Роза в дожде. Стихотворения

* * *

Шум дождя мне ближе иногда

Слов людских – мы слушать их устали, –

Падай с неба, светлая вода,

Прямо в душу, полную печали!

 

Грохнись в ноги музыке земной,

Бей тревогу в поисках истока, – 

Тем, что жизнь проходит стороной,

Мы и так обмануты жестоко.

 

Падай с неба, память о былом,

Припадай к траве преображённой,

Чтоб не бить грядущему челом

Посреди страны полусожжённой.

 

Лейся в чашу, терпкое вино,

Золотое марево утраты, – 

Мне и так достаточно давно

Слёз и крови, пролитых когда-то.

 

Где-то там, за гранью тишины,

Есть земля, согретая до срока

Тем, что ждать мы впредь обречены –

Ясным светом с юга и с востока.

 

Не томи избытком доброты,

Не пугай внимания нехваткой, –

В том, что явь не пара для мечты,

Важен привкус – горький, а не сладкий.

 

Потому и ратуй о родном,

Пробивай к неведомому лазы,

Чтоб в листве, шумящей за окном,

Исчезали века метастазы.

 

Может, весть извне перелилась

Прямо в сердце, сжатое трудами?

Дождь пришёл – и песня родилась,

Чтобы стать легендою с годами.

 

* * *

 

Те же на сердце думы легли,

Что когда-то мне тяжестью были, – 

Та же дымка над морем вдали,

Сквозь которую лебеди плыли,

Тот же запах знакомый у свай,

Водянистый, смолистый, солёный,

Да медузьих рассеянных стай

Шевеленье в пучине зелёной.

 

Отрешённее нынче смотрю

На привычные марта приметы –

Узкий месяц, ведущий зарю

Вдоль стареющего парапета,

Острый локоть причала, наплыв

Полоумного, шумного вала

На событья, чтоб, россыпью скрыв,

Что-то выбрать, как прежде бывало.

 

Положись-ка теперь на меня –

Молчаливее вряд ли найдёшь ты

Среди тех, кто в течение дня

Тратят зренья последние кошты,

Сыплют в бездну горстями словес,

Топчут слуха пустынные дали,

Чтобы глины вулканный замес

Был во всём, что твердит о печали.

 

Тронь, пожалуй, такую струну,

Чтоб звучаньем её  мне напиться,

Встань вон там, где, встречая весну,

Хочет сердце дождём окропиться,

Вынь когда-нибудь белый платок,

Чтобы всем помахать на прощанье,

Чтоб увидеть седой завиток

Цепенеющего обещанья.

 

* * *

 

Слова и чувства стольких лет,

Из недр ночных встающий свет,

Невыразимое, земное,

Чью суть не всем дано постичь,

И если речь – в ней ключ и клич,

А может, самое родное.

 

Давно седеет голова –

И если буйною сперва

Была, то нынче – наподобье

Полыни и плакун-травы, –

И очи, зеленью листвы

Не выцвев, смотрят исподлобья.

 

Обиды есть, но злобы нет,

Из бед былых протянут след

Неисправимого доверья

Сюда и далее, туда,

Где плещет понизу вода

И так живучи суеверья.

 

И здесь, и дальше, и везде,

Судьбой обязанный звезде,

Неугасимой, сокровенной,

Свой мир я создал в жизни сей –

Дождаться б с верою своей

Мне пониманья во вселенной.

 

* * *

 

Для высокого строя слова не нужны –

Только музыка льётся сквозная,

И достаточно слуху ночной тишины,

Где листва затаилась резная.

 

На курортной закваске замешанный бред –

Сигаретная вспышка, ухмылка,

Где лица человечьего всё-таки нет,

Да пустая на пляже бутылка.

 

Да зелёное хрустнет стекло под ногой,

Что-то выпорхнет вдруг запоздало, –

И стоишь у причала какой-то другой,

Постаревший, и дышишь устало.

 

То ли фильма обрывки в пространство летят,

То ли это гитары аккорды, –

Но не всё ли равно тебе? – видно, хотят

Жить по-своему, складно и твёрдо.

 

Но не всё ли равно тебе? – может, слывут

Безупречными, властными, злыми,

Неприступными, гордыми, – значит, живут,

Будет время заслуживать имя. 

 

Но куда оно вытекло, время твоё,

И когда оно, имя, явилось –

И судьбы расплескало хмельное питьё,

Хоть с тобой ничего не случилось,

 

Хоть, похоже, ты цел – и ещё поживёшь,

И ещё постоишь у причала? –

И лицо своё в чёрной воде узнаёшь –

Значит, всё начинаешь сначала?

 

Значит, снова шагнёшь в этот морок земной,

В этот сумрак, за речью вдогонку? – 

И глядит на цветы впереди, под луной,

Опершись на копьё, амазонка.

 

* * *

 

Багровый, неистовый жар,

Прощальный костёр отрешенья

От зол небывалых, от чар,

Дарованных нам в утешенье,

Не круг, но расплавленный шар,

Безумное солнцестоянье,

Воскресший из пламени дар,

Не гаснущий свет расставанья.

 

Так что же мне делать, скажи,

С душою, с избытком горенья,

Покуда смутны рубежи,

И листья – во влажном струенье?

На память ли узел вяжи,

Сощурясь в отважном сиянье,

Бреди ль от межи до межи,

Но дальше – уже покаянье.

 

Так что же мне, брат, совершить

Во славу, скорей – во спасенье,

Эпох, где нельзя не грешить,

Где выжить – сплошное везенье,

Где дух не дано заглушить

Властям, чей удел – угасанье,

Где нечего прах ворошить,

Светил ощущая касанье?

 

* * *

 

От разбоя и бреда вдали,

Не участвуя в общем броженье,

На окраине певчей земли,

Чей покой, как могли, берегли,

Чую крови подспудное жженье.

 

Уж не с ней ли последнюю связь

Сохранили мы в годы распада,

Жарким гулом её распаляясь,

Как от дыма, рукой заслоняясь

От грядущего мора и глада?

 

Расплескаться готова она

По пространству, что познано ею –

Всею молвью сквозь все времена –

Чтобы вновь пропитать семена

Закипающей мощью своею.

 

Удержать бы зазубренный край

Переполненной чаши терпенья! – 

Не собачий ли катится лай?

Не вороний ли пенится грай?

Но защитою – ангелов пенье.

 

* * *

 

Конечно же, это всерьёз –

Поскольку разлука не в силах

Решить неизбежный вопрос

О жизни, бушующей в жилах,

Поскольку страданью дано

Упрямиться слишком наивно,

Хоть прихоть известна давно

И горечь его неизбывна.

 

Конечно же, это для вас – 

Дождя назревающий выдох

И вход в эту хмарь без прикрас,

И память о прежних обидах,

И холод из лет под хмельком,

Привычно скребущий по коже,

И всё, что застыло молчком,

Само на себе непохоже.

 

Конечно же, это разлад

Со смутой, готовящей, щерясь,

Для всех без разбора, подряд,

Подспудную морось и ересь,

Ещё бестолковей, верней – 

Паскуднее той, предыдущей,

Гнетущей, как ржавь, без корней,

Уже никуда не ведущей.

 

Конечно же, это исход

Оттуда, из гиблого края,

Где пущены были в расход

Гуртом обитатели рая, – 

Но тем, кто смогли уцелеть,

В невзгодах души не теряя,

Придётся намаяться впредь,

В ненастных огнях не сгорая.

 

* * *

 

Ставшее достоверней

Всей этой жизни, что ли,

С музыкою вечерней

Вызванное из боли –

Так, невзначай, случайней

Чередованья света

С тенью, иных печальней, – 

Кто нас простит за это?

 

Пусть отдавал смолою

Прошлого ров бездонный,

Колесованье злое

Шло в толчее вагонной, – 

Жгло в слепоте оконной

И в тесноте вокзальной

То, что в тоске исконной

Было звездой опальной.

 

То-то исход недаром

Там назревал упрямо,

Где к золотым Стожарам

Вместо пустого храма,

Вырванные из мрака,

Шли мы когда-то скопом,

Словно дождавшись знака

Перед земным потопом.

 

Новым оплотом встанем

На берегу пустынном,

Песню вразброд не грянем,

Повременим с почином, – 

Лишь поглядим с прищуром

На изобилье влаги

В дни, где под небом хмурым

Выцвели наши флаги.

 

* * *

 

Взглянуть успел и молча побрести

Куда-то к воинству густому

Листвы расплёснутой, – и некому нести

Свою постылую истому,

Сродни усталости, а может, и тоске,

По крайней мере – пребыванью

В краю, где звук уже висит на волоске, – 

И нету, кажется, пристойного названья

Ни чувству этому, что тычется в туман

С неумолимостью слепою

Луча, выхватывая щебень да саман

Меж глиной сизою и порослью скупою,

Ни слову этому, что пробует привстать

И заглянуть в нутро глухое

Немого утра, коему под стать

Лишь обещание сухое

Каких-то дремлющих пока что перемен

В трясине тлена и обмана,

В пучине хаоса, – но что, скажи, взамен? –

Труха табачная, что разом из кармана

На камни вытряхнул я? стынущий чаёк?

Щепотка тающая соли?

Разруха рыхлая, свой каверзный паёк

От всех таящая? встающий поневоле

Вопрос растерянный: откуда? – и ответ:

Оттуда, где закончилась малина, – 

И лето сгинуло, и рая больше нет,

Хоть серебрится дикая маслина

И хорохорится остывшая вода,

Неведомое празднуя везенье, –

Иду насупившись – наверное, туда,

Где есть участие – а может, и спасенье.

 

* * *

 

День к хандре незаметно привык,

В доме слишком просторно, –

Дерева, разветвясь непокорно,

Не срываясь на крик,

Издают остывающий звук,

Что-то вроде напева,

Наклоняясь то вправо, то влево

Вслед за ветром – и вдруг

Заслоняясь листвой

От неряшливой мороси, рея

Как во сне – и мгновенно старея,

Примирённо качнув головой.

 

Так и хочется встать

На котурнах простора,

Отодвинуть нависшую штору,

Второпях пролистать

Чью-то книгу – не всё ли равно,

Чью конкретно? – звучанье валторны,

Как всегда, непритворно,

Проникает в окно,

Разойдясь по низам,

Заполняет округу

Наподобье недуга – 

И смотреть непривычно глазам

 

На небрежную мглу,

На прибрежную эту пустыню,

Где и ты поселился отныне,

Где игла на полу

Завалялась, блеснув остриём

И ушко подставляя

Для невидимой нити – такая

Прошивает, скользя, окоём,

С узелками примет

Оставляя лоскут недошитым,

Чтоб от взглядов не скрытым

Был пробел – а за ним и просвет.

 

* * *

 

Призрак прошлого к дому бредёт,

Никуда не торопится,

Подойдёт – никого не найдёт,

Но такое накопится

В тайниках незаметных души,

Что куда ему, дошлому,

Торопиться! – и ты не спеши,

Доверяющий прошлому.

 

Отзвук прошлого в стёклах застрял

За оконною рамою –

Словно кто-нибудь за руки взял

Что-то близкое самое,

Словно где-нибудь вспыхнуло вдруг

Что-то самое дальнее,

Но открыться ему недосуг, –

Вот и смотришь печальнее.

 

Лишь озябнешь да смотришь вокруг – 

Что за место пустынное?

Что за свет, уходящий на юг,

Приходящий с повинною,

Согревающий вроде бы здесь

Что-то слишком знакомое,

Был утрачен – да всё же не весь,

Точно счастье искомое?

 

Значит, радость вернётся к тебе,

Впечатления чествуя,

С тем, что выпало, брат, по судьбе,

Неизменно соседствуя,

С тем, что выпадет некогда, с тем,

Что когда-нибудь сбудется, – 

И не то чтобы, скажем, Эдем,

Но подобное чудится.

 

* * *

 

От заботы великой твоей

О таких вот усталых

Сочинителях книг запоздалых

О слетевших с ветвей,

Индевеющих листьях, о тех

Улетающих к югу пернатых,

Что в лесных обитали пенатах

И напелись за всех,

 

О таком, что потом

Непременно напомнит о прошлом,

От которого жарко подошвам

На ковре золотом,

Пересыпанном зернью росы,

Зачернённом дождями,

Там, где ржавыми вбиты гвоздями

Дорогие блаженства часы,

 

От заботы о том,

Что томит меня ночью туманной,

Что аукнется тьмой безымянной,

Перевяжет жгутом

Что-то нужное сердцу – а там

Переменит пластинку,

Что тревожит меня под сурдинку,

Что идёт по пятам,

 

Как-то зябко становится вдруг,

Чаровница-погодка, –

Воровская ли ветра походка

И луны ведовской полукруг

В запотелом окне

Навевают под утро такое, – 

Но стоишь, позабыв о покое,

От людей в стороне.

 

* * *

 

Всё дело не в сроке – в сдвиге,

Не в том, чтоб, старея вмиг,

Людские надеть вериги

Среди заповедных книг, –

А в слухе природном, шаге

Юдольном – врасплох, впотьмах,

Чтоб зренье, вдохнув отваги,

Горенью дарило взмах –

Листвы над землёй? крыла ли

В пространстве, где звук и свет? –

Вовнутрь, в завиток спирали,

В миры, где надзора нет!

 

Всё дело не в благе – в Боге,

В единстве всего, что есть,

От зимней дневной дороги

До звёзд, что в ночи не счесть, –

И счастье родного брега

Не в том, что привычен он,

А в том, что устав от снега,

Он солнцем весной спасён, –

И если черты стирали

Посланцы обид и бед,

Не мы ли на нём стояли

И веку глядели вслед?

 

* * *

 

А чуда ни за что не рассказать –

За дружеской неспешною беседой

На сплав немногословности не сетуй

С тем, что узлом впотьмах не завязать,

Не выразить, как взгляды ни близки

И сколь ни далеки шаги в пространстве –

И всякий раз, и в трезвости, и в пьянстве,

Кусаешь недомолвок локотки.

 

Коль чуду не стоять бы на своём,

Иную обрели бы мы дорогу,

Ведущую к забвенью понемногу, –

И мы его и видим, и поём,

И чествуем, и чувствуем везде,

Где есть надежда так, а не иначе

Уйти к нему тропой самоотдачи,

В мирской не задержавшись чехарде.

 

Когда подобно рвению оно

И вместе с тем похоже на смиренье, –

Намёков и примет столпотворенье

Горенью без раздумий отдано

Для жертвенного света и тепла,

Для внутреннего строгого отбора,

Где истины крупицами не скоро

Сверкнут на солнце пепел и зола.

 

ЭЛЕГИЯ

 

Кукушка о своём, а горлица – о друге,

А друга рядом нет –

Лишь звуки дикие, гортанны и упруги,

Из горла хрупкого летят за нами вслед

Над сельским кладбищем, над смутною рекою,

Небес избранники, гонимые грозой

К стрижам и жалобам, изведшим бирюзой,

Где образ твой отныне беспокою.

 

Нам имя вымолвить однажды не дано –

Подковой выгнуто и найдено подковой,

Оно с дремотой знается рисковой,

Колечком опускается на дно,

Стрекочет, чаемое, дудкой стрекозиной,

Исходит меланхолией бузинной,

Забыто намертво и ведомо вполне, –

И нет луны, чтоб до дому добраться,

И в сердце, что не смеет разорваться,

Темно вдвойне.

 

Кукушка о своём, а горлица – о милом, –

Изгибам птичьих горл с изгибами реки

Ужель не возвеличивать тоски,

Когда воспоминанье не по силам?

И времени мятежный водоём

Под небом неизбежным затихает –

Кукушке надоело о своём,

А горлица ещё не умолкает.

 

* * *

 

Мне вспомнилась ночью июльскою ты,

Отрадой недолгою бывшая,

В заоблачье грусти, в плену доброты

Иные цветы раздарившая.

 

Чужая во всех на земле зеркалах,

Твои отраженья обидевших,

Ты вновь оказалась на лёгких крылах

Родною среди ясновидящих.

 

Не звать бы тогда, в одиночестве, мне,

Где пени мгновения жалящи, –

Да тени двойные прошли по луне,

А звёздам дожди не товарищи.

 

Как жемчуг болеет, не чуя тепла,

Горячего тела не трогая,

Далече пора, что отныне ушла,

И помнится слишком уж многое.

 

А небо виденьями полно само,

Подобное звону апрельскому, – 

И вся ты во мраке, и пишешь письмо –

Куда-то – к Вермееру Дельфтскому.

 

РОЗА В ДОЖДЕ

 

Едва прикоснусь и пойму,

Что миг завершился нежданно,

Не знаю тогда, почему

Ты вновь далека и желанна.

 

Едва осознаю вблизи

Томящее чувство исхода,

Скорее ладонь занози –

Не в ней ли гнездо непогоды?

 

По дальше – не знаю, когда –

Быть может, в цепях расставанья –

Коснётся меня навсегда

Жестокое имя желанья.

 

Ты роза в дожде проливном,

Рыдающий образ разлуки,

Подобно свече за окном,

Случайно обжёгшая руки.

 

Ты ангельский лепет во сне,

Врачующий шёпот мученья,

Когда зародилось во мне

Мечтанье, сродни отреченью.

 

И с кем бы тебя обручить,

Виновницу стольких историй? –

Но сердце нельзя излечить

От ропота вне категорий.

 

Из этих мелодий восстань –

Довольно расплёскивать чары –

Ещё на корню перестань

Изыскивать щебету кару.

 

В нём хор, прославляющий днесь

Красу твою позднюю летом,

Чтоб ты в ожерелье чудес

Осталась немеркнущим светом.

 

СВЕТЛЯКИ

 

Нам не вспомнить, зачем в ночах

Появились они из детства,

Отягчая плечей размах,

Точно призрачное наследство.

 

Потаённей соседства птиц,

Засыпавших в кустах и кронах,

Белизна изумлённых лиц

Отражалась в очах влюблённых.

 

И на платьях, жасминно-бел,

Цвет неистовей пел в объятьях,

Чем представить восторг умел,

Захлебнувшийся в восприятьях.

 

Смысл событий и суть вещей

Открывались во мгле кромешной,

Где поспешность была плащей

Неизбежней любви прибрежной.

 

Восставали за валом вал,

Исступлённее мела в черни, –

Там на воле давали бал,

Домогались земли дочерней.

 

В море гул оставался цел,

На земле исцеленья ждали –

И тогда я взглянуть посмел

На открытую сцену дали.

 

Там сверкала призывов тьма

И мерцала надежд армада –

И сводили меня с ума

Светляки на подмостках сада.

 

Их теперь не найти нигде –

Заблудившись в иных канунах,

Топят девы в ночной воде

Ярый воск отражений лунных.

 

ВЕЧЕРНЯЯ ЗАРЯ

 

Где ночь встаёт на стогнах ноября

И есть ещё дыханье в мире этом,

Горит она, вечерняя заря,

Колеблемым дарованная светом.

 

Нет возраста тебе, святая дрожь,

Затронувшая сердце и ресницы, –

Не часто ты рождаешься – и всё ж

Так просто не уходишь со страницы.

 

Коснулось наконец-то и тебя

Вторженье жертвенного зова,

Чтоб жил ещё, сгорая и любя,

В стихии горестного слова.

 

Заря вечерняя! – за что же мне тогда

Во имя верности ты днесь уже открылась,

Чтоб крылья не сложившая звезда

Как птица в небе появилась?

 

За что, тобою полон и ведом,

Куда лишь Ангелы да праведники вхожи,

Иду негаданно в тумане золотом,

Биенье тайны растревожа?

 

И чашу полную без робости беру,

Скорбей и радостей вмещающую диво, –

Един Господь – а с Ним я не умру,

Заря вечерняя, ровесница порыва.