Черный вторник. Стихотворения

ЧЁРНЫЙ ВТОРНИК

 

Памяти М.С.Л.

Молча чёрный гроб несли

К свежевырытой могиле.

Тихо в яму опустили.

Каждый бросил горсть земли.

 

А потом был чёрный зал.

Долго говорили речи.

Сын сидел, сутуля плечи.

Он ни слова не сказал.

 

Над виском его седым

В свете тусклого плафона

Плыл, похожий на дракона,

Сизый сигаретный дым.

 

* * * 

Мне снился ночью страшный сон:

На перекрестке улиц шумных

Я был внезапно окружен,

Растерзан, смят и оглушен

Толпой уродов и безумных.

 

И карлик прыгнул мне на грудь,

И щелкали у горла зубы.

Его хотел я оттолкнуть,

Но мне рукой не шевельнуть

И не разжать для крика губы.

 

Лежу недвижимый в грязи,

Толпа уродов дышит смрадом.

Их рты зловонные вблизи

Визжат: «Коль хочешь жить – ползи!..»

И сыплются удары градом.

 

Ночь разорвал мой громкий крик,

Казалось, дом от крика рухнет.

Ночной кошмар растаял вмиг,

Лишь кашлял за стеной старик,

Да тикали часы на кухне.

 

ГРОТЕСК

 

М. Т.

В вытертой местами черной паре

Старый тенор, праздный и хмельной,

В ресторанном гаме и угаре

К грязной скатерти клонится головой.

 

Музыкант, известный повсеместно –

Он играл в престижных кабаках,

Спился и сидит теперь без места,

Щеголяет в драных башмаках.

 

Все плывет, оркестр играет танго,

Не расслышать в разговоре слов.

Пьяный критик подступает с фланга,

Мутным взглядом поводя из-под очков.

 

Спит конферансье в мясном салате,

Хрюкает, пускает пузыри,

Рядом примадонна в мятом платье,

Чьи аншлаги в прошлое ушли.

 

Здесь приют для сломленных, усталых,

Разменявших свой последний грош.

След распада на щеках их впалых,

Скатертей края в разводах алых, –

Зрелища печальней не найдешь.

 

* * *

Н. К.

Нести свой крест, хрипя и стиснув зубы,

До дней последних мы обречены,

Тяжелый крест из древесины грубой,

Не возроптав, не разогнув спины.

 

Плюют в лицо, швыряют камни в темя,

На ребрах мясо сбито до кости,

Сколь ни целебно, не излечит время

Того, кто обречен свой крест нести.

 

ТАК ЗДЕСЬ ВСЕГДА

 

И так всегда здесь – эти их красные рожи в подъезде –

Погромщиков слободских и мясников Охотного ряда.

Средь шума большого города, а особо – в предместье.

В полуденный липкий зной и под шорох сухой листопада.

 

Поспешно продравшись через ряд их гадливых ухмылок,

Я чувствую себя совсем никому не нужным и лишним.

И странный запах всегда здесь – трески и прелых опилок,

И чье-то сморщенное лицо в окне на этаже нижнем.

 

* * *

Душа мертва. Утихла боль тупая.

Вползает, корчась, в комнату рассвет.

Дождь бьется об асфальт, с него смывая

В числе других мой одинокий след.

 

Я мокрый плащ повесил в коридоре,

Войдя в свой дом, который потерял,

Душа мертва и не саднит от горя,

И дальний путь лежит через вокзал.

 

Вокзальный сумрак. Вечное мельканье

Лиц незнакомых, грохот поездов,

И миг неотвратимый расставанья

Приблизился, перехватил дыханье,

Вбивая в глотку рвань прощальных слов.

 

ЖАЖДА ШТОРМА

 

«А он, мятежный, ищет бури...»

                                               М. Ю. Лермонтов

Спасенья нет от этих Вечных бабок,

Они, увы, не кормят голубей

И не гуляют в парке, где так сладок

Прозрачный воздух в глубине аллей.

 

О нет, они из сумрака квартиры

Следят за всем, творящимся вокруг,

Уверен, точки нет на карте мира,
Свободной от назойливых старух.

 

Вот я сижу один в пустой квартире,
Едва дыша, как мышь в чужом углу,
Боюсь и воду слить в своем сортире,
И хлипкой доской скрипнуть на полу.

 

Перечитал недавно книгу Хармса:

Там пачками старухи из окон

Вниз выпадают – торжество баланса

Над хаосом плюс пышность похорон.

 

Хармс хулиган, а если без фантазий,

За это схлопотать здесь можно срок

И, стиснув зубы, нужно ждать оказий, –

Вдруг рухнет на старушку потолок

 

Иль наводненье подойдет лихое

И смоет разом старых гарпий сонм,
Устроит шторм, тайфун вполне устроит, –

Я жду, я ожидание сплошное,
Как будто в ожиданьях есть резон.

МОНОЛОГ ОТСТАВНОГО ГУСАРА

 

Я от жизни устал, господа,

От интриг, от дуэлей, от славы.

Прочь от тяжкой порфиры державы –

Покидаю я свет навсегда.

 

Не блистать на балах больше мне

В окруженье поклонниц игривых

И к барьеру мужей их спесивых

Не вести при туманной луне.

 

Оставляю рулетку и штос,

Аксельбанты, и шпоры, и шпагу,
И теперь проявлять мне отвагу

Не в бою, а в деревне в покос.

 

Что ж, прощайте, гусарские годы,
Пунш, шампанского море, свиданья,
Вспомню вас, пленник дикой природы,
Я в селе на краю мирозданья.

 

Там женюсь, затоскую, запью,
И от скуки со штатским соседом

Вдруг повздорю и перед обедом

На дуэли его заколю.

 

А потом на могиле жены,
Что не вынесет жизни со мною,

Застрелюсь и уткнусь головою

В окровавленный куст бузины.

 

ВЕЧЕРНИЙ РОМАНС

 

«Старым снам затерян сонник.

Все равно - сбылись иль нет».

Владислав Ходасевич

Тенями изрисована стена.

Венчает вечер церкви звон хрустальный.

В просторном доме ты совсем одна,

Но не манит, как прежде, берег дальний.

 

Ты подойдешь, растерянно-бледна,

И робким пальцем тронешь подоконник.

Печальный звон прольется из окна,

И выпадет из рук дрожащих сонник.

 

Твой старый друг ушел за горизонт,

За ту черту, которой не коснуться.

И говорил не раз о том, что он

К тебе не сможет никогда вернуться.

 

И вдруг поймешь, что нет пути назад.

Не воскресить тот мир, который снится.

А звезды, чуть дрожа, в глаза глядят,

И чуть дрожат от слез твои ресницы.

 

САН МАРКО

 

Здесь лев крылатый

                        с раскрытой книгой

парит над площадью в вышине.

И ты, пришелец,

ногами двигай,

ты грезишь в жизни,

                       не в странном сне.

 

Реальны улицы и каналы

и гондольеров

     призывный клич.

И катеров

над волной сигналы.

И город тонет. И не постичь

лагунной клинописи.

 

     Кружевами,

стеклом венецийским

      жить пришлецу.

И брызги соленые

  под мостами

наотмашь в гондоле

   бьют по лицу.

 

 

Из Пауля Целана

 

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?

Что случилось? Камень под горою.

Кто проснулся? Только ты да я.

Речь, лишь речь. В созвездьях. Под землею.

Бедная. Родимая. Моя.

 

И куда пришли? К глухонемому.

С камешком одним, чтоб в ров бросать.

Сердце к сердцу. Трудным было слово.

Было трудным, чтобы легче стать.

 

Из Райнера Рильке

 

ОСЕНЬ

 

На землю листья желтые летят,

небесный сад увял, покровы сбросил;

земля упала в бездну звездной ночи.

 

На одиночество похожа осень,

жизнь отрицает этот листопад.

 

Мы тоже падаем. Моя рука

строкой падет на лист: во всем есть это.

 

Но есть Один, он в запредельном где-то,

в чьей власти и паденья, и века.

 

ДАМА ПЕРЕД ЗЕРКАЛОМ

 

Как в глотке снотворного она

растворялась в глубине зерцала,

отраженью подмигнув устало;

улыбалось ей оно со дна.

 

И ждала, чтоб поднялась волна;

волосы в глубины опускала

и плечо слегка приподнимала

над разрезом декольте, верна

 

лишь себе. Пила из отраженья,

что один любовник страстно пил,

взгляд в упор, исполнена сомненья;

 

горничной рассеянный кивок,

профиль чей свет в зеркале затмил,

хмурый поздний час, шкафы, зевок.

 

Родился в 1954 году в Одессе. В 1962 году вместе с семьей переехал в Таллинн. Журналист. Работал во многих русскоязычных газетах Эстонии, а также репортером  еженедельной криминальной хроники на телевидении. В Германии с 2001 года. Живет в Ганновере. Входит в Объединение немецких журналистов и прессы (DPV e.V.) и в редколлегию русско-немецкого литературного журнала «Studio | Студия».  Автор 4 книг стихов и переводов.