боялась, да и не было на это сил.


– Узнала Ялту? Мы там, ну, словом, отдыхали в прошлом году, – указал он на одну из своих работ. – Это твоя любимая акварель.


«Опять врёт!» – разозлилась Лиза. Не могла ей нравиться эта плохенькая картинка! И она подумала с иронией, что, рисуя пляж, он намертво забрызгал себя краской. Его руки и видневшаяся в прорезе расстёгнутой рубашки грудь были обильно усыпаны песочными веснушками, а на лице – ни капли. Оно было нездорово бледным, как бывает у прячущихся от солнца людей. Скользивший по нему взгляд Лизы он истолковал, как призыв, и прижал её к себе.


– Что-то голова кружится, – отстранилась она и опустилась на диван. – Не принесёшь воды?


Пока он возился на кухне, она рассматривала комнату. Все вещи казались враждебными, особенно лежавшая рядом подушка-кукла с недобрыми глазами. Лиза прикрыла её пледом. Не сходит ли она с ума, раз её тревожит взгляд какой-то тряпки? Внезапно её замутило от квартирного запашка. Он пропитал её одежду, волосы, проник в лёгкие. Статуэтки на полках вдруг ожили, задвигались, зашептали «Уходи, уходи».


– Ты где?! – вскрикнула она.


– Тебе плохо? – примчался муж.


– Нет, пить хочется, – оглядевшись, она успокоилась. Статуэтки неподвижно стояли на полках. «Это галлюцинации, со временем они пройдут, – успокаивали её врачи, когда что-то подобное происходило в больнице. – Это мелочь по сравнению с тем, что могло бы быть. Вам крупно повезло, легко отделались». Они темнили, определённо что-то скрывали. Не в заговоре ли они с Яковом?


– Держи, – он протянул ей стакан. Вода была мутноватой, с белёсыми хлопьями.


– Что это? – спросила она с брезгливостью.


– Я выдавил сок лимона, ты же любишь.


Его ответ подтверждал, что он самозванец: лимоны она терпеть не могла. Всё в нём ей было противно: мятный голос, сладкий шепоток «я так истосковался», слова-сорняки. Неприязнь к нему её саму удивляла. Внимательный же человек и внешне нормальный. Ну да, толстоват, с брюшком, весь в рыжих веснушках, зато вполне представительного вида. Но она не сомневалась, что, если бы любила его до аварии, то продолжала бы любить. Кто он, почему притворяется супругом? Ни богатства, ни славы, ничего такого, на что можно польститься, у неё не было. Или забыла, как и всё остальное? Однако вспомнить, как она ни старалась, Лиза не могла. В памяти возникали какие-то смутные эпизоды, дразнили: «Догадайся!» и таяли. Когда же она пыталась их задержать, начиналась жуткая головная боль.


– Кем ты работаешь? – спросила она.


– Риэлтором.


– Тебя правда зовут Яковом?


– Да.


– А кто же тогда Слава? Мне запомнилось это имя.


– Не знаю. Потом поговорим, тебе нельзя сейчас волноваться.


– Нет, давай сейчас, я хочу всё знать про аварию. Как это случилось? По моей вине?


– Ну-у… словом, был ливень, дорога была мокрой, ты потеряла управление.


– Помимо меня, кто-то пострадал? – встревожилась она.


– Только ты.


– Зачем врачи врали, что я была без сознания?


– Они не врали, ты была в коме, они никак не ожидали, что ты так быстро выкарабкаешься. Ты у меня молодчина.


Хотя все твердили, что она лежала в реанимации, Лиза готова была поклясться, что всё это время находилась в какой-то квартире с другим мужчиной. Его лицо растекалось, как в тумане, но она помнила его руки – красивые, с длинными пальцами. Он бережно укутывал её в одеяло – уютное, а не липкое, как в больнице, и за его спиной где-то в глубине комнаты, тоже плывущей в тумане, кто-то говорил ей «Привет!». Голос был скрипучий, как старческий, она точно слышала его раньше… «Вам приснилось», – убеждали врачи.


– Ты на самом деле мой муж? – спросила она.


– Да, мы зарегистрировались три года назад, – заверил он и показал свидетельство о браке. Он не обманул: они были женаты и его звали Яковом Незваным. Лизе стало смешно. Фамилия – в самую точку!


Хотя всё прояснилось, легче ей не стало. Выскочить замуж за этого человека можно было только в минуту помешательства.


– У нас есть дети?


– Нет. Пока, так сказать, не обзавелись, – произнёс он и повторил: – Потом поговорим, врачи предупреждали, что слишком много информации, ну, словом, выбьет тебя из колеи.


Слова-мусор действовали ей на нервы.


– Ну, словом, так сказать! Неужели нельзя обойтись без этих паразитов? – не выдержала она.


– Каких паразитов? – уставился он на неё.


«Ещё и тупой!» – рассердилась Лиза.


– Ты отдыхай, а я сбегаю в аптеку за лекарством, – сказал он, не обращая внимания на её раздражительность.


– Сюда никто не придёт в твоё отсутствие?


– Нет, мы здесь живём одни.


– Без твоих родителей?


– Их давно нет в живых.


– А где мои родители? Почему они не приходили в больницу?


– Их тоже нет в живых.


– Это что ж получается, твои и мои родители, взяли и умерли в один день?


На неё опять накатил гнев. Лжец!


– Не в один день, но давно, потом всё расскажу, я побежал.


Новость её оглушила. Забыть собственных родителей! Дыр в памяти оказалось больше, чем она думала, и, как только он ушёл, Лиза приступила к поискам файлов, писем, документов, которые приоткрыли бы прошлое. Начала с компьютера, на болотном экране которого чернела её тень. Ещё утром, глядя на себя в зеркало, она увидела, что, да, превратилась в тень. Живыми остались только глаза, но поменялся их цвет – стал неправдоподобно фиолетовым. Или она перестала различать оттенки в результате головной травмы? Не только Яков был чужаком, она – тоже. Незнакомая ей женщина без роду, без племени.


Она включила компьютер, но войти в него не смогла – не знала пароль. Быстро устав, она прилегла. В висках стучало, и в довершение ко всему опять забили подлые часы. Сорвать бы их со стены и раскрошить молотком! Пока они колотили, она со злорадством представляла сцену их уничтожения. Войдя во вкус, также разбомбила всю квартиру и, с торжеством хлопнув дверью, ушла – пока только в воображении. Идти было некуда.


Часы, вдоволь поизмывавшись над ней, наконец, заткнулись. Но их удары не утихали у неё в голове. И впервые за всё время знакомства с Яковом она захотела, чтобы он поскорее вернулся. Не потому, что внезапно всё вспомнила и воспылала к нему любовью, а потому что нуждалась в таблетках, за которыми он отправился. Хотя принимала она их с опасением. Облегчая, они одновременно притупляли. Не специально ли её ими пичкали? «Это наркотик», – говорила она врачам, но они уверяли, что у неё пустые страхи. Когда же голова разламывалась на куски, она готова была проглотить весь пузырёк с лекарством.


«Да куда же этот Яков запропастился? – закипела она и тут услышала звонок в дверь. – Господи, ключи забыл!»


Она с трудом встала, шагнула и, посмотрев в зеркало на стене спальни, испугалась. Вместо себя, она увидела тощее привидение с торчащими во все стороны короткими волосами. Она поплелась в коридор. Открыла дверь, поздно сообразив, что следовало проверить в глазок, кто там. На пороге стояла дамочка в ярком цветастом халате. Щупленькая, в медных, вроде металлических стружек кудряшках, с юрким взглядом.


– Это тебе, – протянула она Лизе коробку конфет с нарисованными на крышке, как и на её халате, гвоздиками.


– Спасибо. Проходите, – пригласила Лиза из вежливости.


– Мы с тобой на «ты», мы друзья, я живу прямо под вами, меня зовут Жанна. Я так рада, так рада, что ты уже дома, что всё уже позади! Если что нужно, заходи, не стесняйся, я в 54-ой квартире, – протараторила соседка и, опустившись на диван, воткнула свой локоть в глаз куклы-подушки. – Ты меня хоть чуточку помнишь?


– Да, – обманула Лиза. Признаваться, что нет, было неудобно.


– Бедняжка, перенесла такой кошмар! Ты не переживай, всё пройдёт, Ника говорила, что это временная амнезия, так ей сказали врачи.


– Кто такая Ника, моя подруга? – спросила Лиза. Таинственная Ника выпала из памяти, как и всё остальное.


– Да, очень душевная женщина, она приходила к тебе в больницу каждый день, всё это время помогала Якову, готовила, стирала, убирала. Всем бы так уметь прощать... –  она сбилась и замолчала.


– Прощать что?


– Привет! – перебил их появившийся в дверях Яков.


Хмуро глянув на соседку, он сказал, что его жене надо отдохнуть и, нисколько не церемонясь, выпроводил Жанну из квартиры. Но та вроде даже не обиделась. «Не забудь, я прямо под вами в 54-ой», – повторила она перед уходом.


– Зачем ты так? Нехорошо, – попрекнула Лиза мужа. – Она сказала, что мы друзья.


– Да уж, друзья! От неё лучше подальше держаться. Сплетница, каких мало!


– Боишься, что она расскажет мне правду?


– Что за чепуха! Ты, ну, словом, сама всегда её сторонилась.


– Она говорила про какую-то Нику. Кто это?


– Вначале прими лекарство, после поговорим, – увильнул он и вложил ей в руку две таблетки. Проглотив их, она почувствовала, как они медленно ползут по пищеводу. Она знала, что скоро они убьют боль и затуманят сознание.


– Не дашь мне компьютерный пароль? – попросила она. – Хочу почитать новости в интернете, я же всё пропустила, пока лежала в больнице.


– Врачи сказали, что надо подождать и не лезть сразу в интернет, это может привести к стрессу.


– Скажи уж честно, что ты не хочешь давать пароль, а то вдруг я что-то узнаю.


– Ничего подобного, напишу и оставлю на письменном столе.


Лекарство начало действовать, оно было мощным, вырубало почти мгновенно. «Надо перестать его принимать», – вяло подумала она перед тем, как отключиться. Сон опять перенёс её в ту квартиру, где она находилась, когда была в реанимации. Опять эти мужские руки с длинными пальцами, этот странный трескучий голос и какое-то нервное бескровное лицо, оно недавно появилось в её снах… девочка, кажется. Кто это? Где это? Только бы вспомнить, только бы вспомнить...


Лиза проснулась. Адская боль в голове прошла, а слабость нет. Она встала, позвала Якова. «Поехал на встречу с клиентами. Если что, звони», – прочла она записку на тумбочке. Там же стоял стакан с водой – уже чистой, без лимонных ошмётков. Она прошлась по квартире – сумрачной, перегруженной вещами. Окна были задёрнуты бордовыми с золотой каёмкой шторами, похожими на театральный занавес. Лиза отодвинула одну штору, подошла к телефону и набрала указанный в записке номер. Яков сразу взял трубку, спросил, как самочувствие, обещал вернуться к девяти. Звучал он солидно, разговаривал сдержанно и без досаждавших ей сюсюканий, но голос по-прежнему был чужим.


Несмотря на слабость, она продолжила поиск. Порылась в шкафах, но ничего не обнаружила. Распотрошила кладовку. Тоже пусто. Она села на пол и посмотрела на свалку старья в кладовке. Зачем, спрашивается, Яков хранит доисторическую пишущую машинку с выпавшими клавишами или вот эту рваную сумку? Лиза раскрыла сумку, надеясь найти забытые бумаги или письма, но, кроме сломанного карандаша, внутри ничего не было, и она отбросила её в сторону. Огляделась. Взяла валявшуюся в углу книгу. Детектив– «Преследователь», автор – Леона. Лиза полистала книгу и, прихватив её, вернулась в комнату.


Заметать следы погрома было лень. Почему она должна скрывать, что искала информацию? Имеет право. Лиза рухнула в кресло. Пока рылась, устала. От сверлящих дум тоже устала. Чтобы отвлечься, решила почитать детектив. Он увлёк, оказался лучше лекарства – не заволакивал пеленой мозги, разгонял тревожные мысли. «Неплохая развлекаловка, надо посмотреть в интернете, что у этого автора ещё есть», – подумала Лиза. Но Яков обманул – пароль не оставил. А сколько всего необходимо было узнать. В сети наверняка что-то есть.


Она спустилась этажом ниже и позвонила в дверь соседки.


– Кого вам? – открыл ей сонного вида мужик в майке и жёваных шароварах. Почёсывая свою грудь, он широко зевал.


– Это Лиза, –  выплыла из-за его спины Жанна. – Помнишь, я про неё рассказывала? Она, бедняжка, в аварию попала.


– А-а, – протянул мужик. Гулко зевнул и ушёл.


– Проходи, проходи, это мой приятель Борис, он временно у меня живёт, у него дома неприятности. Если б ты только знала, какая стерва у него жена, – прошептала Жанна и повела Лизу на кухню. – Давай здесь посидим, а то Борька там телевизор смотрит. Чаю хочешь?


– Нет, спасибо, мне нужна твоя помощь.


– Конечно. Что-то случилось? – оживилась та.


– Мне нужно кое-что посмотреть в интернете, у нас сломался компьютер.


Говорить, что муж не даёт ей пароль, было неловко.


– Да, конечно, одну минуточку, – Жанна притащила ноутбук и, довольная, пристроилась рядом. – Ты, наверное, забыла, как пользоваться интернетом. Давай покажу.


– Я не забыла, мне бы почту проверить, – намекнула Лиза на то, что хочет остаться одна. Хотя проверить не могла – своего электронного адреса не помнила.


Как только Жанна с неохотой ушла, Лиза быстро прочесала интернет. О Якове там было всего несколько слов (он и впрямь работал риэлтором), а своё имя она не нашла. Затем почитала про травму головы. Оказалось, что врачи говорили правду о галлюцинациях, хотя не предупредили о раздражительности, подозрительности, дезориентации. Но, возможно, предупреждали, на свою память она не могла положиться. «Амнезия бывает не только следствием травмы, шока, алкоголизма, но и следствием подсознательного желания забыть – так называемого вытеснения», – прочла она.  «Полный бред!» – не поверила Лиза. Самым страстным её желанием было не забыть, а вспомнить.


В эту минуту вошёл Борис. Подмигнул ей. Налил воды в кружку. С шумом, булькая, выпил. Закашлялся. Звуки, которые он издавал, внезапно вызвали в её памяти картину: парк, пруд с утками. «Кря, кря», – кричат они и ловят куски хлеба, которые кидает им девочка. Прошлое потихоньку возвращалось. Вспомнить бы только, кто эта девочка, где этот пруд…


–  Кря, кря, кря, – продолжал кашлять Борис. Выпил ещё воды, опять подмигнул Лизе и ушёл.


О Леоне в интернете было немало, её «Преследователь» был недавно издан и пользовался успехом. Лицо писательницы Лизе понравилось и одновременно не понравилось. Интересное, улыбчивое, но что-то в нём настораживало. Физиономистом она себя раньше не считала, не раз ошибалась в людях (это она точно помнила!). Но, очнувшись в больнице, обнаружила, что вместе с ней очнулась и интуиция – ранее дремавшая. В результате травмы в ней произошли изменения: на смену уступчивости, доверчивости и наивности пришли несговорчивость, подозрительность и чутьё. Новоприобретённые качества ей нравились. С ними увереннее жилось.


– Ну как ты? – появилась Жанна и быстро взглянула на экран компьютера.


– Уже закончила, спасибо, пойду, – Лиза встала.


Ноги не слушались, были, как желе, а в голове снова шумело. Она подосадовала на себя, что не поверила врачам и полезла в интернет. Есть в нём что-то от вампира – завораживает и высасывает силы.


Она вернулась к себе в квартиру. Чтобы не заснуть до прихода мужа, заварила крепкий кофе. Залпом выпив, взяла детектив и забралась в кресло.


– Я вижу, тебе получше, – вошёл Яков. – Что читаешь?


– Детектив, нашла в кладовке. Зачем ты его туда засунул?


– Не помню, –  смешался он и перевёл разговор на другую тему. – Сегодня на работе был прямо сумасшедший день.


– Не хочешь отвечать?


– Да нет, отдохну, и поговорим, тебе тоже нужно отдохнуть. Помнишь, что велели врачи: постельный режим и покой.


– Как я могу помнить, что они велели, если у меня отшибло память? Не понимаю, почему ты не можешь ответить на простой вопрос! Зачем ты швырнул книгу в кладовку?


– Это не я, – помявшись, ответил он.


– Кто тогда? Кроме нас, здесь никого нет. Выходит, я?


– Ну-у… да, ты.


– Я этой книги в глаза не видела. Если бы я её читала раньше, то сразу бы вспомнила.


– Необязательно, –  и добавил с укоризной: – Меня же ты не помнишь.


– Ну, предположим, я читала, но почему я бросила в кладовку, а не поставила на полку? Так не понравилось?


Она сама не могла понять, почему добивается от него ответа. Какая разница, кто и зачем засунул в кладовку какой-то детективчик!


– Давай завтра поговорим, а пока, ну, словом, обещай, что будешь выполнять предписания врачей. Обещаешь?


– Да, – кивнула она, и не думая держать своё слово. Её обманывают, а она должна выполнять все их требования! Нет уж!


– Не переживай ты так, лапочка, – забормотал он, обнимая её. Его глаза были сахарными, ладони – потными, объятия – медвежьими.


– Пойдём в спальню, –  зашептал он, прижимая её к себе.


– Мне что-то плохо, ты же сам сказал, что мне нужен покой.


– Да, да, – он с неохотой оторвался от неё.


Человеком он был явно неплохим. Добрый, трудолюбивый и ответственный. Но все его плюсы меркли, когда Лиза представляла себя с ним в постели. И позже, когда он, посапывая и похрапывая во сне, лежал на кровати – тучный, рыжий из-за обилия веснушек, с такого же цвета зарослями под мышками, – она думала, что, как только окрепнет, удерёт от него на другой конец света. Пока он храпел, она проверила его бумажник и карманы брюк, в которых он вернулся с работы. Но ничего не нашла. Свой телефон он тоже куда-то запрятал. Она села и, глядя на его разноцветные, как у клоуна, трусы, в которых он спал, мысленно выбросила их вместе со всем хламом, который он хранил в кладовке.


Утром он вскочил и, прижавшись своими жаркими пухлыми губами к её щеке, ушёл на работу. Она встала, оделась и, несмотря на слабость, выбралась из дому. Куда шла, сама не ведала. Что-то толкало вперёд. Лишь бы не находиться в этой кислой без воздуха квартире. Хотя на улице – тоже духота. Она свернула на бульвар. За ним тянулся следующий. Бульварное кольцо, кажется. Она чувствовала, что идёт по проложенному маршруту. Пересекла дорогу, механически свернула в переулок, затем – во двор. Там прохаживались две женщины с колясками. Они колюче посмотрели на неё, зашушукались.


Двор был длинный, сквозной. В его конце была арка, а за ней – людная улица. Лиза знала, что она ходила по ней миллион раз, забегала в магазины, в одном из которых покупала вкусные булочки. Захотелось их вновь отведать, сейчас, немедленно. Думая об этом, она приостановилась возле одного подъезда. Около него стояла компания подростков. Они галдели, курили, смачно сплёвывали на землю. Лиза взглянула на окно на втором этаже. В нём виднелся горшок со столетником. По стеклу ударил луч солнца, и растение вдруг зашевелило своими щупальцами. Оно было живым, как и предметы в квартире Якова, но не шептало, как те, «уходи!», а, наоборот, просило остаться. Она вспомнила, как отрезала кончики его листьев, прикладывала их к ссадинам на коленках маленькой девочки – той, которая кормила уток. Вспомнила, как скрипел в глубине комнаты голос, который она слышала в своих снах. Это был попугай в клетке. «Привет!» –  говорил он Лизе каждый день. Вдруг в окне появилось лицо и тут же исчезло, но она успела поймать чьи-то злые глаза.


Она постояла, пытаясь зацепиться за какую-то деталь, которая расшевелила бы память, вернула бы забытое. Подростки, заметив её, нагло разглядывали. Крикнули что-то и захохотали. Из парадного вышла пышная дама с пуделем на поводке. Обе, собака и её хозяйка, уставилась на Лизу. Все во дворе знали, кто она. Знали то, чего не знала она. Лиза ускорила шаг, вслед улюлюкали подростки.


– Чего ты припёрлась?! – раздалось сзади.


Она обернулась. Перед ней стояла девчонка лет тринадцати. Лиза узнала её глаза. Это она недобро смотрела из окна. А сама – худенькая, угловатая, с передёрнутым страданием бескровным лицом.


– Нечего тебе здесь делать! Нам и без тебя хорошо! Иди к своему уроду! – крикнула девчонка.


– О чём ты?


В голове  у Лизы опять начался стук.


– Хватит придуриваться! Оставь отца в покое! Чего ты его доводишь?! Ушла, пришла, опять ушла! Хочешь до инфаркта его довести?!


Её взгляд был, как дуло пистолета, и Лизе казалось, что, если бы у девчонки было в руках оружие, она бы выстрелила в упор, прямо ей в сердце. Но ей и не нужен был пистолет, она убивала своей ненавистью, и не было ничего страшнее этой ненависти, всё остальное по сравнению с этим не имело никакого значения. Всё вокруг Лизы завертелось: подростки, женщины, коляски, пудель.


– Чего тебе надо? – продолжала выкрикивать девчонка. – То ошиваешься здесь с утра до вечера, то ни слуху ни духу!


– Я была в больнице, – пролепетала Лиза, – попала в дорожную аварию.


– Что же твой урод Яков нам не позвонил, не сказал? Всё врёшь! Небось, он тебя бросил. Так знай, назад дороги нет! Ты от нас отказалась!


– Я не отказывалась... я ничего не помню, – пробормотала Лиза. Пошатнулась и упала на скамейку.


– Ты чего?


– Голова закружилась... сейчас пройдёт.


– Ты правда в аварию попала?


– Правда... пойду я, – Лиза встала, качнулась и свалилась на землю.


– Мам, что с тобой? Тебе плохо? – бросилась поднимать её девочка. – Сейчас неотложку вызову.


– Не надо, лучше такси... нет… я забыла мобильник.


– Ты здесь сиди, не двигайся, я домой сбегаю, мигом, скорую вызову.


Как только девочка влетела в подъезд, Лиза встала. Собрала все оставшиеся силёнки и пошла. Скорей бы убежать отсюда, подальше от колющих взглядов во дворе, подальше от ненависти. Всего лишь несколько минут назад она страстно хотела всё вспомнить, а теперь уже не хотела. Девочка ошибается, не могла она променять свою семью на Якова. Не было у неё никакой семьи, не было, не было... Ещё немножко, ещё пару шагов, вон уже арка. Добраться бы до неё, пока не примчались врачи и не забрали её в больницу. Она знала, что девочка вернулась и смотрит ей в спину. Сейчас крикнет: «Опять ты меня бросила, не дождалась, а я беспокоилась, скорую вызвала!».


– Иди к своему уроду и не смей к нам возвращаться! Предательница! –  услышала Лиза. А, может, померещилось.


Вот, наконец, улица, такси... приехала... опять эта Жанна. Что ей надо, караулит, что ли у подъезда? Кто эта женщина, с которой она разговаривает? Чего они так смотрят? «Да, да, со мной всё в порядке, откройте дверь, я код забыла». «Ника, помоги, – говорит Жанна, – она не дойдёт». Ах, это и есть Ника! «Кто вы? Моя подруга?» «Ну да, – безрадостно кивает та, – почти родственница». Какие трагические глаза у этой Ники, не умер ли у неё кто-то? «Какая родственница? Я вас не помню». «Вам нельзя волноваться, потом, потом», – отвечает та. Надоело слушать от всех это «потом»!


Они втаскивают её в квартиру, она покорно выпивает таблетки, которые ей даёт Яков. Они ползут, царапая стенки пищевода. Ещё немного и они рассосутся, заглушат боль. Хоть бы они заодно вытравили и остатки памяти! Она не хотела уже ничего вспоминать, хотела забыть, навсегда забыть. В амнезии было спасение.


А, проснувшись утром, Лиза всё вспомнила – всё, кроме самой аварии.


В квартире – никого. Тихо. Тишину нарушали только часы на стене. Их бой доводил её ещё в той прошлой до аварии жизни. Не часы, а издевательство! Она предлагала Якову заменить их. «Нет, – упрямился он. – Они достались от моих родителей». Договориться с ним было невозможно. Что ни попросишь – упрямится. Узнала она об этом только, когда они поженились. Многого она не знала. Он довольно быстро превратился в другого человека – далеко не такого, каким был, когда они тайно встречались. Уже через год брака с ним она поняла, что, если бы раньше они были свободны и могли видеться открыто, не таясь, то замуж за него она бы не вышла. Яков был случайностью, которую она приняла за судьбу. Подвернулся он в ту минуту, когда ей всё осточертело: быт, работа, ссоры с мужем, однообразие, когда казалось, что впереди ничего уже нет, кроме старости, и так хотелось новизны, влюблённости, остроты чувств, хотелось забыться. «Да уж, забылась», – с горечью подумала она.


Тайна подогревала их роман, а, как только их разоблачили (благодаря Жанне) и они начали жить вместе, страсть утихла, повылезали все неприглядности. Всё в Якове её отталкивало: словечки-мусор, привычки, вкусы, даже его веснушки. Она часто вспоминала своего бывшего мужа Славу. Скучала по нему и винила себя: предпочла лёгкий путь – не попыталась исправить, а разрушила их брак. Не вернуться ли к нему? «Хочешь до инфаркта его довести?!» –  крикнула вчера Варя, её дочь. Та встала на сторону своего отца, отказывалась с Лизой разговаривать. Вспоминать ненависть в её глазах было страшно. Уж лучше бы вся память начисто пропала.


В дверь позвонили. Не Жанна ли явилась вынюхивать? Если бы не эта сплетница, то не сидела бы Лиза в этой прокисшей квартире. Отношения с Яковом со временем бы закончились, и не пришлось бы выходить за него замуж. Если бы Жанна не застукала их, не растрепала по всему дому, не донесла жене Якова – Нике, а та в свою очередь не рассказала бы всё Славе, то не была бы сломана жизнь и не ненавидела бы Лизу сейчас родная дочь.


«Пора врезать ей по первое число», – забурлила Лиза и пошла открывать.


Но на пороге стояла не Жанна, а средних лет женщина в модном костюмчике. Писательница Леона.


 


II.


До аварии


 


– Чего ты ждала? Одно дело по углам обжиматься, а другое дело – жить вместе. Быт любую страсть убьёт, – сказала Тамара.


Своё мнение она всегда выражала напрямую и безапелляционно, мало беспокоясь, что кого-то этим задевает. Была остра на язык, ловко парировала. Лиза, в отличие от неё, пасовала перед хамством, не умела давать отпор, от этого была собой недовольна.


«Будешь со всеми нянчиться, на шею сядут», – наставляла Тамара. Лиза восхищалась ей. Подруга всегда её поддерживала и не осуждала, как остальные знакомые, что она разбила чужую семью. «Да плюнь ты на всех, – успокаивала Тамара. – Ничего ты не разбила, там и так всё уже было разбито, раз Яков ушёл». И Лиза не признавалась, что в глубине души она знала, что никуда бы он не ушёл, если бы Ника его не бросила. Та повела себя довольно благородно – собрала личные вещи и переехала к своей матери. Квартиру не делила, по судам его не таскала, всё ему оставила. Даже свою любимую коллекцию статуэток.


– Дело не в быте, – возразила Лиза. – Мне всё в нём противно.


– Но ты же взахлёб рассказывала, какие у вас там страсти-мордасти, какой он распрекрасный.


– Вначале так и было… ты же знаешь, как от новизны кровь кипит, а сейчас одна тоска зелёная. Никогда не думала, что всё с такой скоростью умрёт. Со Славой тоже вся страсть через несколько лет поутихла, но он никогда ничем меня не отталкивал, как Яков.


– Зря ты так, Яков всё-таки хороший человек и зарабатывает неплохо.


– Не уверена, что такой хороший. Я же помню, на какие ухищрения он шёл, когда мы тайно встречались, как врал Нике. Значит и со мной также поступит. Скорей всего, он уже врёт, а, раз так, какой же он хороший?


– Он про тебя то же самое может сказать, ты же изменяла своему мужу, – как всегда рубанула напрямую Тамара. – Ты, конечно, поспешила. Не стоило тебе за Якова выходить, надо было его в любовниках оставить.


– Знала бы, чем всё обернётся, даже в любовниках не оставила бы. Хочу развестись.


– Ну и куда ты пойдёшь с твоей-то зарплатой? Прежде чем делать, надо крепко подумать, а то так недолго без кола и двора остаться. Я же тебя знаю, тащить деньги из Якова ты не будешь, как и его бывшая, –  и улыбнулась. –  Как видишь, у тебя немало с ней общего.


– Поэтому его ко мне и потянуло, – уныло пошутила Лиза.


– Потянуло, потому что он искал развлечений на стороне.


– Не только, – обиделась Лиза, хотя иногда сама так думала.


– Мой тебе совет: возвращайся к Славе.


– Я бы вернулась, но он не простит.


– Если любит, то простит.


– Не знаю... а что если у него уже кто-то есть?


– Тоже мне препятствие! Потеснишь её, у вас же с ним дочь.


– Не так-то это просто. Слава, может, и простит, а Варя нет. Ты бы видела, как она на меня смотрит. Я всё время хожу к ней, поджидаю её во дворе, а она шипит, ненавидит меня. Я раньше думала, что самое страшное – это пережить своего ребёнка... когда твой ребёнок тебя ненавидит – это тоже страшно.


– Помиритесь со Славой, так вся ненависть тут же пройдёт. Ты вот ноешь, а многие бабы тебе бы только позавидовали. Столько одиноких, а у тебя есть муж, да ещё с деньгами, и никуда он не денется, если сама от него не уйдёшь, а, если уйдёшь, то вернётся твой Славка. Да, да, вернётся, не мотай головой! Но самое главное – у тебя есть дочь. Знаешь, как мне хочется детей, иногда думаю рожу без всякого мужа, а то так до старости просижу.


– Да, без детей трудно, – сказала Лиза и с грустью подумала, что трудно в любом случае: с ними и без них.


Мысль о дочери не отпускала ни на минуту. В каждом движении Вари, жесте, в наклоне острых плеч Лиза видела, как та страдает, и винила в этом себя. Она знала, что, несмотря на данное себе слово не терзать дочь своими частыми приходами, опять поедет к ней и будет стоять у подъезда. «Убирайся! Не хочу тебя видеть!» – отрежет Варя. И она попытается вложить в руки дочери письмо: «Если не хочешь разговаривать, прочти, там всё», а та схватит, разорвёт на кусочки, и Лиза снова будет писать ей… Писать, писать, писать. Это единственное, что у неё осталось, что приносило радость, помогало справляться с душевной болью. Тамара и тут помогла – предложила протолкнуть Лизин детектив в одно издательство, где работал её знакомый.


– Как там мой детектив, что-нибудь слышно? – спросила Лиза. – Ты говорила, что они вроде заинтересовались.


– Да, скоро должны сообщить.


– Как ты думаешь, получится?


– Не знаю, но, раз заинтересовались, есть надежда. Надо подождать. Чего ты такая нетерпеливая?


– Просто волнуюсь, мне говорили, что могут не взять, поскольку я неизвестный автор, а, если даже возьмут, то нет гарантии, что книга будет хорошо продаваться.


– Ну ты и забежала вперёд! Гарантии тебе никто не даст. Чего ты заранее паникуешь! Кто это говорил?


– Друзья.


– Ты давала им читать?


– Нет, не давала.


– Правильно, а то ещё украдут, и никуда пока не посылай, раз издательство заинтересовалось, а то, сама знаешь, за двумя зайцами погонишься…


– Да, да, я всё делаю, как ты советуешь.


– Тогда жди и не кисни. Давай чай пить.


– Да нет, пойду я.


– Ты же собиралась остаться на ночь.


– Пойду, на работу утром далеко отсюда ехать.


Но возвращаться домой Лизе не хотелось. Все вещи в квартире принадлежали Нике: чашки, к которым прикасались её губы, постельное бельё, на котором та спала, полотенца в ванной, которыми та вытиралась, и эти отвратительные статуэтки, следившие за каждым Лизиным шагом. Яков был не только прижимистым, но и толстокожим – не понимал, как ей неприятно, что всё в доме пропитано присутствием Ники. Прийти бы к ней, повалиться в ноги: «Прости меня, забирай своего мужа, он твой!» А при этом в душе шевелилась нехорошая мыслишка: если бы та не рассказала всё Славе, то не развалилась бы их семья, не потеряла бы Лиза дочь. Так что они с ней квиты. Думать об этом было стыдно, но, когда она караулила Варю под окнами своей бывшей квартиры, стыд пропадал.


«Предательница!» – звенел в ушах голос дочери всю дорогу, пока она ехала домой. Когда Лиза вышла из метро, стало совсем тяжко. Ноги едва передвигались, точно на них висели гири. На сердце – тоже гиря: впереди ждало объяснение с Яковом. Оттягивать разговор было нельзя. Каждый прожитый с ним день всё больше отдалял её от дочери. Но Лиза трусила. Когда стояла перед выбором, то всегда металась. Было бы легче, если бы он первый предложил расстаться.


Начался дождь. Сыпучий, едкий, прохладный. Он шёл с перерывами целую неделю. От него всё было серого цвета – как глина. Глиняный переулок, куда Лиза свернула, мокрые глиняные деревья, тревожно зашевелившиеся, когда она проходила мимо. Она ускорила шаг. Впереди уже подъезд. Добежать бы до него, пока дождь не промочил насквозь. А зонтик – вот досада! – забыла у Тамары. Она глянула на небо. Прямо над ней низко висела звезда, а, может, это фонарь, в тумане не разберёшь и от сумятицы в душе тоже не разберёшь. Всё сливалось, затягивало серостью. Звезда покачалась и исчезла. То ли туча её съела, то ли фонарь перегорел.


Лиза вбежала в подъезд. Её стало знобить. Холодные дождевые капли текли по волосам, по платью, пробирались внутрь, в сердце, и, когда Лиза подошла к квартире, превратились в льдинки. Она раскрыла сумку… куда же запропастились ключи, вечно роешься, не можешь их найти… и вдруг из-за двери раздался истеричный хохот. Лиза мгновенно его узнала. Так смеялась – резко, с надрывом – только одна женщина. И лицо у той тоже, как нерв, словно она на грани срыва. Лиза миллион раз представляла эту сцену и, разыгрывая её в уме, знала, как поступит. Но выяснилось, что не знала – растерянно стояла на площадке и понятия не имела, что делать. Ворваться в квартиру и обличить Якова? Сама же мечтала порвать с ним. Но льдинки в сердце заморозили, не давали сдвинуться с места, а смех за дверью разрастался, и она понимала, что над ней издеваются – знают, что Лиза стоит с зажатыми в руке ключами и боится войти. «Это моя квартира, а не твоя!» – послышалось ей.


Подъехал лифт. Из него вышел мужчина. Плотненький, с торчащими из-под кепки крыльями-ушами. Глаза у него были туманные, как и улица. Криво улыбнувшись, он забегал взглядом по Лизе. Она отшатнулась, побежала вниз. «Постой!» –  крикнул он. Кто он такой, чего ему надо? Она выскочила из подъезда. Дождь уже лил вовсю. Она ринулась во двор. Где же машина, куда Яков её поставил? Да вот же она! Лиза села, завела, рванула с места. Водить она не любила, предпочитала метро, а сейчас ей было всё равно, лишь бы уехать отсюда. Да Яков и не обнаружит пропажу. Ему не до этого, он с Никой в постели валяется. Думает, что Лиза ночует у Тамары.


Ожидаемого облегчения оттого, что всё само собой разрешилось, не было. Она ругала себя. Бросила семью ради вруна и изменника! Ведь подозревала с самого начала, что он вернётся к бывшей жене, что будет также лгать, как лгал Нике. А, может, он скучал по Нике, как я скучаю по Славе? Неважно! Всё равно изменник!


За передним стеклом машины всё сливалось в одно: улицы, светофоры, пешеходы. Нет, не пешеходы, а фигурки-призраки. Они выскакивали из темноты, прыгали, норовили попасть под колёса. Она не заметила, как очутилась около своего старого дома. Рядом было кафе, куда они с дочерью часто забегали в утерянной прошлой жизни. Страшно захотелось там посидеть. Лиза повернула и стремглав юркнула в освободившееся на парковке место. Сзади кто-то яростно загудел. Ну и гуди себе на здоровье! Сейчас выскочит из своего пижонского автомобиля и начнёт материть! Но водитель промчался мимо, неохота ему было мокнуть под ливнем. А был бы психом, то выскочил бы и неизвестно чтобы сделал. Мог бы и выстрелить. «Вот так из-за случайностей и рушится жизнь», – думала она. Яков, в котором она увидела свою половинку, тоже был случайностью.  «Таких половинок с десяток наберётся за год», – смеялась Тамара. Циничное, но меткое замечание. Случайности, случайности… Лиза, пила, согреваясь, горячий чай. На улице холодина, а не лето, хотя, возможно, только ей зябко, посетителям в кафе, судя по их виду, не было. Она заметила на стуле забытую книгу, взяла её в руки. «Преследователь», автор – Леона. Лиза удивилась. Под этим псевдонимом публиковалась Тамара. Кольнуло, что подруга ни словом не обмолвилась о выходе своей второй книги. Что за секреты!


 Лиза раскрыла книгу. В первый миг ей показалось, что бредит, что забрался в глаза уличный туман, и она видит то, чего нет. Она залезла во вторую главу, третью, потом – в середину, затем – в самый конец. Это был детектив, который она отдала Тамаре и та отнесла в издательство. Только название было другим. Лиза бросила книгу на стол, задела чашку, пролила чай на страницы, и потекли строчки, буквы, как и улица от дождя. Потёк текст – потерянный по глупости, как и её семья.


Она взяла телефон, уставилась на экран. Позвонить подруге (бывшей подруге!) и сказать, что она дрянь? Нет, не хватит мужества. Та полоснёт в ответ прямо по сердцу: «Сама виновата, размазня!». Тамара резала словами, как лезвием, никого не щадила, ни с кем не церемонилась. Кроме Лизы. Поэтому Лиза была в ней уверена, считала, что их дружба нерушима, а та воспользовалась этим, знала, что не хватит у неё мужества отстаивать своё, что слабачка. Лиза схватила книгу, побежала к выходу. «Слабачка, слабачка, слабачка!» – повторяла она про себя. Всё, домой за вещами! Если Ника ещё там, это к лучшему – не придётся слушать враньё Якова.


– Что-то случилось? Ты собиралась у Тамары остаться, – залопотал Яков, когда она ворвалась в спальню. Ники там не было. Успела улизнуть.


– Что с тобой? Ты вся дрожишь, – он подошёл к ней, хотел обнять.


Лицемер! Она оттолкнула его, молча собрала кое-что из одежды, затем вытащила из сумки книгу и швырнула её в кладовку. Зачем вообще взяла? Ей это уже не принадлежит.


– Машину верну через пару дней, – бросила она в дверях.


Он её не остановил, пробормотал: «Куда ты?». Понял, в чём дело.


Она вышла на улицу, села за руль, а дальше – тот же дождь, скользкие дороги с прыгающими по ним бликами от фар, они бежали впереди, всё быстрее и быстрее, уводили с бешеной скоростью вдаль, туда, где было темно, совсем темно. Ливень размыл город, всё смешалось, почернело… а потом наступила мгла.


 


 


III.


После аварии


 


Лиза открыла дверь. На пороге стояла средних лет женщина в модном костюмчике. Писательница Леона.


«Любопытно, что эта дрянь скажет», – подумала Лиза.


– Впустишь? – спросила Тамара и, не давая Лизе отсечь «Нет!», быстро проговорила, что пришла покаяться и, если Лиза ничего не знает или забыла, честно всё расскажет. Действовать стремительно и напористо она умела, а просить прощения – нет, поэтому Лиза уловила подвох. Также покоробило, что подруга не поинтересовалась, как здоровье, и извинялась как-то запросто, явно не чувствуя себя виноватой. При этом Лизе было грустно. Она скучала по той Тамаре, которую знала многие годы – отзывчивой, не бросающей в трудную минуту, бодрой и неунывающей.  


– Я всё знаю и всё помню, – сказала Лиза.


– Значит это слухи, что у тебя амнезия?


– Нет, не слухи, но сегодня память вернулась.


– Надо же, прямо к моему приходу!


В её голосе Лизе услышала насмешку.


– Ты считаешь, что я всё выдумала, и никакой амнезии у меня не было?


– Что ты, я искренне рада, что ты выздоравливаешь. Ну, так впустишь?


– Входи.


– Ты одна?


– Да, Яков на работе.


Войдя в комнату, Тамара подскочила к окну и посмотрела вниз, хотя разглядеть что-либо было невозможно. Город был глиняного цвета, как и в день аварии: туман, везде туман. Он залезал во все щели и, пробравшись в квартиру, вплыл в глаза Тамары – серые и напряжённые. Лиза заметила, что та какая-то дёрганая. Это не было на неё похоже. Самообладания Тамара никогда не теряла, отличалась хладнокровием. И у Лизы затеплилась надежда, что подруга нервничает из-за неловкости и искренне хочет помириться. Туман тем временем окутал предметы в комнате, вновь ожившие и зашептавшие: «Не верь, не верь». Всё закачалось, потекло, как бывало при галлюцинациях – не поймёшь явь или нет. Или это не галлюцинации, а внутреннее зрение? Как жаль, что оно прорезалось только после аварии. Многое можно было бы тогда предотвратить. Всё перепутано и намного сложнее, чем виделось раньше. Например, Тамара: с одной стороны – друг, а с другой – недруг.


– Мне нужно с тобой поговорить, – сказала Тамара. – Я хочу всё исправить. Что ты так смотришь, не веришь?


– Просто слушаю.


– Вижу, что не веришь, но я на самом деле собиралась протолкнуть твой детектив, а потом сама не знаю, что на меня нашло, бес попутал. Я читала его всю ночь, не могла оторваться. Да, знаю, это подло, сама от себя не ожидала… мне стало ужасно обидно, ничего у меня нет, ни семьи, ни детей, ни мужика нормального, одни сволочи, и с моей первой книгой не получилось, никакой известности она мне не принесла, а у тебя какая никакая, но жизнь, хоть ты и считаешь, что она развалилась. Да не смотри ты на меня так! Разве у тебя не бывало, когда ты импульсивно что-то делала, а потом жалела?


– Нет, это ужас! Я-то верила, что мы дружили, а ты, оказывается, завидовала, – расстроилась Лиза.


– Это не зависть, а обида за себя.


– Называй это, как хочешь, но получается, что зависть, – и горько усмехнулась. – Чему завидовать? У меня ничего нет. Я всё потеряла, а самое страшное – это то, что я потеряла дочь.


–  Неправда, Варя тебя любит, она вернётся, вот увидишь. Прости меня, пожалуйста, прости, ты ещё напишешь и даже лучше, у тебя уже есть хороший роман.


– Какой роман?


– Ну, тот, который ты до детектива написала, забыла? Значит, память не полностью вернулась, раз не помнишь?


– Ах, этот! Помню. Кому он нужен? Твоему «Преследователю», этой развлекаловке, больше повезло.


– Ну, во-первых, он твой, а не мой, я всего лишь поменяла название, – поправила Тамара, – а, во-вторых, чем плоха развлекаловка? Тоже литература. Как видишь, я дала тебе неплохой совет написать детектив. Он, что называется, проложил тебе дорожку.


– Ты что, издеваешься? Он проложил дорожку тебе, а не мне.


– Зря ты так, я хочу тебе помочь и всё вернуть. Ради нашей дружбы я публично окажусь от «Преследователя» и признаюсь, что автор не я, а ты.


– Не верю, да и какая дружба после всего, что произошло!


– Но ты же сама говорила, что всем нужно давать второй шанс. Неужели ты не хочешь назад своё? Когда все узнают, такой шум поднимется! Пиар нам обеим только на руку.


– Скажи уж лучше, что пиар нужен тебе.


– Да, нужен, я и не скрываю, а ты разве не хочешь стать известной? Хочешь! Иначе не просила бы меня помочь с публикацией.


– Знала бы, что ты украдёшь, не просила бы.


– Ну-ну, а ты, конечно, святая и никогда не воровала! – огрызнулась Тамара.


– Как ты смеешь! Воровкой я никогда не была.


– А кто украл у Ники мужа?


– Да я себя миллион раз за это казнила, уже сполна за всё расплатилась! – вспыхнула Лиза.– Ты, как я вижу, не прощения просить пришла, а насмехаться! Уходи!


– Хорошо, уйду, тревожить тебя больше не буду, но позволь мне публично признать, что это не моя книга.


– Зачем тебе это?


– Для очистки совести, я же сказала, что сознаю свою вину.


– Как ты собираешься это делать, всенародно покаяться? Глупый план. Почему, спрашивается, я молчу и в суд не бегу?


– Что-нибудь придумаем, во имя пиара все врут и особо не стараются, чтобы выглядело правдоподобно.


– Нет, давай оставим всё как есть, это твой текст, – сказала Лиза.


– Не верю! Это ты сейчас так говоришь, от обиды.


Объяснять, почему детектив Лизе уже не нужен, было неохота. Тамара всё равно не поймёт. До аварии всё виделось совсем иным. Теперь же многое отпало, не имело значения. Оставалось только собрать вещи и уйти из этой тухлой квартиры. Но куда идти? План действий пока не созрел. Самое главное – это вернуть дочь, а остальное… да хрен с остальным! С «Преследователем» – тоже! В той прошлой жизни текстом она была довольна, даже горда, а сейчас он был ей чужд, как и Яков.


– Пусть книга остаётся твоей, – повторила Лиза.


– Ты себя обманываешь, ты написала, значит это твоё, – произнесла Тамара. Она кружила по комнате, так ни разу и не присев. Хватала с полок статуэтки, ставила куда попало, подходила к окну и по-прежнему напряжённо всматривалась вниз. Статуэток этих – лебедей, зайцев, балерин – Лиза терпеть не могла, словно они были живыми. Она уже не считала, что Ника оставила их наравне с другими вещами из благородства. Нет, оставила всё Якову, чтобы ежесекундно напоминать о себе – знала, что вернётся.


– Если тебе нравится, бери, – сказала Лиза, глядя, как Тамара вертит в руке стеклянного зайца. Белого, с красным бантом на шее. – Забирай хоть все.


– Да, да, – кивнула Тамара. – Скажи, а откуда ты взяла сюжет детектива?


– Придумала.


– Разве это не с тобой произошло? Тебя никто не преследовал, как твою героиню?


– Кому нужно меня преследовать?


– Возможно, ты что-то знала, как и она.


– Почему же тогда меня не пытались убить, как её?


– Пытались, ты же попала в аварию.


– Что за ерунда! В аварию я попала по собственной вине, была расстроена, рассеянно вела машину, было скользко, никто не собирался меня убивать, – с раздражением произнесла Лиза, подозревая, что Тамара опять манипулирует. – Зачем ты всё это плетёшь?


– Не плету, а хочу разобраться.


– Разобраться в чём?


– Кто это? – вздрогнула Тамара, услышав шум на лестничной площадке.


Судя по звукам, там тащили что-то тяжёлое. Задели входную дверь, потом ещё раз, ещё…Тамара дёрнулась, выронила из рук зайца. Упав, он разлетелся на осколки. Его голова с отвалившимся ухом подкатила к Лизиным ногам. Лиза подняла её. Глаза у зайца были хитрющие и осмысленные. В эту минуту на площадке раздался грохот, кто-то с силой навалился на дверь, хрипло крикнул: «Давай, давай!». Лиза бросилась в коридор, посмотрела в глазок, но он был чёрен.


– Не открывай! – взвизгнула Тамара. Подбежала, стала тащить Лизу назад в комнату.


На площадке бесновались. Орали, гоготали, били по двери. Лиза схватила телефон, но Тамара вырвала трубку. «В полицию нельзя, хуже будет, это всё из-за тебя, из-за тебя!» – повторяла она в истерике. Лиза принесла ей воды, усадила на диван, успокоила, что звонить не будет, и побежала назад в коридор. Она вся кипела. Хулиганьё! Забыв про осторожность, она распахнула дверь, а за ней стояли парни с весёлыми лицами.


– Извиняемся, – улыбнулся один из них, сосед из квартиры напротив. – Мебель втаскиваем.


Лиза захлопнула дверь, вернулась в комнату.


– Что с тобой? – спросила она подругу.


Вместо прежней Тамары, невозмутимой и саркастичной, на диване сидела перепуганная, с перекошенным лицом женщина.


– Это всё из-за тебя! – опять обвинила Тамара и понесла какую-то околесицу: кто-то её преследует, хочет убить, всему виной этот проклятый детектив. Что, если бы Лиза не написала про маньяка с уродливым пятном на лице, то ничего бы не было. Что Лиза знает, кто он такой, иначе бы он не угрожал. Что Лиза всё врёт из мести.


«Во, как её совесть замучила, воображает черти что!» – усмехнулась про себя Лиза, а вслух сказала, что не её надо винить, а себя, и что за дверью был сосед с друзьями, а не мифический убийца.


– Ты ещё морали читаешь! – взвизгнула Тамара. – Забирай своё детектив, это всё из-за него!


– Так вот почему ты хочешь публично признать, что автор не ты, чтобы этот псих от тебя отстал! – рассмеялась Лиза. – А я-то почти поверила, что ты каешься. Успокойся, не знаю я никакого убийцы, сюжет сама сочинила, а совпадений в жизни много бывает. Не исключено, что где-то произошла подобная история, или у кого-то такое же родимое пятно, и он решил, что детектив о нём. Мало ли ненормальных на свете. Но я уверена, что никто тебя не преследует, у тебя просто нервы расшатаны.


– Ты считаешь, что я свихнулась и вижу то, чего нет?! Я его видела, вот как сейчас вижу тебя! Если ты не знаешь, кто он такой, откуда тебе известно про родимое пятно?!


–  Я же сказала, сама придумала, но, если тебя на самом деле кто-то преследует, пойди в полицию.


– Уже ходила, так они решили, что у меня больное воображение, а этот негодяй с пятном узнал, что я ходила, и пригрозил, что, если опять пойду, то хуже будет.


– Ну, сама посуди, если бы кто-то хотел тебя убить, давно бы убил. От страха что угодно померещится, у меня самой так было в больнице.


– Ничего себе, успокоила! Какой же ты после этого друг!


– А ты, конечно, друг! – не сдержала усмешки Лиза.


– Да, друг, раз я сама к тебе пришла, – и взмолилась: – Помоги мне, давай признаемся, что автор это ты. Без тебя у меня не получится, мне никто не поверит.


– То есть ты хочешь, чтобы этот маньяк переключился на меня?


– Но это же ты написала детектив, почему я должна за тебя расплачиваться!


– Ты сама себя доводишь, никто тебя не преследует.


– Сердца у тебя нет, не хочешь помочь, – разрыдалась Тамара.


Лизе стало её жалко. Она вскочила и побежала за валерьянкой.


 


 


IV.


 


Лиза открыла глаза. Комната уже не кружилась, предметы не двигались и ничего больше не нашёптывали. Тошнота и боль прошли, но тело ещё с трудом ей подчинялось и было вялым, как без костей. А в голове – путаница: разрозненные без хронологического порядка воспоминания. Выстроить их в чёткую последовательность было трудно, так же как и понять, что произошло в действительности, а что – во сне, как она здесь очутилась, куда подевался Яков, не галлюцинирует ли опять. Но самый главный, мучительный вопрос: где дочь?


Лиза приподнялась. Какой-то пустяк – взять висевший на спинке стула халат – стоил усилий. Когда ей, наконец, удалось дотянуться, стул качнулся и упал. «Привет!» – раздалось из угла. Она обернулась. Из клетки на неё смотрел приятель попугай.


– Тебе плохо? – вбежал в комнату Слава.


– Нет. Не дашь мне халат?


– Тебе лучше не вставать.


– Мне надоело лежать.


Он помог ей одеться. Её руки не слушались, попадали мимо рукавов. Во рту был горьковатый привкус и сухость. Она потянулась к стакану с водой на табуретке – просить мужа не стала, надо стараться самой, но он её опередил. Стакан был мокрый, в каплях и чуть не выпал из её руки. Влажным было всё: плоская подушка-лепёшка, простыни и халат, в котором она, исхудавшая и почти невесомая, утонула.


– Где Варя, что с ней? – забеспокоилась Лиза.


– В школе, не волнуйся, всё в порядке.


– Когда меня выписали из больницы? – оглядываясь, ещё не веря тому, что видит, спросила Лиза. Наверное, опять снится. Какое счастье, что хотя бы во сне можно побыть дома с семьёй, которой у неё уже нет. Она знала, что счастье будет коротким. Проснётся и опять навалится кошмар: ненависть дочери и брак с Яковом.


– На днях.


– Как долго я была в больнице?


– Достаточно долго.


– Я была в коме?


– Тебе нельзя сейчас волноваться, я потом всё расскажу, – повторил он то, что говорил Яков.


Всё перепуталось, переплелось: прошлое с настоящим, галлюцинации с явью. Не переставила ли она сама всё в своём воображении и уже не в состоянии отличить сон от реальности? Врачи же говорили, что дезориентация – последствие травмы.


– Нет, пожалуйста, расскажи сейчас. Как я попала в аварию?


– Был ливень, ты потеряла управление… давай всё-таки потом, ты ещё слишком слаба…


– Мы в разводе? – перебила она.


– Нет… – он сбился, замолчал.


– Скажи правду!


– У нас были проблемы, ну, как у всех, но о разводе речи не было.


– Сколько времени я была без сознания?


– Неделю, а потом ещё два месяца потихоньку возвращалась память, хотя всё происходило скачками, ты просыпалась, потом опять отключалась, бредила.


– Что я говорила, когда бредила?


– Так, что-то непонятное.


– Что именно? – настаивала она.


– Но это же был сон.


– Неважно. Что я говорила?


– Ну-у, говорила о какой-то квартире, просила увезти тебя оттуда.


– Ты меня увёз?


– Нет, тебе же это привиделось, врачи сказали, что такое часто бывает в результате травмы головы, начинает казаться, будто находишься в другом месте.


Всё это она уже слышала. Почему все, абсолютно все что-то скрывают?


– Тамара меня навещала? – спросила она.


– Пару раз приходила.


– Зачем приходила? Она же украла у меня рукопись, небось, обрадовалась, что я никогда не очухаюсь и никто ничего не узнает.


– Тебе надо отдохнуть, – произнёс он и укрыл её одеялом. – Поспи.


– Не хочу! – она сбросила с себя одеяло. – Я только и делаю, что сплю! Почему ты не говоришь мне правду? Мы же развелись, а ты притворяешься, что нет, и Варя меня ненавидит! И про плагиат ты знаешь!


Она расплакалась. Он сел рядом, притянул Лизу к себе и заверил, что они не в разводе, что дочь её любит, всё это время не отходила от неё ни на шаг, ухаживала, что вряд ли подруга украла рукопись. Он помнит, как Лиза что-то писала, но не хотела показывать, пока не закончит. Как там Тамара, он не в курсе, видел её в больнице, но толком не разговаривал, не до неё было, он напрочь забыл про всё, когда стряслась беда, он боялся, что потерял Лизу и что память никогда к ней не вернётся. Он прижал Лизу к себе, но осторожно, не желая причинить ей боль. Так они и сидели, обнявшись, молча, и она ощущала себя словно сделанной из стекла: сожмёшь – и она треснет. Всё в нём было родным: добрые глаза, красивые руки, мягкий голос. Неужели она опять видит его только во сне?


Она боялась, что сходит с ума, что авария покалечила её. Что в наказание за неверность никогда не вернутся воспоминания в том порядке, в каком они должны быть. Что до конца своих дней она будет страдать, не зная, где находится, что происходит на самом деле, а что мерещится. И она взмолилась про себя: «Господи, пусть это не будет сном, пусть я навсегда останусь здесь! Ничего мне не нужно, лишь бы сохранить семью, лишь бы дочурка моя любимая всегда была рядом, лишь бы ни она, ни Слава не узнали про мою измену». В душе у неё был страх, что всё вскроется. Именно об этом предупреждал сон. Как же она не догадалась раньше, что брак с Яковом и ненависть дочери были только во сне! А сейчас она не спит, она дома с Варей и с любимым мужем. Скоро жизнь наладится, всё забудется, придёт в норму.


– Когда Варя вернётся из школы? – спросила она.


– Через час. Ты пока полежи, а я чай сделаю, – сказал Слава.


Лиза легла, но закрыть глаза боялась – а то заснёт и опять очутится в прокисшей квартире Якова. Чтобы не заснуть, она смотрела в окно. На улице – ни тумана, ни серости, солнечно и радостно. На подоконнике зеленел столетник, разросшийся, несмотря на отрезанные кончики листьев. Всё было дома дорогим и знакомым. Дочь с мужем поддерживали прежнюю обстановку ради неё, чтобы ей было легче. Дневной свет резал глаза. Она перевернулась на бок, уставилась на стену – в трещинах, как и в больнице. «Надо бы сделать ремонт, – подумала она. – Как хочется спать, но спать нельзя…полежу, пока Слава возится на кухне… я не сплю, раз всё слышу».


Слава звенел посудой. Со двора доносились крики, брань, гудела какая-то машина… Ничего мне не нужно, лишь бы быть здесь, а Тамара не поверила, что ничего уже не нужно, что всё отступило на задний план. Да и о какой известности она твердит: вошёл в интернет, заявил о себе, все прочтут, все увидят, все сейчас известные, даже если чушь пишут… зачем ей слава, в этом есть опасность – ничего про себя не скрыть, все лезут в твою жизнь… она же сама боится, что её преследуют. Лучше жить в тени, спокойно, мирно, лишь бы близкие люди были рядом.


Слава ходил по комнате. «Да, да, ей уже лучше», –  говорил он кому-то по телефону, затем включил телевизор, там передавали новости. Лиза хотела подняться, сесть рядом с мужем, вместе посмотреть, но не разлипались ресницы… полежу ещё минутку, всего минутку, потом встану…


Голос дикторши по телевизору был ясный, звонкий.


– Писательница Леона попала в больницу в тяжёлом состоянии после нападения неизвестных, – уже сквозь сон услышала Лиза.


 

К списку номеров журнала «Кольцо А» | К содержанию номера