Георгий Квантришвили

Откуда есть пошла литература в краю самарском?

В следующем году будет отмечаться 430-летие основания Самары князем Засекиным. Это древнейшая из празднуемых дат истории края. Когда заходит речь о начале самарской литературе – единодушия по поводу имён и дат не наблюдается. Может, оно и к лучшему. Список гостевавших здесь именитых литераторов обычно открывает Гавриил Державин. Но литературным классикам случалось бывать здесь и ранее. Подросток Антиох Кантемир высаживался в Морквашах, ныне части города Жигулёвска. За девять десятков лет до Кантемира Девья гора и Царёв курган вдохновили на сонеты классика немецкого барокко Пауля Флеминга. В другом сонете Флеминга в литературу впервые входит Самара. Пока река, а не город.

Выход за пределы русской словесности заведёт ещё глубже. В глубины, доныривать до которых смельчаков не находилось. Письменные литературы были в государствах, существовавших здесь до российского подданства. В Поволжье существовала и погибла малоизвестная городская цивилизация. Народы, заселявшие заволжскую степь, создали грандиозные эпосы.

Во времена декабристов в Самаре было 12 тысяч жителей. Удивительно, но свой литератор у этих 12 тысяч уже появился. Иван Второв. Со смерти Второва пошёл 172-й год, наследие ожидает издателя. В своём неизданном дневнике Второв пишет о других питомцах муз, скрашивавших в Самаре его досуг. С ними всё ещё сложнее.

Но за 18 лет до рождения Второва самарский купец Данила Рукавкин описал путешествие в Хиву. Возможно, им и началась собственно самарская литература. Увы, в 2004-м году никто не праздновал четверть тысячелетия самарской словесности.

Провинциальный литератор пишет словно бы на песке, никто не даст гарантии, что вскоре написанное им можно будет разобрать. Резонанс его писаний ничтожен. Можно было бы сказать, что он ограничен пределами провинции, но и это неправда. Любой столичный коллега легко кладёт его на обе лопатки, ведь провинция скорее выслушает гастролёра, нежели «пророка в своём отечестве».

История провинциальной литературы – история неудач. «Гении рождаются в провинции, а умирают в столице». Из этого не следует, что любой, отправившийся умирать в столицу, гений. Но провинциальный литератор, который не сидит на упакованных чемоданах, видимо, совсем уж пал духом. Променяв гипотетическую вакансию «первого парня на селе» на кандидата во «вторые пушкины», провинциал чаще всего, конечно, «не угадывает ни одной буквы». И поделом.

Провинциалов строже судят за неправильность биографии. Расстрелянного монархиста Гумилёва столица издала ещё при советской власти, эмигрантов Набокова и Бродского стала печатать четверть века назад. У нас до сих пор не прощены те, кто в далёком 1918-м подался с отступавшими частями Комуча. А это почти вся самарская предреволюционная интеллигенция. Её будто слизало не только из города, но и из общественной памяти.

Провинциальному литератору меньшее дозволено. Знаю случаи, когда брали в оборот только за формальное подражание официальному столичному «авангардисту». Провинциалу намыливают холку за темы, за которые в столицах перестали трепать даже «козлов отпущения» на окладе.

Можно продолжать сей скорбный перечень, но стоит предупредить вопрос: «Что, всё так плохо? Тогда зачем?» В самом деле, зачем заниматься делом, в котором у нас нет ни одного конкурентного преимущества? Отвечу: преимущество у нас есть. Оно может стать решающим, если мы его осозна?ем. Вот оно: мы живём здесь.

 

 

К списку номеров журнала «ЛитСреда» | К содержанию номера