И я еще воскресну. Стихотворения

* * *

 

Мне не уйти из психбольницы.

Ты в ней – и вот она в тебе –

клокочет, рвётся на страницы

и шарит лапой по судьбе,

куда б тебя ни заносило –

в край небоскрёбов или скал –

ты возле солнечной Мессины

увидишь бешеный оскал

чудовищ – нет, не тех, из книжек –

своих, придуманных тоской,

толпой, тебя несущей ближе к

безумью дней, к огням Тверской.

 

И будто всё отлично с виду:

умыт и трезв, идёшь в театр –

но чувствуешь: с тобой в корриду

весь день играет психиатр.

Или в музеях строгой Вены

бредёшь меж статуй героинь –

а врач решит – и резко в вены

введёт любовь, как героин.

 

…Спокойней – в домике с охраной,

решёткой, каменной стеной,

где мне зализывают раны –

чтоб не осталось ни одной,

где нет ни долга, ни заботы,

ни вин, ни бед… Халат надеть

и от субботы до субботы

на подоконнике сидеть

и издали смотреть на лица

толпы, на улицу в огне.

А рядом Гоголь отразится

в забитом намертво окне.

 

* * *

 

Всё проще.

Гораздо проще.

Ну кто сейчас ставит размашистый, претенциозный росчерк

на яркой открытке из Падуи или, скажем, из Сан Франциско?

Достаточно смс-кой: «привет дорогой я близко».

Каких-нибудь девять часов полёта

из этого фешенебельного болота –

и я в Москве,

где на Вернадского – снова ветер,

где снег заметает свет,

но тот фанатично светит,

где мы, скользя по лужам, со смехом бежим в кафе…

Палящим кольцом, всё уже,

под кожей – аутодафе.

Господи, почему же

этот – один – так нужен –

ясно, неизлечимо,

без всяких «если» и «но»…

Будто в старом кино –

мы – женщина и мужчина –

медленно, мед-лен-но

пьём капучино.

 

А если…

Всё тоже проще.

Поймёшь – не погиб гонец

в далёкой солнечной роще,

почтовый голубь, устав вконец,

не сбился с пути,

не свергнут Гермес…

Но в каждом непосланном смс

холодом –

«Отпусти».

 

* * *

 

Зажмурится ветер – шагнёт со скалы.

Спокоен и светел тяжёлый наплыв

предсмертного вала – он манит суда

на дно океана. Седая вода

врывается в трюмы, где сгрудились мы:

звереем – от запаха смерти и тьмы,

безумствуем, ищем причины…

 

Кричим: «Это риф – или мысль – или мыс –  бездушность богов – нет, предательство крыс…»

И крики глотает пучина.

 

Я ринусь на палубу, в свежесть грозы.

Пора мне.

Монетку кладу под язык –

бросаю ненужные ножны.

 

И плавно – сквозь ночь, как седая сова –

взлетаю с галеры – туда, где слова

понятны ещё –

но уже невозможны.

 

 

Ars poetica

 

Я ослеп. Измучился. Продрог.

Я кричу из этой затхлой бездны.

Господи, я тоже чей-то бог,

заплутавший, плачущий, небесный.

 

Вот бумага. Стол. Перо и рок.

Я. (Больной, седой и неизвестный)

Но умру – и дайте только срок,

дайте строк – и я ещё воскресну.

 

* * *

 

Ты понимаешь: этот угар – последний.

Занавес.  Акт четвёртый написан глупо:

паспорт, билеты, куртку надеть в передней.

Свет погасить. Точка. Выносят трупы.

Мы это знаем. Но – как в античной драме –

мчимся к финалу. Жадно. Необратимо.

Неизлечимо. Страстно. Картинка в раме

раму ломает, рвётся на волю – мимо

старых сюжетов, серых зевак; потоком,

пенным, неудержимым, несётся к краю –

там, где губами… прикосновенье – током…

бешено… неуёмно… и замираем.

И за минуту – боги – любую цену,

Что там? Билет экспрессом до преисподней?

 

…дворник ворчит, опять отмывая сцену:

«Клюквенный сок – до жути густой сегодня».

 

 

* * *

 

Ты, конечно, забудешь и странное это безумье,

непонятный, нежданный, смешной урагановый бред.

Ты вернёшься в тот мир, где до слёз надрывается зуммер

в телефоне пустом. И где найден удобный ответ

 

на вопросы «зачем», по каким неизвестным спиралям

нас несло через дни – чтоб, столкнувшись у края земли,

мы друг друга с тобой беззастенчиво, бешено крали

у стреноженных дней. И над нами шумел эвкалипт,

 

удивляясь неистовой страсти двуногих растений,

что пришли в этот лес – и расстаться почти не смогли.

Ты, забудешь, любимый. И только останутся тени.

Две счастливые тени – у самого края земли.

 

 

Австралия

 

Мы уплываем – словно шаткий плот,

чуть не слетевший вниз, в земную полость,

когда планета ринулась вперёд –

и древняя Пангея раскололась.

И мы – на ней. Пришельцы. Чужаки.

Колёсами цепляемся за камни

меж бесконечным морем и песками

и чувствуем – на нас глядят веками

чужих теней тяжёлые зрачки.

Живём в плену. Пустыня и вода.

Звоним глухим, усталым абонентам…

 

Мне страшно оставаться навсегда

в смирительной рубашке континента.