Владимир Алейников

Почти воспоминание. Стихотворения

***

На севере – тихо, на юге – тепло,

Промышленный гул – на востоке,

На западе – пусто, – вот солнце взошло, –

Безвременья годы жестоки.

 

Да помнишь ли ты, как, смеясь у реки,

Мы влагу в ладонях держали –

И ночи бывали всегда коротки,

И дни никуда не бежали?

 

На лодке – весло, да над лодкой – крыло,

Взлетавшие к облаку птахи, –

Так вот оно, сердце, и вот ремесло,

Забывшее вовсе о страхе!

 

Крыло надломилось, и лодка худа,

И облако тучи сменили –

И маску с обличья срывает беда,

И вёсла гребцы уронили.

 

И Дантова тень, в зеркалах отразясь,

Как эхо, давно многократна –

И с веком прямая осознана связь,

И поздно – вернуться обратно.

 

И есть упоенье в незримом бою

С исчадьями тьмы и тумана! –

У бездны алмазной на самом краю

От зрячих таиться не стану.

 

И так набродился я в толпах слепых,

И с горем не раз повидался, –

В разорванных нитях и в иглах тупых

Погибели зря дожидался.

 

Сомнения – нет, и забвения – нет,

И смерть – поворот карусели,

Но свет изначальный, мучительный свет –

Вот он и бессмертен доселе.

 

***

Всюду люди – и я среди них, – 

Никуда от юдоли не деться –

Только б сердцу в пути обогреться,

Отрешиться от козней земных.

 

Так пестра по вокзалам толпа –

Нет нужды ей до всяких диковин! –

Что там в небе – Стрелец или Овен,

Иль копьё соляного столпа?

 

Принц заезжий, стареющий маг,

Очевидец срывающий маску –  –

Кто ты, юноша, ищущий сказку, –

Совершишь ли решающий шаг?

 

Непогоды, грехи, племена,

Поколенья, поверья, обряды,

За последним обрывком бравады –

В ненасытной земле семена.

 

Отыскать бы по духу родных,

Оглядеться вокруг, разобраться, –

Да нельзя от судьбы отказаться,

Оказаться в полях ледяных.

 

Целовать бы мне стебли цветов –

Хоть за то, что бутоны подъемлют,

Что речам в одиночестве внемлют,

Что везде привечать их готов.

 

Не зависеть бы мне от забот! –

Что за невидаль – видеть страданье,

Удержаться опять от рыданья,

Оправдаться – авось и пройдёт.

 

И с невидимых сотов стечёт

Мёд воскресный – целебное зелье, –

И справляют вдали новоселье

Под шатром неизменных высот.

 

 


ОКТЯБРЬСКАЯ ЭЛЕГИЯ


 

I

Немало мне выпало ныне

Дождя, и огня, и недуга,

Смиренье – не чуждо гордыне,

Горенье – прости мне, подруга.

 

Дражайшее помощи просит,

Навесом шурша тополиным,

Прошедшее время уносит

Кружением неопалимым.

 

Внемли невесомому в мире,

Недолгому солнцу засмейся.

Безропотной радуйся шири,

Сощурься и просто согрейся.

 

Из нового ринемся круга,

Поверим забытым поэтам,

Прельстимся преддверием юга,

Хоть дело, конечно, не в этом.

 

Как будто и вправду крылаты

Посланцы невидимой сметы,

Где отсветы наспех примяты,

Отринуты напрочь приметы.

 

Как будто, подвластны причудам,

Невинным гордятся примером

Стремленья магнитного к рудам,

Служенья наивным химерам.

 

Где замкнутым шагом открытья

Уже не желают собраться,

Но жалуют даже событья –

А молодость жаждет остаться.

 

II

Скажи мне теперь, музыкантша,

Не трогая клавиш перстами, –

Ну что тебе чуть бы пораньше

Со мной поменяться местами?

 

Ну что тебе чуть поохрипнуть,

Мелодию петь отказаться,

Мелькнувшее лето окликнуть,

Без голоса вдруг оказаться?

 

Ну что тебе, тихий, как тополь,

Король скрипачей и прощений,

Разбрасывать редкую опаль

По нотам немых обольщений?

 

Ну что пощадить тебе стоит

Творимое Господом чудо,

Когда сотворённое стонет

И воды влечёт ниоткуда?

 

Ну что за колонны белеют –

Неведома, что ли, тоска им?

И мы, заполняя аллеи,

Ресницы свои опускаем.

 

А кто поклоняется ивам,

Смежает бесшумные веки? –

Да это, внимая счастливым,

На редкость понятливы реки.

 

И племя младое нежданно

К наклонным сбегает ступеням –

И листья слетаются рано,

Пространным разбужены пеньем.

 

И хор нарастает и тонет

В безропотной глуби тумана,

И голубем розовым стонет,

И поздно залечивать раны.

 

И так, возникая, улыбка

Защитную ищет заминку,

Как ты отворяла калитку –

А это уже не в новинку.

 

III

Бывали и мы помоложе,

И мы запевали упрямо –

И щурили очи в прихожей

Для нас флорентийские дамы.

 

И мы нисходили на убыль,

Подобно героям Боккаччо, –

Так что же кусаю я губы

И попросту, кажется, плачу?

 

А ну-ка, скажи мне, Алеко, –

Неужто зима недалёко –

И в дебрях повального снега

Венчальный послышится клёкот?

 

И что же горит под ногами,

И разве беды не почуют,

Когда колдовскими кругами

Цыганское племя кочует?

 

О нет, не за нами погоня,

Нахлынет безлиственно слава –

Покуда она не догонит,

Земля под ладонью шершава.

 

Коль надобно, счёты откинем,

Доверимся этой товарке –

Покуда ведь только такими

Опавшие вспомнятся парки.

 

Томленьем надышимся ломким,

Уйдём к совершенствам астральным,

Октябрь не в обиду потомкам

Сезоном закрыв театральным,

 

Где свёрнуты без опасений

Над замками мавров и троллей

Затёртые краской осенней

Афиши последних гастролей.

 


НОЧНЫЕ  ЦВЕТЫ


 

I

Из темноты, увенчанной цветами,

Явилось мне смирение – но в нём

И таинство, и шествие с дарами

Сопутствуют общению с огнём, –

Измучен глаз – и век жестококрылый

Состариться успел и не в чести –

Но обретать насущное в пути

Мы начинаем с новой силой.

 

II

Дворы пусты, как выходки вельмож,

Закат автомобильный страшен, –

Стигийских стражей и кремлёвских башен

Содружество томит, – и ты не вхож

Ни в шелест, возвышающий листы,

Ни в двери, –

И вещи до наивности просты

В предвестии потери.

 

III

Вино бездомицы в стакане ледяном

Хрустальным плеском сковывает веки,

С ночлегами в безумной картотеке

Торжественно знакомясь за окном,

Где голуби над храмом пролетят –

И вместе с колоколом гулким

Из райских новостей, из царских врат

Прольётся свет по переулкам.

 

IV

Не жертвуйте им нежности язык,

Доступности и лести – двум сестрицам, –

Никто ещё в коварстве не привык

Ладони прижимать к ресницам,

Зрачки терзая пыткой пустоты

С поклоном и полунамёком, –

И только незабвенные черты

Помогут в испытании жестоком.

 

V

Пусть ветер предпочтителен другим –

Но вы, цветы, наперсники покоя,

Из кротости к намереньям благим

Питаете доверие такое,

Что, птичьему подвластны волшебству,

Звериному началу пробужденья,

Предчувствуем во сне и наяву,

Когда оно пройдёт, уединенье.

 

VI

Из музыки смолою золотою,

Из улья пчёл –

Янтарь и мёд, – и хладною золою,

Чрез козни зол,

Меж казней и помилований редких,

Идти во тьме

Без мотыльков на яблоневых ветках –

Туда, к зиме.

 

 

 

VII

Но вы, цветы, воздушны и легки

В полуночи, где месяц не огниво,

Зане перекликаетесь на диво

Лишь с теми, кто тихи и далеки, –

Пусть вестники разлуки захотят

Войти сюда, в чертог нерукотворный,

В неизмеримости склоняясь непокорной, – 

И нам, отверженным, поверят и простят.

 


ВЕЧЕРНИЙ  ДОЖДЬ


 

Не только с мокрою листвой

Он всласть натешится высоко,

Играя с нею, как с плотвой,

В необозримости потока.

 

Не только в лоне тишины

Он вмиг подметит разногласья –

И посчитав, что не нужны,

Её нарушит в одночасье.

 

И, на щедроты не скупой,

Звеня воздушными цепями,

Зовёт сады на водопой,

Согнав их в стадо со степями.

 

Течёт живьём по желобам

Благословенная водица –

И барабанит по столбам,

Где фонарям пора гнездиться.

 

Струясь отвесно по стене,

Прохладу стёкол ощущая,

Он сам доверится вполне

Тому, кто смотрит, защищая.

 

Тому, кто в памяти своей

Его оставит, как событье,

Он впрямь поверит плотью всей,

Лишь суть нащупывая нитью.

 

Он так хотел бы перестать

Смущать отшельника слезами –

И, чтобы вечер скоротать,

В сирень зароется глазами.

 

Но там – чего там только нет! –

И только зеркало вздыхает

И отражает силуэт,

В котором страсть не утихает.

 

И различаешь ты вне тьмы:

Черты, не тронутые болью,

Алмазом врезаны в умы,

Морской забрызганные солью.

 

И если исподволь извлечь

Неприхотливую цевницу.

Похитить – не предостеречь –

Дерзнёшь спартанскую царицу.

 

Пред нею разве устоишь? –

И, отмахнувшись вдруг от кары,

Её истомой напоишь –

О, всеобъемлющие чары!

 

Не говори, что хороша, –

Ей похвалы твои не лестны –

Пусть соглашается душа,

Что вам обоим в мире тесно.

 

Не говори, что никогда

Тебе любви её не хватит, –

Она в соблазнах, как звезда,

С другим зрачки ещё закатит.

 

Благодари за свет, за связь, –

Да воздадут хвалу Елене,

Губами оба наклоняясь,

Сирень к дождю – и дождь к сирени.

 

***

Листве никак не улететь

За рассудительными птицами – 

Ей остаётся шелестеть,

Взмахнув зелёными ресницами.

 

Своим несходством не кичась,

Над нею облачная вольница

Витает, радостью лучась,

И торжеством пространства полнится.

 

Такого нет ни у кого,

О том и ветер скажет реющий – 

Но золотое волшебство

Листве даровано редеющей.

 

Ну кто же станет отрицать,

Что у неё – права особые?

Чтоб словом лишним не бряцать,

Я это выразить не пробую.

 

Она придёт к тебе сама

Недальновидною подругою,

Уже сводящею с ума,

Со всей знакомою округою.

 

Она возникнет наяву

И сновидением останется – 

И свет, которым я живу,

За ней в грядущее потянется.

 

 

***

Твоих ли, осень, здесь владений нет,

Правительница области безбрежной?

Зачем ты входишь тенью неизбежной

В сокровищницу таинств и примет?

 

Пускай зажёг над бездной Скорпион

Светильник свой, – давно ли ты внимала

Тому, кто в жизни значил слишком мало

И совершал деянья, как сквозь сон?

 

Знать, сам Господь велел тебе найти

Того, чей дух был высветлен тобою, –

И, властвуя упрямо над судьбою,

Вставала ты звездою на пути.

 

Явилась бы ты, может, на пиру

В безмерном блеске, в облике чудесном,

В земном уборе, в золоте небесном, –

Да веку ты пришлась не ко двору.

 

Тому, кто жизнь отстаивал плечом

И гибели отринул притязанья,

Твоё – сквозь явь – привычное дерзанье

Не притчей даровалось, а лучом.

 

Но мне всего дороже каждый раз

Твоё – сквозь грусть, отшельница, – смиренье,

В котором есть высокое горенье

Для душ людских, для ждущих наших глаз.

 


НА  ЗАКАТЕ  ОКТЯБРЯ


 

Не взглянуть ли мне на лица

на закате октября?

в них зимующие птицы

пробуждаются не зря

в них затронута негласно

захолустная струна

в запустении опасна

и в заре отражена

 

там зарёванною ровней

старожилам и холмам

запредельное подробней

чем хожденье по домам

чем землистые таблицы

здравомыслящего дня

где заступницей столицы

служит жёсткая стерня

 

где затворницы из башни

расчесали волоса

злоумышленнее шашни

и яснее голоса

и дыханье вдохновенно

запрокинутых ракит

и признанья откровенны

незабвенных волокит

 

золотую середину

миновали до поры

и поэтому едины

упованья и пиры

где отзывчивые квиты

злоязычие в ходу

и языческое скрыто

в ясновидческом бреду

 

где вы добрые богини

запоздалого тепла?

где намеренья благие –

не луна ли унесла?

не замолвили ль словечко

за неловкого меня

чтобы лёгкое колечко

выручало из огня?

 

не губили бы таланты

не забыли бы тихи

застеклённые веранды

замолённые грехи –

только нам в любви и вере

недосуг смиряться там

где едины в старой эре

земно кланяемся вам.

 


ПОЧТИ  ВОСПОМИНАНИЕ


 

В дожде в дожде его ищи

тот мир нескладный и могучий

где долы города живучи

и людям отданы плащи

 

чтоб лист приподнятый рукой

не обручил тебя с тоской

благословляя и алея

уводит из дому аллея

 

где дом? где лист? и где рука?

рука прохладна и легка

прозрачен лист а дома нет –

но ясен дождь и близок свет –

 

о том ли вспомнилось теперь

когда и тени в сквере нету

когда потери вне запрета

но их поди удостоверь?

 

о том ли вспомнил? не забыл?

тепла ещё не разлюбил

но долог миг и краток день

а ночи мучить нас не лень

 

о чём ты ведаешь певец

гордец шагнувший под венец

забыв сознания разброд

где было всё наоборот?

 

в дожде в дожде его ищи

тот мир отринутый как тучи

где слёзы исповеди жгучи

а встретив лучший не взыщи.

 

***

От разбоя и бреда вдали,

Не участвуя в общем броженье,

На окраине певчей земли,

Чей покой, как могли, берегли,

Чую крови подспудное жженье.

 

Уж не с ней ли последнюю связь

Сохранили мы в годы распада,

Жарким гулом её распалясь,

Как от дыма, рукой заслонясь

От грядущего мора и глада?

 

Расплескаться готова она

По пространству, что познано ею –

Всею молвью сквозь все времена –

Чтобы вновь пропитать семена

Закипающей мощью своею.

 

Удержать бы зазубренный край

Переполненной чаши терпенья! – 

Не собачий ли катится лай?

Не вороний ли пенится грай?

Но защитою – ангелов пенье.

 

***

Вспыхнет Ковш над землёй высоко – 

В нём ли емлем вселенский мёд?

Молвишь слово – и чьё-то око

Так посмотрит, что дрожь проймёт.

 

И проснётся тогда нежданно

То, что душу нам тяжелит,

Что потом, возрастая странно,

Замыкаться в себе велит.

 

Замолчишь, но зачем – не знаешь, – 

Почему же в который раз

Ты в себя только то вбираешь,

Что найдёшь лишь по блеску глаз?

 

Вдруг очнёшься: куда же дальше?

Ты в глуши затворён своей – 

В годы смут от повальной фальши

Уберечься хоть здесь сумей.

 

Прикоснёшься к цветам шипастым

В одиноком раю своём – 

Дай-то Бог, чтоб речам нечастым

Роковой не грозил заём.

 

Не затем ли ты клеткой каждой

Связан с миром, чтоб видеть в нём

Всех, земною томимых жаждой,

Что с небесным в родстве огнём?

 


НАДЕЖДА


 

В дожде нахлынувшем ты выглядишь радушной –

Затменьем солнечным на время смущена,

Припоминаешь наши имена,

Владелица обители воздушной.

 

Хранилище преданий и письмён

Ты никогда ещё не открывала

Тому, кто рвал с Изиды покрывало,

Тщетой людской от скуки приручён.

 

Могла ты осерчать иль приласкать –

Ведь мы, живя, то гибнем, то воскреснем, –

Но то, что ты моим дарила песням,

Вовек мне у других не отыскать.

 

Бывало, думал: всё ли ты со мной? –

Прислушивался к голосу из ночи –

И мне твои разбуженные очи

Дороже были мудрости земной.

 

В забвенье пропадал иль во хмелю,

Иль смерти зрел жестокое обличье –

Везде я сознавал твоё величье –

И ни за что тебя не прогневлю.

 

Есть память, человеческой древней, –

В рыдании живёт она и стоне, –

И вновь твои горячие ладони

Гнездо свивают в судороге дней.

 

В той памяти – рождений череда,

И ты, о восприемница благая,

Ребёнка из купели принимая,

Его не покидаешь никогда.

 

К списку номеров журнала «БЕЛЫЙ ВОРОН» | К содержанию номера