Три слова для Дульсинеи. Стихотворения

КАПЛЯ

 

Мы – океан и капля – рядом,

вдвоём

с тобой на расстоянье взгляда

живём.

 

Лишает воли чудной песней

прибой,

но знаю я, не быть нам вместе

с тобой.

 

 

Скользну по краю, не оставя

следа.

Стихия – ты, а я – простая

вода.

 

ОБОРОТЕНЬ

 

В два ряда клыки,

по бокам клоки,

дыры вместо глаз,

никакой окрас,

промелькнет как тень –

оборотень.

 

Ночью без луны

звёзды не видны,

только злая мгла

за стеной стекла.

Я стою и жду

сладкую беду,

нынче волчий день,

оборотень!

 

Вот подходит срок,

и скользит клубок.

Этот странный зверь

не заходит в дверь,

отворю окно:

жду его давно.

Прыг через плетень –

оборотень.

 

Встанет на дыбы –

не боюсь судьбы,

скинет шкуру прочь,

будет нашей ночь.

Ты мне до зари

время подари,

жизнь налей мне – всклень,

оборотень.

 

Твою волчью плоть

нам не побороть,

снова ты уйдёшь,

видно, невтерпёж,

видно, манит лес

под сырой навес.

Шкуру-то надень,

оборотень…

 

ТРИ  СЛОВА  ДЛЯ  ДУЛЬСИНЕИ

 

Скажи мне три волшебных слова,

чтоб к жизни не прошла охота.

Я жажду их услышать снова

от собственного Дон Кихота.

 

В калейдоскопе дней недели,

варясь в котле противоречий,

как мы друг друга разглядели

средь миллионов человечьих?

 

Как мы друг друга разгадали,

расшифровали, разучили?

Нам судьбы разные раздали,

разъединили, разлучили.

 

Мы – льдинки в буре половодья,

обломки кораблекрушенья.

Несётся жизнь, порвав поводья,

какие, к чёрту, отношенья?!

 

Людьми играют кукловоды,

и в утопическом азарте

крушат империи народы,

меняя линии на карте.

 

Нам мира не спасти былого,

а этот стал совсем не наш, но…

Скажи мне тихие три слова,

и ничего не будет страшно.

 

***

 

                 я для других служу громоотводом – 

                 а первым делом, ясно, для тебя.

                            Георгий Яропольский

 

Я – твоё личное землетрясение,

буря, тайфун, гроза.

Ну, загляни же в мои весенние

бешеные глаза!

 

Даже январской унылой стужей,

в тёмной глуши ночной

мне для раскатов и молний нужен

громоотвод шальной!

 

Я разойдусь, поднимусь цунами,

штормом средь бела дня.

Чтоб не забыл ты, что было с нами,

чтоб не забыл меня.

 

ГРОЗА  НАД  ГОРОДОМ

 

Над Нальчиком гроза, и расцвела сирень,

он плачет, он грустит, что наступает лето.

А горы спят, они – приманка для поэта,

а ночь – такой пустяк, ведь будет новый день.

 

Как ароматен, свеж, грозой напоен воздух!

Хотя не видно звёзд, зато зажгли фонарь,

дождинки по стеклу – как будущего поступь,

оно идёт ко мне сквозь пелену и хмарь.

 

 

Любовь теперь – болезнь. Так искренне считают

врачи, враги, друзья. Лечиться надо мне.

А я грозой дышу и рада, что мелькают

стрижи, дожди, сирень и молнии в окне,

 

что так неясен путь, что неизвестно завтра,

что слаще, чем любовь, неведомый обман,

что вновь пробилась жить молоденькая травка,

ей нипочём гроза, тревога и туман.

 

***

                                                        Ю.

Прижми меня руками и держи,

не размыкай надёжных нежных створок.

Теперь я знаю, что такое – жизнь,

теперь я знаю, что такое – дорог,

 

и почему дожди идут с небес,

и как крылом, взлетая, машут птицы,

когда хотят от воздуха добиться

привычнейшего изо всех чудес.

 

Песчинок много, но всего одну

закутали слоями перламутра.

Смеётся детской сказкой Камасутра,

а мы с тобой опять идём ко дну…

 

К ночному дну, к дневному сну, к печали,

её пока не различаем мы.

Мир страшно юн, и всё ещё в начале,

и далеко до будущей зимы.

 

С  ТЕХ  ПОР

 

                   С тех самых пор меня передает

                   ночь дню, а день – опять вручает ночи…

                                             Мурадин Ольмезов

 

С тех самых неподвижных пор, когда

стояла жизнь, как в озере вода,

из тьмы возникнув, катятся года –

ночей и дней сплошная череда.

 

Вначале жизнь лениво потекла.

Так капля раскалённого стекла

пытается вернуть былой покой

в тени венецианской мастерской.

 

Так в ивовой корзинке Моисей,

спасаясь от египетских страстей,

волне вверяясь, безмятежно плыл –

и, нрав смиряя, нёс младенца Нил.

 

Но всё быстрей течение реки,

и сети растянули рыбаки.

И наступает ранняя заря,

и, просыпаясь дочерью царя,

к реке выходит из дворца – судьба,

чтоб вылепить пророка из раба.

 

***

В провидческий впадая транс,

как в резонанс впадает дека,

души Божественный аванс

трепещет в теле человека.

 

Ей, словно ямкою пупка,

отмечен каждый на планете.

От святости и до греха

на всё способны Божьи дети.

 

Забудь её, совсем не знай –

очнёшься рано или поздно.

Увидишь – с неба смотрят звёзды –

и смутно вспомнишь древний Рай.

 

ОСЕННИЕ  ЦВЕТЫ

                                            Ю.

 

Зачем цветут осенние цветы?

Им времени отпущено так мало.

Они, как музыканты у вокзала,

нам дарят миг прощальной красоты.

 

Порядок строгий хризантемных игл,

лучей астральных хитрая небрежность

родят в душе болезненную нежность,

приятие нам непонятных игр.

 

И в увяданье тоже есть восторг,

и час тоски бывает странно светел.

Уносит годы времени поток,

как лепестки цветов уносит ветер

 

осенний, влажный, пахнущий дождём,

грядущим снегом, стужей повсеместной…

Но наша мимолётность так чудесна,

когда мы смотрим на цветы вдвоём.

 

ПЯТНИЦА

                                                         Ю.

 

Мне тебя послали напоследок,

чтоб смогла понять хоть что-нибудь.

Скоро птицам с облетевших веток

в неизбежный отправляться путь.

Скоро отплывать и нам с тобою.

Компас сломан, на море штормит,

а сирены не поют, но воют,

заглушая вздохи аонид.

 

Скоро, скоро… Хорошо, что вместе.

Миром правят морось и туман.

Молча медлит, будто ждёт известий,

не даёт команды Капитан.

Мы его с тобою не торопим,

слушаем, как плещется вода.

Мы к причалу шли по разным тропам,

а теперь, обнявшись, ждём, когда

в череде божественных сумятиц

радугою вспыхнет горизонт.

 

Ты сказал, я лучшая из Пятниц,

мой седобородый Робинзон.

 

***

Спасибо, Господи, за миг

в еловой сумрачной аллее,

где, поздней осенью болея,

сырой ноябрьский вечер дик,

где лист летит, как я, – бездомный,

за одиночество, за страх,

за мёртвый огонёк бордовый

в собачьих преданных глазах,

за пчёл последнее жужжанье

над опалённой купиной,

за то, что только Ты со мной

в осеннем призрачном тумане.